Тетради

Я тиснул побольше конфет, и мы улеглись. Саша поминутно вскакивал и требовал, чтобы мы открыли водку, а утром выложили за неё последнюю пятёрку. Он утверждал, что спать на водке и не пить её он не в состоянии, я же был не в состоянии пить водку, а на вино согласился бы с удовольствием. Но на шампанское денег у нас не хватало, а обманывать девок нам не хотелось.

Наконец он угомонился, и мы стали жалиться друг другу на вероломство девок, не оценивших и не вознаградивших всех наших достоинств, а довольствующихся, причём с радостью, обществом пьяниц и матершинников. К тому и другому пороку (на словах) они относились очень отрицательно. Я вспомнил о милой почтальонше. С этим и заснул.

Проснулся под утро, совершенно не понимая, где нахожусь. Как понял – улыбнулся и уснул снова.

Продавщицы разбудили нас в шесть часов, отперев замок магазина. Они проводили протрезвевших мотоциклистов только что, всю ночь не спали, с ними был Валера – верный спутник Светы, чем и заслужил он мою симпатию. Думаю, связь их вполне непорочна, что кажется мне странным для местных нравов. Хотя кто их знает, насчёт нравов и связи. Мы за эту ночь поняли, что многое не понимаем.

Попили чай с пряниками и, распрощавшись, отправились на остановку. Долго ждали автобуса, совсем прозябли. Наконец автобус пришёл. Поехали. Проезжали те места, через которые так весело вчера добирались до Самсонихи. Наконец я всё-таки увидел Новоржев. В нём особенно запомнились разные плакаты и вывески, выполненные местными художниками. Трогательно и смешно.

80 рублей от мамы

До Пушкинских Гор добирались порознь. На почте ждала радость: добрая моя мама прислала телеграфный перевод, и не на 50–60 рублей, как я просил, а на все восемьдесят! Отпраздновали пивом, рисом и эстонской колбасой. И после – пивом в нашем традиционном буфете.

В кафе за нашим столиком сидела чопорная пара молодых прибалтов: аккуратно одетых и помногу оставляющих в тарелке. Мы же, грязные и голодные, производили, наверное, на них омерзительное впечатление: «Ох уж эти русские!» Я даже закашлялся от напряжения.

Вечером писали и ничего не пили.

19-20.07.84. Писали мало и неважно, мотались в Пушкинские Горы за пивом. Чего-то пили.

Сил больше нет! Пора домой!

Святогорский монастырь. Картины негра

21.07.84. Утром приехала Оля Флоренская. Да ещё и с Кузей, которого отпустили с работы на неделю. О писании и речи уже быть не могло. Вышли гулять. По дороге нас встретил «Икарус» с Мишей Глазомицким. Поехали в экскурсбюро, потом отправились в Святогорский монастырь, где попали на выставку академистов, в т. ч. и наших знакомых. Понравились работы какого-то негра: пейзажи с корпусом Святогорского монастыря (сейчас в нём общежитие для одиночных экскурсантов), с могилой Пушкина и ещё один, не помню что. У остальных написано лихо и плохо. Как и следовало ожидать.

Хранитель монастыря повёл нас на колокольню. Спустившись, отправились в ресторацию. Отобедали на славу с пивом по два рубля. После зашли в магазин и купили две бутылки водки, дабы идти в гости к А. Мы с Сашей вернулись купить что-нибудь поесть: потратились на баночку рыбки, бутылочку «Стрелецкой» впридачу и две «Агдаму». Догнали наших друзей, в гостях славно попили и поели. Хозяева – А.– очень милые люди. Миша рассказывал всякие диссидентские истории. Потом добрели до Михайловского. Оттуда домой. Дома изрядно выпили.

О. и А. Флоренские, А. Филиппов в Тригорском

Мухи кверх ногами. В Лиепаю

22.07.84. С утра были в Тригорском в доме Вульф и в баньке, где Пушкин любил пивать жжёнку. Дом произвёл приятное впечатление, но слишком всё здесь как-то музейно, если сравнивать с домом Достоевского в Старой Руссе.

Уехали на автобусе в Пушкинские Горы, попили пива, купили две «72»-го и отправились в Петровское. В Петровском встретили нашего знакомого старшину Юру, который пригласил к себе в каптёрку. Там увидели страшную картину побоища: Юра устроил травлю мух. Все горизонтальные плоскости каптёрки – стол, подоконник, стулья и скамья – были завалены трупами мух с задранными кверху ногами. Некоторые несчастные доживали последнюю минуту и в страшных судорогах гибли, Юра был очень доволен. Предложил угостить его, но мы, как истые любители трезвости, от предложения отказались. Он пропустил нас через чёрный ход в парк.

Еле-еле вернулись домой. За день прошли, кажется, более 20 км. Вечером напились, ругались. Завтра Саша с Олей уезжают, бросая нас со всем барахлом. Я и Кузя остаёмся одни. Решили путешествовать в Лиепаю через Псков и Ригу.

Здесь был эрзац-Пушкин

23.07.84. С утра писал пейзаж дневной со средней горки, боясь писать жирно, т. к. сегодня собирались всё отправлять. Плюнул на это писание, решили ехать завтра. Собрали всё хозяйство, моё и Шуры, получилось довольно много и тяжело. Чтобы всё это отправить, мне с Кузей пришлось приложить много сил физических и всё наше обаяние, дабы прельстить почтальоншу, которая таки приняла нестандартную посылку.

Вечером слушали рассказ сына хозяйки Валентина о местных нравах. Основное внимание было уделено развлечениям прошлых лет: танцам, беседам, игре в ремешки (правила её оказались более сложными, чем те, с которыми мы познакомились в Самсонихе), посиделкам, ярмаркам, дракам и поножовщине.

Выслушали также рассказ о добром толстом немце, у которого Валентин в детстве неудачно пытался украсть какой-то фирменный коробок спичек в специальном чехле, но был им (немцем) пойман и отведен к матери, которая выдала немцу за это бутыль самогона. Немец всё корил Валентина за воровство, говоря: «Зачем ворофать? Спосить меня. Зачем ворофать? Я тебе дарить». На прощание добрый немец подарил Валентину злополучные спички и, довольный полученным сосудом, удалился, оставив сие преступление без последствий.

Ещё мы узнали, что дом, в котором мы живём, замечателен своими постояльцами. Жили тут генералы, жили и художники. Один из них приезжал сюда с Пушкиным и рисовал его на «скамье Онегина». Причём этот Пушкин был неотличим от настоящего, и бакенбарды были не приклеенные, а естественные. Художник писал огромную картину 2x3 метра с лишкой, Пушкин сидел на скамье, с одной стороны лежал цилиндр, а с другой – трость. Так, с цилиндром, тростью и эрзац-Пушкиным ходил он к скамье, ставил огромный холст и писал. Фамилия его была Лактионов.

Вот в каком доме мы жили!

Вид на Сороть от Тригорского

В Лиепаю

Белая церковь плывёт над рекой

25.07.84. Сидим на дороге за Изборском: я и Кузя. Машин нет и не предвидится.

Кузя ловит «иномарку»

Вчера утром выехали из Пушкинских Гор. За день до отъезда отослали по почте холсты и краски на адрес Шуры, который бросил нас в Воронине и умотал в Л-д вместе с Олей. До Пскова добрались довольно лихо.