Тесная кожа
Шрифт:
– Посмотрим.
– Я к тому, что если не выйдешь, можешь остаться.
– Ну к дьяволу.
– Слушай, кончай. Достал.
– По рукам.
– У тебя еще руки?
Брон посмотрел на ладони с черным следом от спички на правой. Злобно усмехнулся:
– Молодец! Да, пока руки...
– Две?
– Восемь.
– Обойдешься четырьмя. Сейчас удвоятся, сделаем.
– Прозит.
– Чин-чин.
– Лучше?
– Забыли. Лучше?
– Сколько рук?
– Две, мистер О'Брайен.
– Продолжим.
4
Познобшин вышел на работу. Он чувствовал себя ужасно, но помнил, что это очень по-людски - мучиться похмельем,
Рядом разгадывали сканворд.
– Дочь баранки?..
– С юмором, смотрите... Сушка!
– С... у... ш... ка... Верно, сушка.
– Баранка - мама, а папа - хот-дог.
– С арабским соусом, да.
– Не, с кетчупом. Перетрахал целую вязанку, триппер поймал.
Скоро явился заказчик, и Брон, присев на стул-вертушку, встретил его холодным взглядом.
– Добрый день, - бодрый мужчина лет сорока, с выгоревшими волосами, кивнул и без приглашения уселся рядом.
– Я к вам вот с какой штукой...
Он достал из кейса восемь пачек листовок, похожих на денежные. Если смотреть издалека, то можно и ошибиться.
– Мясное блюдо?
– донеслось из-за спины и тут же ответило: - Азу.
– Это нужно раздать, - распевало электричество.
– Желательно деткам. Это билеты сказочной лотереи "Котя-коток".
– Я сделаю, - Брон осторожно нагнул голову. Он вынул одну пачку из рук заказчика, повертел и отложил в сторону.
– Между прочим, вы не пробовали стрелять из пневматического пистолета по куску мыла?
Он внимательно смотрел на клиента, пытаясь предугадать реакцию.
– Пробовал, - отозвался мужчина, застегивая кейс.
– Если бой хороший, то пульки застревают, и их потом трудно выковыривать. А что?
– Ничего.
– Ну, договорились, - клиент встал, улыбнулся.
– До скорого, да?
– Попробуйте, - Брон не стал противиться.
– Всего вам доброго.
Познобшин провернулся и уставился на пачки.
"Мимо", - отметил он про себя.
– Чего такой квелый?
– на плечо легла пухлая ладонь Ящука.
– Тяжко?
Шеф был еще не одет, но уже при гармошке.
– Есть, но терпимо, - буркнул Брон. Ящук, хотевший было идти дальше, задержался.
"Ага, сейчас получится, - решил Познобшин.
– Зацепила нестыковочка".
Маленький Ящук действительно удивился. Он привык, что Брон, когда его застигали с поличным, отнекивался вопреки очевидности, до последнего. В такие минуты его бывало очень жалко, и сердце Ящука переполнялось блаженством оттого, что Ящук был формально властен миловать и прощать,
и он немедленно прощал, добрый человек - ему было радостно думать, что вот он кому-то помог, кого-то утешил. Бедняга боялся, что поднимется крик, и зря боялся, все обошлось, никто не сердится, и Ящук - в первую голову. Вокруг сплошная гармония, курлычут ангелы, с небес планирует заботливый покров. В Ящуке столько любви, что дирекция ему семечки, он, щедрая душа, утешит и простит целый концерн, а то и министерство. Он и за пивом бы сгонял, но неудобно, и к тому же можно пострадать - ведь люди неблагодарны, что тоже, конечно, простительно.– Присядьте, Мирон Борисович, - пригласил Брон.
Ящук машинально сел.
– Я вам сейчас расскажу потрясающую вещь, - сообщил Познобшин и потянулся в зевоте.
– Мой знакомый хирург удивил меня историей библейского царя Асы. Аса страдал неизлечимой болезнью: у него сперва отнялись ноги, а после все поползло вверх - отказал живот, потом - руки. И помер он, ибо взыскал не Господа, а врачей. Так вот: все это, оказывается, сущая правда. Бывает такая страшная опухоль в позвоночнике, которая вызывает именно такие симптомы. Значит, перед нами не просто легенда - все подано так грамотно, словно списано из медицинского учебника.
Сзади раздалось:
– Позади нас - многоточие... впереди нас - многоточие... хорошо с перепою мечом помахать. Слышь, придумай слово! Пропущенное.
Ящук был не дурак. Он понял, что над ним издеваются.
– Я вас не понимаю, Познобшин, - сказал он напряженно.
Кругом гудело. "Патрон, - Брон думал про Ящука.
– Смазать и ввинтить лампочку".
– У меня все замечательно, - пожал он плечами.
– А что не так, Мирон Борисович? Я просто рассказал. Правда, интересно?
И Брон встал. Сцепив за спиной руки, он с доброй улыбкой изучал Ящука, из которого красными лепехами попер адреналин.
– Неуместно, Мирон Борисович, я знаю, - Брон выбил из рук противника копье.
– Я просто так, без всякой задней мысли. Не обращайте внимания.
Теперь, когда перед ним вроде как извинились, Ящук растерялся окончательно. Он смотрел на Брона, гадая, зачем тот встал и тут же находя тому вполне разумное объяснение: подчиненный стоит перед сидящим начальником, удивляться нечему, он сидит, а тот стоит, вот если бы наоборот, то было бы естественней... черт!
– Рать, - бросил Брон через плечо.
– Что?
– спросил Ящук.
– Это я не вам. Рать!
На Брона уставились аккуратные очки. Веснушчатая рука, державшая карандаш, зависла над клеточками.
Грифель зашуршал.
С соседней табуретки квакнул смешок.
Познобшин чувствовал, как ему с каждой секундой становится легче. Неадекватно. То, что требуется: совершенно неадекватно, невпопад, но - в границах. Он кривляется на островке безопасности. Лишний шаг - и его собьют, но дальше он не пойдет, достаточно. Он только, дразнясь, занесет ногу.
– Не по-людски, Познобшин, - уронил Ящук.
И - подарил бальзамом, угадал, попал в точку.
– Надеюсь, - Брон печально улыбнулся.
– Божьи руки... Если опустить руки в беспокойную воду, картинка смещается и дрожит. Как бы и чужие руки, не свои, свет преломляется в плотной среде. А им в воде непонятно, что рядом стоит большой хозяин. Так и люди - руки Создателя, опущенные в тазик. Ладошки, мнимо разделенные, не знают, что у них общий корень...
– Займитесь делом, - Ящук встал и повернулся, не желая больше никаких проникновенных бесед.
– Мой вам совет: навестите медпункт. И чтобы через час были в норме.