The Мечты

Женино присутствие и относительная покладистость его в этом несомненно вдохновляли. Пришла ведь! Своими ногами! В то время как он всерьез думал, что, если не явится, отправится за ней сам. Один звонок куда надо – и начало спектакля отложили бы до времени их приезда. Но Женя все же решила быть на этот раз хорошей девочкой и приняла его приглашение. И уже одно это заставляло его, если не взбодриться, то держаться, искренно радуясь выключенному свету и возможности больше ничего не говорить, а просто молчать, глядя прямо перед собой, лишь следя за тем, чтобы не задрыхнуть на месте и выглядеть достаточно заинтересованным происходящим на сцене, чтобы ничем не выдать себя. Если уж он решил устроить для женщины подобие сказки, то нельзя выпадать из образа. А образ был закономерен и действовал безотказно. И, если бы он до такой степени не вымотался, то Женя Малич получила бы приглашение не в театр, а на ужин в ресторан. И там Моджеевский уже перешел бы к куда более решительным действиям.

Однако, как показал вечер, выбранная им тактика устраивала обоих – Евгения смотрела на сцену. Он, откинувшись на спинку кресла, тоже делал вид, что увлечен зрелищем. И наслаждался Жениным присутствием, легкой эйфорией от ее согласия провести с ним вечер, молчанием, пустотой в голове. И еще отключенным телефоном. А что? У него отмазка есть! Он в театре вообще! Тут положено без звука!

Единственное, что он себе позволил, дабы поддержать романтически лад, это протянуть руку между их кресел, поймав Женину ладошку и ожидая реакции. Все, что могла предпринять Женя посреди ложи в самый разгар спектакля, - это обернуться к Роману, не отнимая руки, и улыбнуться. Что она и сделала, чем вызвала ответную улыбку. Моджеевский, узрев выражение ее лица, расплылся от уха до уха, причем вид его традиционно был далек от глупого. Обаяние и харизму замазать трудно, даже когда голова пустая. И он сжал ее пальцы крепче, а потом переплел со своими. И в таком положении оказалось, что и за сюжетом представляемой на сцене пьесы следить куда сподручнее. Потому, слушая, когда Женя начинала смеяться, понимал, что и сам не сдерживается – ржет.

Это было внове для него. Он вообще забыл, когда еще ему было так хорошо и спокойно. Наверное, не иначе как до развода. Поставив себе на будущее галочку – обязательно разобраться, что делать с этим открытием, Рома окончательно отключил встроенную в мозг функцию планирования. Произошло это в районе окончания первого акта, когда им прямо в ложу принесли шампанское. И они с Женей, негромко переговариваясь, обсуждали постановку.

А когда представление подошло к концу, в зале постепенно зажигался свет, а актеры вышли на поклон, он поймал ее очень ясный синий взгляд и подумал, что в его необъяснимом бзике относительно этой женщины определенно есть своя логика. Нравилась ему Евгения все сильнее. Красивая, пофигу, что не двадцать лет. И не дура. Одна беда – с такими создают семьи, а не трахаются без обязательств, как было у него последние годы. Это в ней он чувствовал очень четко, но пока собирался лавировать по обстоятельствам.

– Понравилось? – спросил он, когда они поднимались с кресел.

– Да, спасибо, - радостно ответила Женя. – Я давно хотела посмотреть. Все хвалят, а билетов не достать.

– А у меня времени не было. Нашел вот… Идемте?

– Да, конечно… - согласно кивнула она. – А знаете… странно, что вы его сегодня нашли.

– Почему странно? – удивился Моджеевский, пропуская ее впереди себя.

– Мне кажется, таким, как вы, нужна только работа. Остальное слишком неважно, чтобы тратить время.

– Я правда произвожу такое впечатление?

– Правда. Именно такое.

– Зато у меня собака есть и… - Роман помолчал, а потом рассмеялся, признавая: - хотел сказать, хобби, но, наверное, хобби есть скорее у моей собаки.

– Купаться в море? – следом за ним рассмеялась и Женя.

– Ну за неимением лучшего… Может быть, это судьба, что она по утрам купается в море, а вы по набережной ходите… на работу?

– Верите в судьбу?

– Нет, но готов поверить. Не такой уж я и закостеневший.

Они спустились вниз, вышли на улицу, и вполне ожидаемо, прямо как в кино, у центрального входа их ждал автомобиль, из которого выскочил шофер, открывая перед Романом и Женей двери.

– Нам по пути! – пошутил Моджеевский, за локоток ведя ее к машине и включая свое обаяние на полную катушку.

Да в общем-то, и ехать по городу им было всего ничего, причем практически в любом направлении, потому минут через десять, когда они докатились до Молодежной под веселую и совсем лишенную фамильярности болтовню Романа Романовича и свернули к Жениной калитке, вечер заканчивать совсем не хотелось. Даже несмотря на окончательно вынесшую мозг усталость.

И желая его продлить, Роман снова взял Женю за руку и спросил:

– Так что насчет завтра? Уделите мне время? Я приглашаю вас на ужин. У нас тут рыбный ресторанчик открылся, - он загадочно улыбнулся, решив не бравировать самодовольным «Я открыл».

– Только если там рыбу не у местных рыбаков закупают, - развеселилась Женя, припомнив капитана Прохорова.

– Нет, - усмехнулся Моджеевский, - не у местных. Я заеду за вами часов в семь вечера, идет?

– Идет.

После этого он наклонился и легко коснулся губами ее ладони.

– Спокойной ночи, Женя.

– И вам спокойной ночи, Роман. И спасибо вам за… - она задумалась и, не придумав ничего подходящего моменту, рассмеялась: - В общем, за все спасибо!

С тем и выпорхнула из машины, кивнув водителю, застывшему у распахнутой дверцы. Зачем-то помахала рукой на прощанье и, чувствуя себя легкой-легкой, будто бы перышко, упорхнула дальше, в калитку, привычно пролетая через двор. Здесь выбита плитка в дорожке – перепрыгнуть, тут – не перецепиться через кошачий хвост. Осторожно – пенек! В прошлом году идиоты-соседи додумались спилить старый огромный куст сирени, потому что ветки упирались им в окна.

А вот и родной подъезд, куда ее внесли из роддома, и из которого она пошла в школу, в институт, на работу. А завтра пойдет в рыбный ресторан с местным олигархом.

– Нехилая тачка, - невесело раздалось из самого темного угла и от этого прозвучало еще сердитей. От неожиданности Женька перелетела через очередную кошку с некоторой неуклюжестью, но на ногах удержалась.

– Ну ты, Марта, и разлеглась! – рассмеялась она и потом повернулась к самому черному пятну двора: - Привет, Гарик!

– Привет-привет, - отозвался сосед и вышел под фонарь у подъезда. – Ты что ж это, Жека? Капиталиста себе завела?

– Ну он же не кот, чтоб его заводить!

– С котом и разговор иной, - хмыкнул Гарик.

Прекрасно понимая, куда он клонит, Женя закатила глаза, но у нее было слишком хорошее настроение, чтобы его представлялось возможным испортить. Обиженный Гарик – зрелище то еще. Наверное, будь он ребенком, она обязательно потрепала бы его за волосы. Но Климов давным-давно очень коротко стригся.

– Да ладно тебе, Отелло, - примирительно сказала она, - поздно уже. Пошли по домам.

– А я еще не нагулялся, - заявил он. – Свежий воздух полезен для здоровья.

– И не поспоришь, - Женька подошла немного ближе. Лучше бы, конечно, сразу прошмыгнула в подъезд, но почему-то стало его жалко – дружбан детства все-таки. – Сердишься, да?

– Я обиделся, – заржал Климов. – Иди уже!

– Спасибо, хозяин! – фыркнула она и рванула наконец к себе, на свой третий этаж, прямиком в одиннадцатую квартиру, в которой, как всегда, где-то отсутствовала Юлька. А отец непривычно для пятничного вечера торчал на кухне и, судя по звукам мурлыкающего пения, сменяющегося старательным кряхтением, там прямо в эти минуты рождалась пара туфель – накануне отец носился с новым эскизом. А значит, в баню сегодня с друзьями не пошел.