The ТЁЛКИ два года спустя, или Videoты
Шрифт:
– Никогда не понимал, что так привлекает русских людей в караоке? – слышится сверху.
– Водка, – поднимаю голову, вижу Хижняка, достающего сигарету.
– А вы Михаила Круга пели? – Хижняк вертит в пальцах зажигалку. – Или...
– Славу Медяника. Тебе-то какая разница? – поднимаюсь по лестнице, встаю рядом.
– Так просто. – Он медленно затягивается. – Ты такие интересные имена называешь, я даже не слышал. Это из детства, да?
– Из юности. – Я стараюсь говорить как можно более спокойным голосом. – У тебя кислый день? Плохие рейтинги? Даже телка из программного вещания, и та – не дала?
– Я вот пытаюсь разобраться. Вроде бы ведущий
– Слушай, Хижняк, чего ты доебался?
– Может, я хотел наладить между нами контакт, просто поговорить!
– Я не люблю разговоры на корпоративах.
– Понимаю. Мне говорили, у тебя к корпоративам особое отношение. – Он выжидающе смотрит на меня. – С некоторых пор.
– В смысле?
– Ну, ты как-то спел неудачно... или прочел рэп под видеоряд с голыми задницами... Это чья была вечеринка? Смешное название, типа «шимейл...», нет... «би»? Что-то связанное с нетрадиционным сексом.
– Транс. – Я закуриваю, сдерживаясь из последних сил. – Транс-бетон. Смешное название, ага.
– И ты с тех пор в караоке только поешь? Понимаю.
– Еще в ванной, – отворачиваюсь от него. – Это был последний вопрос интервью. Пришли мне завтра расшифровку на согласование.
– Да, конечно. А если ответов не хватит, я могу взять ваши ранние интервью на ютьюбе и наложить свои вопросы voice-over.
– Что?! – Мне будто ошпарили спину. – Что ты сказал?
– Нет, ну это было гениально! – Хижняк начинает ржать. – Чистые аферисты!
Мы медленно спускаемся по лестнице.
– Ты о чем сейчас говоришь? – подхожу к нему почти вплотную.
– Нет, ты в самом деле думаешь, что твою лажу с Кейвом никто не заметит? Лобов просто еще...
Но финал фразы я не слышу, потому что бью его в лицо. Он успевает уклониться, так что мой кулак задевает его правую скулу. Бьет в ответ мне в челюсть, довольно ощутимо.
– Сука, ну ты дождался наконец! – наношу ему удары в корпус и в голову, он отступает, умело закрывается и в какой-то момент подныривает под мою правую руку и бьет в подбородок. Я заваливаюсь назад, но успеваю схватить его за пиджак и увлечь за собой на землю.
Мы катаемся по асфальту, хрипим, мутузя друг друга наотмашь, куда попадет. Чувствую вкус крови во рту, нос тоже в крови. Глаза слезятся, и я почти ничего не вижу. Мне, в общем, и не надо видеть. Сплошная белая вспышка. Слепая ярость. Раздолбить его лицо. Приложить затылком о камень. Уничтожить.
Раздается визг тормозов. Потом чьи-то руки хватают меня под локти и за шкирку. Нас растаскивают. Я фокусирую взгляд на менте, заломившем руки Хижняку. Пытаюсь вырваться, но чувствую железную хватку держащего меня человека. Омерзительно пахнет лыжной мазью, кирзой и нестиранным сукном.
– Давай их к машине, старшина! – раздается командный голос.
– Документы есть? – У меня ощупывают карманы. – Вы откуда?
– С корпоратива, – нехотя отвечаю я. – У меня пропуск в Останкино, во внутреннем кармане.
– Мы с телевидения, – вторит Хижняк.
– Ща разберемся, с какого вы телевидения! – цедит старшина, залезает ко мне во внутренний карман, достает пропуск и... «беломорину». – О-па! А это чё у нас тут?
– Сигареты.
– Какие сигареты? – Он рывком разворачивает меня лицом к себе. – Какие сигареты, а?
Мент подносит «беломорину» к носу. Мент нюхает ее. Его глаза начинают блестеть.
– Торчки, – удовлетворенно замечает он.
–
Этот тоже полный, – второй мент достает из кармана Хижняка пакет с содержимым бурого цвета и поднимает его вверх, держа двумя пальцами.– Приехали вы, ребята...
«Какое же блядство!» – думаю я, пока на нас защелкивают наручники и заталкивают на заднее сиденье ментовской машины.
Мы довольно долго едем в отделение, и Хижняк переговаривается с ментами, а мне почему-то настолько все равно, будто меня здесь нет. Я смотрю в окно на ночную Москву, пока сидящий между нами старшина говорит про «распространение» и «барыг». Изредка хрипит милицейская рация. Хижняк вспоминает про понятых, которых ему обещают найти в отделении «в пять сек». Мне становится отчаянно жалко Наташу, которой я обещал вернуться два часа назад. Огни смазываются и сливаются в один длинный красно-желтый неоновый поток.
Потом нас вытаскивают на улицу, Хижняк отводит старшину в сторону, что-то тихо говорит ему, тот бурчит в ответ. Несколько секунд они переговариваются, потом мент качает головой. Хижняк возвращается, и мы ныряем под навес над входом в отделение. Кажется, начинается дождь.
Меня заводят в кабинет с желтым от никотина потолком, сажают на стул перед столом, за которым сидит майор с красными глазами. На все его вопросы я стандартно отвечаю «нет» и «не знаю». Отказываюсь подписывать протокол. Прошу сделать телефонный звонок. Узнаю, что «позвоню, бля, с зоны». Киваю. Пока он пуляет в меня очередями мата, статьями УК и разными эпитетами, характеризующими мою деятельность по сбыту наркотиков, я тупо смотрю перед собой на белую раму окна и вспоминаю сон с ментокатерами. «Не из Англии, не из Англии...». Ненавижу все это, ненавижу себя в этом...
– Вот скажи мне, Хижняк, почему ты все время на залупе? – Я заваливаюсь на лавочку в обезьяннике и растираю онемевшие от браслетов запястья.
– Да пошел ты! – лениво бросает он.
– Ты постоянно провоцируешь меня, постоянно доебываешься. – Левое запястье начинает отходить. – Тебе драйва не хватает?
– Может, ты меня раздражаешь!
– Чувак, а ты никогда не думал, о том, как ты раздражаешь?
– Это проблемы окружающих.
Повисает пауза. Странно, но я уже не чувствую ни злости к Хижняку, ни даже страха. Ничего. Опустошение. Молча лежим минут пять, оба в одинаковой позе: руки под головой, взгляд уперт в потолок. Отчаянно хочется курить.
– Старшина! – зову я. – Товарищ старшина! Командир, начальник, как это говорится?
– Чё орем? – Почему-то старшина кажется мне похожим на здоровенную мышь. Серая форма, бегающие глаза. Даже его поигрывание рукой на поясе выглядит как-то уж слишком мультипликационно. – Чё надо?
– Курить хочется, – отвечает за меня Хижняк.
– У следака завтра покуришь! – Он смотрит исподлобья. – Тут те не ночной клуб. Еще какие вопросы? Пожелания? – Он ощеривается.
– Больше никаких. – Я отворачиваюсь лицом к стене.
– Тогда, гы-гы, устраивайтесь поудобней, торчки!
– Удобней уж и некуда, – говорит Хижняк, – тут у вас...
– Уютненько, – говорим мы хором, что кажется мне весьма забавным.
Сажусь на скамейку, смотрю на Олега:
– Так и будем молчать?
– А что ты хочешь, чтобы я сказал? – отвечает он, не меняя позы.
– Фиг знает. Ну, типа, расскажи что-нибудь. Какая тебе музыка нравится или почему ты надел под смокинг с кедами рубашку, а не футболку, или про то, какие тебе девушки нравятся.