The Мечты. Соль Мёньер

Он отправился открывать, забрал еду, расплатился. И по квартире понесся аромат свежеиспеченной пиццы, которую лично Шеф называл «Очень много мяса». Ели они ее почему-то снова помалкивая. Не освоились еще. И только Судьба негромко хихикала откуда-то из-за шторы, подглядывая за ними. Только вот они ее все еще не слышали.

Когда в коробке осталось всего два куска пиццы, которые Таня уволокла в холодильник, а вторая пайка чаю уже была допита, Реджеп в изнеможении от стольких действий и чувствуя, как его начинает накрывать жаропонижающее, унося сознание далеко-далеко, откинул голову на спинку кресла, борясь со сном, потому что при девушке, тем более, такой, как Таня, дрыхнуть несколько неприлично. И устало сказал:

– Все-таки вкусный у тебя получается... этот... с имбирем и лимоном...

– Ты еще облепихи поешь, ладно? – Таня, привыкшая оставлять за собой идеальный порядок, окинула взглядом комнату и удовлетворенно кивнула. – Ну, мне пора, – она сделала пару шагов, но остановилась. – Реджеп!

– А? – он поднялся следом за ней – чтобы закрыть дверь. И еще потому что чувствовал себя каким-то... привязанным.

– У меня есть просьба. Я постараюсь все исправить, потому что это все неправильно, - сбивчиво заговорила она, - и потом… я прошу, чтобы ты вернулся… чтобы как прежде. Ты не обещай ничего, просто подумай хотя бы… ну потом…

Таня растерянно кивнула и, не глядя на него, выскочила в прихожую. Он ломанулся за ней следом – ну точно привязанный. И к тому же – с температурой. Пока то, что она сказала, в расчет не брал. Как и о то, зачем пришла. Пока – надо было ее проводить и завалиться спать. Потому он просто наблюдал, как она одевается. Сдернул ее шубку с вешалки, чтобы помочь. И зачем-то заявил то, что совсем не собирался:

– Температура спадет – и подумаю. У меня теперь времени много. И это... уезжать я не собираюсь.

– Хорошо, - улыбнулась Таня. – Тогда пока.

Распахнула дверь, переступила порог, резко обернулась и выпалила быстрее, чем успела подумать:

– Можно я завтра приду?

Он успел только вдохнуть. И ответил так, будто боялся, что она передумает и скажет, что пошутила:

– Приходи. После работы?

– До завтра, - махнула она рукой и быстро сбежала по ступенькам, отделявшим ее от подъездной двери.

Выскочив во двор, она сделала еще несколько шагов и замерла на месте. Идти ей было некуда. Вернее, она не хотела идти домой, где наверняка продолжит истерить мать, невзирая на отпор Тани и увещевания Арсена. Не хотела она идти и к отцу, который тоже предпочел остаться глухим, слепым и, кажется, несколько сошедшим с ума. Потому что вряд ли подобное можно придумать в здравом рассудке.

Таня оглянулась по сторонам и, заметив в глубине двора фонтан, протопала к нему. В конце концов, она имеет право осмотреть эту музейную ценность и за компанию убить еще немного времени, прежде чем ехать… куда-нибудь. Мозг, уставший от переизбытка событий, информации и впечатлений, отказывался принимать какие-либо решения. Совершенно выбитая из привычной колеи, Таня присела на изящную скамью у фонтана, чаша которого сейчас была пуста ввиду времени года. И напоминала нахохлившегося воробушка, прячущегося ото всех.

Именно такой, маленькой бездомной птичкой, ее и увидела Женя, весело сбегавшая со ступенек крыльца соседнего подъезда, в котором, как известно нашему читателю, жили ее отец со своей супругой и их сыном. Собственно, почему бы в разгар всеобщего безумия не проведать папу?

Хотя на самом деле, у них просто мелкий заболел, Стеша не успела прийти из театра, а Женя вызвалась сгонять в аптеку, обогатить местных фармацевтов.

Как бы там ни было, она наверняка прошла бы мимо непонятной молоденькой девицы у фонтана, если бы что-то, совсем неизвестно что, не заставило ее замедлить шаг и приглядеться. А приглядевшись, Евгения Андреевна втянула носом холодный декабрьский воздух и направилась к Тане.

– Привет, - сказала она, приблизившись, но не зная толком, что говорить.

Таня вздрогнула, подняла голову и оторопело проговорила:

– Привет! А ты… вы… здесь как?

– Папу с братом проведывала, - Женя спрятала нижнюю половину лица в объемном шарфе, а потом снова высунула: - А ты чего тут?

– Здесь? – Таня с удивлением кивнула на дом. – Они здесь живут?

– Ага, - Женя указала направление носом, которому совсем не нравилась текущая погода и тот факт, что Таня сидит своей пятой точкой на ледяной скамейке в такой холод. – Они на третьем этаже живут. Я тоже раньше здесь жила. Это мой родной дом.

– Прикольно… А я в гостях была, - Таня задумалась на мгновение и нахмурилась: - А вы одна тут или с папой?

– Одна, одна, не беспокойся.

Беспокоиться имелось от чего. Утром Рома был куда более нервный, чем обычно. Да и в обеденный перерыв, когда они традиционно пересеклись среди своих дел насущных, чтобы вместе поесть и выпить кофе, казался так вообще злым, как собака. Обычно она не лезла в душу, это была нормальная семейная привычка, привитая отцом – не соваться, пока не пригласят. Но зная Ромкин бешеный характер, с его дурной манерой молчать о важном, а потом устраивать черт знает что, не выдержала и спросила, на что получила самый дурацкий в мире рассказ о том, как его, словно липку, обокрал турецкий застройщик при помощи собственного сына, который почему-то работал в Ромином ресторане и активно кадрил Ромину дочь.

«Но ведь нам пока не грозит оказаться на улице?» - со свойственным ей чувством юмора попыталась разрядить обстановку Женька, на что услышала:

«Не дождутся!»

«Ну, значит, и тревожиться не о чем».

Но его тревоги передались и ей, и они касались того, что Роман вот-вот наломает дров, только на этот раз с собственной старшей дочерью. Да еще и при активном содействии бывшей жены, которая умела распалить в нем гнев не по делу.

И где ему соломки подстелить в этой ситуации она пока вообще не понимала, но все это ей совсем не нравилось.

– Тань, тебе помощь нужна? – зачем-то спросила Женя, не особенно надеясь, что так называемая падчерица отзовется.

– Да нет, спасибо, - подтверждая ее опасения, уныло пробормотала Таня и, снова нахохлившись, уставилась в одну точку.

Женя с досадой вздохнула. Моджеевские – крепкие орешки, не расколешь. Да и трогать их может оказаться рискованным. Но сейчас перед Женей сидел расстроенный ребенок, тут и к бабке ходить не надо. А то, что этот ребенок был дочерью Романа, лишь добавило Жене решимости. Поэтому она присела рядом с Таней и с самым безмятежным видом завела светскую беседу.

– А к нам сегодня Нина Петровна приезжала... к Роману... Даже с Лизой познакомилась. День гостей получился, да?

Кажется, за все годы жизни с Романом Моджеевским это была самая длинная фраза, сказанная его дочери, с которой они общались посредством междометий, местоимений и предлогов. Но как ее бросить тут одну вечером на улице посреди зимы? Она же даже мельче Юльки!

– Лучше бы вы ее не принимали, - вздохнула Таня. – Всем было бы спокойнее.

Эту прописную истину Женя знала тоже, но личные воспоминания на то и личные, чтобы не становились достоянием общественности. А ведь Ромина дочь – не совсем общественность. Она тоже – личное.