Тест
Шрифт:
Кнут свистнул в воздухе и обернулся вокруг ног Смита. Стражник дернул и земля вздыбилась.
– На колени, хам, - услышал Смит.
– Я тебе напомню, как надо здороваться.
Снова свист, и словно огнем полоснуло по груди.
"Меня бьют!.." - мелькнула мысль... и вдруг бешенство, мир вокруг потемнел, отдалился, остался только черный силуэт, рука занесена для следующего удара, и где-то в уголке сознания - только бы те не услышали! Страшный рывок, прыжок, ступни, вбитые в твердую грудь, черное пятно на земле. Нож! Куда бить? Рука, запихивающая крик назад в горло. Кровь! Кровь, фонтан крови из распластанной шеи...
Мир
– подумал он, сгибаясь в три погибели и тяжело дыша. Из корчмы все также доносился смех, чьи-то возгласы. Ничего не слышали... Удивительно, но они ничего не слышали... Как будто и не случилось ничего..."
Из леса бежали Однорукий и его товарищи. Подросток, только что чистивший коня, волок за ноги мертвого Стражника куда-то в сторону, за корчму.
Смит подошел к двери, открыл ее и переступил порог. Сени, за ними снова дверь. Большая изба, столы, напротив стойка, какие-то бочки.
– Это он! Он все скажет... он подтвердит, что я правду говорю! Ты, скажи им, что я не виноват!
Он посмотрел в ту сторону, откуда доносился голос. Джонс... Привязан к столбу, поддерживающему потолок, на обнаженной груди красные полосы.
– Ну скажи им! Спросите его, он тоже сошел с гор! Так, как и я! Так, как и я!
Никто из сидевших за столом мужчин не сдвинулся с места. Поднесенные к губам глиняные кружки замерли на полпути, пять пар глаз вглядывались в него с безграничным изумлением.
Смит тоже удивился. Стражники были лысыми. Голые гладкие черепа, блестящие в падающем из окон свете, были почти смешны. Жуткие рожи исчезли вместе со шлемами, уставившимися теперь пустыми глазницами в потолок. Это были пятеро обыкновенных, одетых в черное мужчин, потягивающих винцо в придорожной корчме. Смит взглянул на Джонса. Нет, они не были обыкновенными людьми.
– Ну скажи им!
Кружка, грохнувшись об стол, не выдержала и разлетелась на черепки, разливая свое содержимое. Перевернутая лавка глухо стукнулась о пол. Свист кнута. И снова земля дыбом. Острая боль в затылке. И темнота.
Он пришел в себя, когда на него вылили ведро холодной воды.
Все уже было кончено. Двое Стражников, сидевших у окна, так и не успели встать. Из их спин торчали короткие древки стрел. Трое других лежали на полу. Рассматривать их желания не было.
– Я думал, что с тобой уже все ясно, - сказал Первый, когда они вышли из корчмы, чтобы присоединиться к остальным.
– Ты лежал возле двери весь в крови...
– Это не моя кровь, - ответил Смит.
Во дворе Джонс хлопал по плечу Лучника.
– Я не знаю, как вас благодарить, - говорил он.
– Это было страшно. Они меня, наверное, убили бы. Хотели, чтобы я признался, что я преступник, что выступаю против чего-то... уже не помню чего...
Лучник стряхнул его руку.
– Против Слова, - сказал он.
– Это мы те преступники.
Он увидел Смита и широко улыбнулся.
– Умойся, - сказал он.
– Женщин нам перепугаешь. Ты похож на вампира.
– О-о-о!
– воскликнул Джонс.
– Это ты! И правда, когда
– Правда?
– спросил Смит.
Лучник снова улыбнулся и направился к лошадям. Смит только теперь заметил, что стрелы в притороченном к спине Лучника колчане длинные и толстые, такие же, как та, которую он видел на дороге, в горле у Стражника, днем раньше.
– А потом этот сукин сын поймал тебя кнутом за ноги и дернул.
– Джонс вцепился в руку Смита, как будто боясь, что тот от него убежит.
– Ты так трахнулся головой об лавку, что у меня искры из глаз посыпались. А потом они стали стрелять из окон и ворвались в избу... Ловко, правда?
– Он вдруг понизил голос: - Слушай, а кто они, эти люди? Почему они убили этих черных?
Джонс высвободил руку.
– Стражников убили, чтобы спасти тебя, - сказал он.
– А кто они? Скоро узнаешь, сами тебе это скажут.
К ним подошел Однорукий.
– Иди умойся, - сказал он.
– Пора возвращаться.
Колодец был за корчмой, и когда Смит вернулся, во дворе стоял только один конь. Остальные, а с ними и большинство мужчин, исчезли. Остались только Однорукий, Лучник и Первый, Джонс уже сидел на коне, его лицо прикрывал капюшон.
– Поезжайте вдвоем, - сказал Однорукий.
У Смита болела голова, и ему не хотелось отвечать на вопросы Джонса.
– Да нет, я пойду пешком, - сказал он.
– Сможешь? Как хочешь.
– Однорукий пожал плечами.
– Но кому-то с ним ехать все же придется. Первый, может быть, ты?
Лучник взял коня под уздцы, и все направились к лесу.
По дороге в деревню никто из мужчин не проронил ни единого слова. Джонс сначала пытался громко протестовать против повязки на глазах, затем стал расспрашивать Первого, но, не дождавшись ответа, умолк тоже. Молчал он и тогда, когда добрались до места, и позднее, когда все мужчины уселись обедать за вынесенные на поляну столы. И только когда Однорукий отпустил их обоих отдыхать и они остались одни в той самой избе, в которой Смит провел ночь, Джонс сказал:
– Слушай, не нравятся мне эти люди. Ты знаешь, они силой натянули на меня этот капюшон и еще глаза завязали. Сказали, что я не должен видеть дорогу в их убежище, потому что могу сломаться и выдать их Стражникам. Это я-то - сломаться! Не доверяют нам, это ясно.
Смит притворился, что спит, а спустя мгновение спал уже на самом деле.
Их разбудил Однорукий.
– Идем, пора, - сказал он.
Было темно, только с поляны пробивался красный свет. Костер. На его фоне Смит заметил идущую к ним навстречу тонкую девичью фигурку. Девушка молча прошла мимо. Джонс нагнулся и шепнул:
– Ничего задница. Вот бы того... попробовать.
Однорукий обернулся, схватил Джонса за полу куртки и подтащил к себе.
– Это моя дочь...
– сказал он.
– Даже приближаться к ней не смей.
Перепуганный Джонс что-то промямлил.
Они подошли к костру, вокруг которого молча сидели, вглядываясь в пламя, мужчины. Смит заметил, что Первый машет ему рукой, показывая на место возле себя. Он сел и стал наблюдать за тем, как Джонс, пытаясь выглядеть спокойным, вертится между Одноруким и Стариком. Старик сидел неподвижно, его мысли витали где-то далеко, в только ему одному известных мирах.