The Lie I've Lived
Шрифт:
– Все мы умрём, юный лорд Поттер. Любовь моей жизни уже покинула меня, и у меня нет причин продолжать жить. Мне осталось месяцев шесть, перед тем, как я вернусь в его объятья – надеюсь, этого времени хватит увидеть, как ты выигрываешь турнир.
Это большая честь. По сравнению с этим бледнеет любое хвастовство Снейпа о варке зелья, способного закупорить смерть. Это зелье упрячет госпожу Смерть в сундук, разберет его вместе с ней на части, упакует и отошлет прочь на несколько десятилетий!
– Я ценю ваш дар, но это лишнее.
– Ерунда. Мне оно больше не нужно. Я бы хотела, чтобы оно хранилось у тебя и чтобы ты грамотно им воспользовался. Мой муж всегда
Тщательно обдумываю идею об излечении Эйми. Хороший план, но не самый лучший. Есть сценарий и покруче.
– Миледи, способен ли этот эликсир исцелить умственные раны?
– Он восстанавливает ясность и остроту ума. А почему ты об этом спрашиваешь?
– У меня есть два… я знаю о двух людях, которых запытали до безумия. Их сын учится со мной в одном классе. Может ли ваше зелье помочь им?
– Как давно это случилось?
Осторожно отвечаю:
– Тринадцать лет назад.
– Я не могу сказать с полной уверенностью, что оно сработает. Для наилучшего результата тебе придется отдать всю дозу одному человеку. У меня есть сомнения, что половины дозы хватит для желаемого результата. Полагаю, Брайан уже обращался к моему мужу с подобным запросом и был отчитан. Лучше тебе поинтересоваться у него самого. Печально, но осталась только одна доза. Жаль, что нет другой.
– Этого более чем достаточно. Никаких слов не хватит выразить мою благодарность.
Она встает, опираясь на трость, и расцеловывает меня в щеки.
– Удачи тебе и длинной жизни, Гарри Поттер.
***
Ошеломленный, обнаруживаю свою компанию в кабинете: Бродяга с Ремусом отдыхают в кабинете, а Шляпа над ними издевается.
– Что она хотела, Гарри? Гарри? С тобой все в порядке?
– Она отдала мне последнюю дозу зелья своего мужа.
– Эликсира жизни? – спрашивает пораженный Бродяга.
– Нет, специальной жидкости для полоскания – разумеется, она отдала мне эликсир жизни!
Ремус выпрямляется, откладывая древний текст, который он пытался прочитать.
– Что ты с ним собираешься делать?
Шляпе тоже становится интересно:
– Да, ЭйчДжей. Что ты с ним собираешься делать? Эта девочка, Бокурт, будет тебе крайне благодарна…
– Ага. Но я больше думал о Лонгботтомах. Леди Фламель полагает, что это могло бы сработать. Надо будет поинтересоваться у Дамблдора его мнением.
Сириус хлопает себя по ноге – той, которая не забинтована после ожогового сглаза.
– Это будет изумительно, Поттер. Увидеть Фрэнка с Алисой было бы просто чудесно!
– Ну, в этом-то и проблема. Она сказала, что сработает оно, лишь если дать полную дозу одному, так что это не Фрэнк с Алисой. Это либо Фрэнк, либо Алиса.
Проза жизни их отрезвляет. По всей видимости, я могу спасти только одного из двоих.
– Кого бы вы выбрали, парни?
– Фрэнк, – говорит Сириус без раздумий. – Он был чертовски хорошим аврором, а нам понадобится каждая возможная палочка. Алиса была… милой и неплохо управлялась с палочкой, но она домохозяйка. А он был силой, с которой стоило считаться.
Ремус задумывается, перед тем, как сказать:
– Я в этом так не уверен. Я бы с радостью снова поговорил с любым из них. Рекомендую поинтересоваться у Альбуса по поводу того, что полагает он, а потом день-два подумать, прежде чем принять решение.
Болтаем
ещё пару минут перед тем, как сменить тему. Несколько раз вспоминаем старые добрые деньки и смеемся. Сириус смешивает огневиски и бренди, но я отказываюсь от предложенной порции, ссылаясь на юное тело и на то, что завтра мне предстоит много сделать. Фишка в том, что сейчас мне не хочется напиваться. Ещё через пару минут извиняюсь и выхожу из комнаты.Лежа в постели, пытаюсь уснуть… напрасный труд. Можно было бы обвинить боль и синяки от дуэлей, но настоящая причина – небольшая деревянная коробка. Немного походив туда-сюда по комнате, зажигаю камин и бросаю туда каминный порошок. С тем же успехом можно поговорить с ним по камину, чтобы испортить вечер и ему. Если уж я из-за этого не сплю, то пусть и он страдает.
– Кабинет директора Хогвартса!
***
– Добро пожаловать обратно в Англию. Ты посвежел, Гарри. А я после нашей дискуссии спал урывками, – приветствует меня усталый голос Дамблдора, когда я вхожу в крыло долгосрочных повреждений от проклятий в Мунго. Он восхищается рисунками Локхарта. Завидев меня, Гилдерой оживляется и вытаскивает одну из своих фотографий. Похоже, мне сейчас дадут автограф. Может, отдам его Гермионе, чтобы хорошенько посмеяться.
– Я зачаровал зеркало отражающим щитом и оглушил сам себя – своеобразная замена зелью для бедных.
Улыбнувшись, старик отвечает:
– Давненько я такого не делал. При этом надо ударить так, чтобы потом упасть точно на подушку.
Оглянувшись, говорю:
– Рад, что вы не привели с собой Невилла – это ведь может и не сработать. Получить одного из родителей обратно – просто мечта, но решать, кто из них получит шанс, – совершенно не нужное ему бремя.
– Согласен. Николас отказал мне оба раза, когда я просил его, и в тот раз, когда он позволил мне спрятать камень, я поклялся его не использовать.
– Почему он не хотел помогать союзнику?
Дамблдор вздыхает:
– История умалчивает о моих отношениях с Николасом. Он никогда не хотел, чтобы величайшее достижение его жизни стало панацеей от всех бед в этом мире. Длинная жизнь наложила на него свой отпечаток – он был не слишком заинтересован раздорами человечества.
– Он поднял палочку против Гриндельвальда, – напоминаю я ему.
– Верно, но война привлекла его внимание только после того, как я дал отпор миньонам Геллерта, которые также искали камень. Что касается Лонгботтомов, когда я задал ему прямой вопрос, он без околичностей ответил, что если мне так нужен камень, то ничего не мешает мне сделать его самому – ничего, кроме того, что в этой области мне недоставало таланта. Во второй раз я сделал ошибку, сначала поинтересовавшись у его жены в надежде, что её поддержка убедит его согласиться. В конце концов, Перенелла была единственной, кто имел на него хоть какое-то влияние. Однако моя уловка послужила лишь поводом для ссоры, после чего он отказал мне и предостерег никогда не просить его снова.
– Похоже, он был мелочным мудаком.
– Возможно. Но мне хочется верить, что имено бессмертие исказило его взгляды на жизнь. Он рассматривал нас, как обычный человек своих домашних любимцев – как, например, собаку. Даже такой, как я, скрашивал бы его жизнь недолгое время, а потом перешел бы в следующее состояние бытия. А ему пришлось бы беспокоиться и заводить новую «собаку». Ему это казалось несколько утомительным.
Мысль о том, что Дамблдора рассматривали в качестве семейного любимца, собаки, несколько странная. Пытаюсь представить это, а он продолжает: