The bad еврей
Шрифт:
То есть вы оказываетесь в благословенной Америке, где евреи – кто бы мог подумать?
– далеко не последние люди на земле, и если не самые первые (антисемитизм есть и здесь, не без этого), но уж точно не на помойке себя нашли. Любители статистики могут сами пошукать в Интернете, кто из 6 миллионов американских евреев – сенаторы, депутаты, миллионеры, голливудские продюсеры, Нобелевские лауреаты и пр. Пусть попробует какой-нибудь кандидат в президенты США не принести клятву на верность делу защиты права евреев на свое государство, не прийти перед самыми выборами на главный еврейский конгресс, не присягнуть и так далее. Честно говоря, я не знаю, что будет в этом случае, по крайней мере, такого случая в новейшей истории не было; и ссориться с влиятельной еврейской общиной в Америке вряд ли кто в ближайшее время захочет. Поэтому, не естественно ли, оказавшись здесь, позволить себе маленькую слабость, и начать гордиться тем, за что вас
Ну, разве это не прекрасно? Вам не надо скрывать, что вы тот самый еврей, потому что это не позорное родимое пятно, а гордый знак отличия, который вы вдруг ощущаете в себе, как свою сияющую природу? И если вы даже немного перебарщиваете с этой гордостью (помните гениальное ленинское замечание: обрусевшие инородцы всегда пересаливают по части истинно русского настроения?), если вас чуть-чуть и заносит, то разве нельзя посмотреть на это с ласковым пониманием, как на невольную ошибку ребенка, вырвавшегося, наконец, из зала, полного до краев душными и угнетающими церемониями, выбежавшего на свежий чистый воздух и в радостном непривычном опьянении издавшего громкий победный глас? Свобода, блин, свобода и равенство. Трендец!
Главка девятая
Вообще относится с пониманием к чужим слабостям – знак мудрой толерантности. Взрослости, можно сказать. Лучше казнить за слабости и гадости себя, чем других. И со стороны покрасивше будет, да и традиция вполне комплиментарная в осуждении себя существует; в то время как пророческие проклятия, по меньшей мере, высокомерны.
Но в том-то и дело, что когда я говорю о еврейских, скажем так, слабостях, я и говорю о себе. Потому что если только представить, что говорит это нееврей, то тут такое начнется, такой, блядь, вселенский скандал, такие залпы негодования и упреков в антисемитизме и человеконенавистничестве, такой ущерб для репутации, которую можно сразу хоронить и на могилке фиалки поливать, что даже подумать страшно.
Как же – гонимая нация, галимая, несчастная. Вся кровь Холокоста обрушится на голову робкого критика еврейской мечты, и никакие оправдания, что наций, мол, нет, что это все выдумка XIX века, один из самых действенных мифов манипуляционной политики хитрых властных элит, не помогут очиститься от потоков грязи и негодования. Как посмел какой-то гой усомниться в том, что еврейский национализм - есть лишь спасительная и инстинктивная реакция на недружественный мир? Что раскапывать евреев среди членов ЧК, ЦК или НКВД, или, что почти то же самое, искать их среди сегодняшней толпы российских олигархов, обступившей трон, – это злобный и недостойный интеллигентного человека пещерный антисемитизм, можно даже сказать, зоологический. Поэтому если я, обыкновенный человечек, у которого лишь евреи в родне, не скажу о том, что считаю правдой, то и никто, боюсь, долго не скажет. Потому что я говорю о себе, себе родном, себе, еврее. Хотя и мне, пожалуй, влетит по пизде мешалкой, как самоеду, не без этого, но все же есть хоть какой-то шанс, пусть микроскопический, объясняться. Короче, едем дальше.
Мы остановились на том, что несчастный еврей приезжает в Нью-Йорк и ощущает себя не парией, высушенным из говна, а полноправным и полноценным, плюс к тому членом влиятельного сообщества миллионов американских евреев, среди которых тесно от богачей и умников. Хотя на самом деле все не так. Между ним и местными американскими евреями – тонкая стеклянная, но непроходимая стена, которую ему не суждено будет разрушить. Да, он получает пятое и десятое от разных фондов, что гарантировано его статусом политического беженца. Но это всего лишь возможность держаться на поверхности затхлого прудика под названием Russian community, состоящем из огромного числа невесть откуда взявшихся, ужасающе провинциальных соплеменников, с которым очень не хочется ничего делать на одном поле, но надо. Он, наш неофит, хотел бы общаться с Вудди Алленом (но тот давно, оказывается, уехал в Лондон) и Натали Портман (наша, молдаваночка), а должен искать общий язык с тетей Розой и дядей Боней из Шепетовки. Он опять ощущает себя несчастным и ущемленным, причем подчас более ущемленным, чем в Рашке, но совсем по-другому. Социально. Увы, он не знает языка общения и самоутверждения, он не может включить американское телевидение, то есть может, но ничего не поймет, он живет ущербной и ненормальной жизнью, которую вынужден выдавать за феерию свободы.
И его еврейство – это последнее, что у него остается. То есть некая символическая апелляция к воображаемой общности с реальной силой, богатством и влиянием, которую – по причине воображаемости - у него никто не в силах отнять. Вообще-то не очень много. Но единственное, что есть. Он смотрит русское телевидение и слушает русское радио, он немного недоумевает, что теперь до конца жизни для окружающих он – русский, а не еврей, потому что ни на каком, кроме русского, блеять не научился.
И тот самый еврейский национализм – просто последний рубеж обороны сознания бывшего отщепенца в чужой стране. То есть он как бы делает вид, что все эти еврейские миллиарды его, что между ним, евреем из Барнаула, и американскими, и израильскими евреями полнокровная и естественная взаимосвязь, и он сделал совершенно правильно, что бросил все к чертовой матери в неспособной дать себе и другим свободу России и начинает все с нуля в чужой и вежливой Америке.В любом случае пропасть с голоду ему не грозит. Вообще пропасть в довольно-таки социалистической Америке надо еще умудриться, а пропасть политическому беженцу просто невозможно. Особенно если ему исполнилось заветные 62, и ему сразу будут платить приличное пособие, обеспечат жильем и медицинской страховкой, о чем многие коренные американцы, надо сказать, только мечтают. В принципе это такой редуцированный вид коммунизма с человеческим лицом в виде социальных работников, которые будут за тебя готовить и убирать квартиру, возить тебя к врачам, вытирать тебе жопу, заполнять вместе с тобой многочисленные анкеты, короче делать твою жизнь более приемлемой. А если 62-х еще нет, русско-еврейские доктора за полгода сделают из тебя психа, тем более что культурный шок и депрессия разной глубины и формы тебе обеспечена твоим статусом эмигранта в языковом аквариуме; и ты получишь почти то же самое, только по другой статье.
Короче, есть за что благодарить, надо только понять – кого? И здесь тебе поможет местное телевидение на русском языке, а также те, кто приехали сюда раньше тебя. Они все как один - еврейские патриоты, даже если не сменили русские имена на соответствующие еврейские транскрипции, они жгуче болеют за святую борьбу Израиля против мерзких арабов, у которых просто нет ничего человеческого. И рады, что сильная Америка (как это было при Буше-младшем, эх, где эти времена!) не бросает евреев в этой справедливой войне. Об этом с утра да вечера говорят с экрана русские журналисты из Израиля и Америки, рассказывая и показывая эту, увы, вечную борьбу добра со злом. И кто есть кто, такой вопрос даже не возникает.
Главка десятая
Да, русское телевидение в Америке это еще та, надо сказать, кантовская вещица. Не то, что путинско-медведевское, даже советское телевидение - отдыхает. То есть если добро, то сияющее как ангельские крылья с чем-то белым без причуд, а если зло – то чернее театрального бархата, обосранного козами по подолу. Иначе говоря, бой с тенью. При показе противной стороны ни одного более-менее человеческого образа араба как живого существа, одни хмурые, злые и нервные террористы, ракеты-касамы, черные повязки на лицах, зеленые на голове, изможденные истеричные арабские тетки, гадкие и грязные мальчишки, кидающие сначала камни в израильских полицейских, пока не переходят к гранатам и бомбам шахидов.
То есть полный и кромешный мрак и прореха на человечестве, а не нация, с которой борются высокие, как дядя Степа, и трогательные в своей обыкновенности люди с такими понятными человеческими заботами. И в кадре тесно от обилия симпатичных и даже немного наивных лиц замечательных израильских солдат, здесь же озабоченные физиономии патриотически-строгих израильских репортеров и почти всегда милые мордашки израильских детей, прячущихся в бомбоубежищах Сдерота, когда очередная, сделанная из водосточной трубы ракета мерзких боевиков из ХАМАСа омрачит мирное еврейское небо. То есть на уровне картинки и комментария вопросов о безумии и бесчеловечности врагов благословенного и жаждущего мира Израиля не возникает. Зло и добро одинаково добротны и узнаваемы, они скроены из одного куска материи под названием иллюзия, только на одну сторону идет лицевая часть, а на вторую – оборотная.
Вообще-то никакого ноу-хау. Советские черно-белые «Хроники дня», где уже тревожная музыка и мрачный ударный первый кадр давали советскому зрителю, получающему порцию политвоспитания перед вожделенным кинофильмом, понять, что он сейчас переступит невидимую границу между сверкающими всеми колхозными красками бодрыми ежедневными заботами тружеников полей и беспросветной тьмой, окружающей каждый неверный шаг рабочего человека в беспощадном мире капитала.
Этих ребят, я о большинстве израильских и американских русскоязычных журналистов и комментаторов, учили, очевидно, еще в нашем совке, или они уже там, на месте, учились у тех, кто впаривал нам идеи о самом справедливом в мире государстве этих святых новой эпохи - рабочих и крестьян. А может, это идея пропаганды сама обладает формой, которая штампует пропагандистов без различения того, что, собственно говоря, пропагандируется? Хотя достижения современной рекламы вроде бы развивают более тонкий язык продажи ненужного, превращая его в остро необходимое? Но это ненужное, типа мыла красной линии для нежного влагалища, а вот если продается нужное и требуемое, типа самообмана, может, тонкость здесь ни к чему?