Тимур. Тамерлан

Эмиры рассчитывали на то, что за последний год они стали довольно известными людьми по обе стороны Каракумов, и мелкие вожди предпочтут встать под их знамя, чтобы избавиться от риска мелкого разбойного промысла. Названые братья понимали, что затеваемое дело может занять времени много или даже очень много, и были готовы к этому. Собрать по человеку войско так же трудно, как по крупице составить казну.

Они ехали, беседуя о малозначительных мелочах, и не подозревали, что всеведущая и неутомимая судьба уже приготовила им новое испытание. На старости лет Тимур скажет, что обременительно быть любимцем судьбы даже в том случае, если она споспешествует тебе, не говоря уж о том, если она тебя невзлюбила.

— Смотри, — сказал Хуссейн, указывая плёткой вперёд и влево от маршрута их движения.

Вечерело, но одиноко стоящий на берегу реки дом был виден отчётливо. Довольно большой дом. Интересно, обитаемый ли? Тимур повернулся к Байсункару:

— Проверь.

Тот поскакал к безмолвному строению, поднимая копытами небольшие фонтанчики пыли.

— Неплохое место для ночлега, — заметил Хуссейн.

— Сейчас мы это выясним.

Через некоторое время Тимуров нукер подал сигнал, что всё в порядке, никакой опасности не обнаружено.

Дом, как выяснилось, принадлежал рыбаку, очень старому, совершенно немощному таджику. Сети его давно пересохли и рассыпались, и кормился он теперь тем, что принимал путников на ночь, превратив своё жилище в некое подобие караван-сарая. Две его дочери, которые тоже уже дожили до седых волос, зажгли глиняные светильники и подали гостям вяленое мясо и сухие лепёшки. Держались они очень приниженно и угодливо.

Тимур приказал двум молодым туркменам, присоединившимся к нему подвигов ради, идти охранять лошадей. Сменить их должны были Байсункар с товарищем, потому что вторая стража самая трудная и, чтобы бороться с предутренним сном, необходимы и опыт и закалка.

Поели почти в полном молчании, старик хозяин, как это было принято, сидел с гостями за столом. В отличие от других караван-сарайщиков, он оказался совершенно нелюбопытен, тихо потягивал чай и время от времени вытирал слезящиеся глаза. Впрочем, молчаливость хозяина нисколько не расстроила путешественников, ибо ничто так не утомляет, как бесконечные расспросы празднолюбопытствующих.

В конце трапезы Хуссейн сам задал старику вопрос, спросив, нет ли в окрестностях каких-нибудь разбойников и если есть, то кто они такие и откуда явились.

Старик ответил не сразу, пошамкал губами, вытер нежданную слезу.

— Много разных людей. Не интересуюсь.

— Тебе что, всё равно, кто ночует под твоим кровом?

— Аллах приводит, Аллах уводит.

Хуссейн махнул рукой — продолжать беседу не имело никакого смысла.

— Будем укладываться, — сказал Тимур.

Услышав эти слова, одна из престарелых дочек хозяина появилась из темноты с явным намерением погасить светильник.

: Эмир остановил её жестом:

— Погоди. Мы будем спать при свете.

Хозяева удивились такой прихоти, но безропотно подчинились.

Перед тем как лечь спать, Тимур решил обойти посты, Хуссейн вышел с ним вместе.

Было прохладно, в тёмном воздухе отчётливо рисовался выдыхаемый устами пар. Окружающий мир был отнюдь не бесшумен. Мелкая насекомо-песчаная жизнь вершилась вокруг одинокого караван-сарая. Где-то на пределе слуха стоял шум Мургаба, а может быть, Тимуру только казалось, что он его слышит. И, конечно, звёздный шатёр... Не будем здесь затевать его описание, чтобы в этом описании не сгинуть. Не то что страницы, не то что главы, целой книги не хватит, чтобы выразить то впечатление, которое производит на человеческую душу величественный бесшумный свод. Чтобы не застыть навеки под воздействием этого завораживающего видения, Тимур обратился к мелким, но насущным вещам. Проверил, как несут службу молодые туркмены. Замечательно несли. Молодые глаза были вытаращены в непроницаемую для взгляда темноту, руки до боли в суставах сжимали древки копий.

Хуссейн спросил у них, помнят ли они, как следует кричать в случае опасности. Они продемонстрировали, что помнят. В четверть силы, но и этого было достаточно, чтобы из дома выскочили несколько человек с обнажёнными саблями.

Можно было укладываться.

Тимур заснул сразу, и ему снова приснилась его бабушка. Причём в очень странном обличье: с острогой и сетью, переброшенной через плечо. Она идёт быстрым шагом, маленький Тимур еле успевает за ней. Он знает, что бабушка ведёт его к заводи, где будет учить тому, как следует при помощи остроги ловить рыбу. С одной стороны, он рад, что кто-то наконец взялся его обучить этому искусству. С другой стороны, он прекрасно понимает, что не бабушкино это дело — бегать с острогой по колено в воде. И вообще, какой-то слишком уж крупной выглядит его бабушка и шагает так быстро, как никогда ходить не умела. Надо бы её окликнуть, думает маленький Тимур и вдруг понимает, что он боится это сделать. Заводь уже близко. Сеть волочится по земле, острога покачивается в крепкой руке. Вот они уже стоят на берегу, бабушка медленно поворачивает к маленькому Тимуру краснобородое лицо и... кричит, как молодой убиваемый туркмен.

Тимур первым вскочил на ноги. Условный крик возле коновязи повторился. Вернее, начал повторяться и тут же захлебнулся в крови перерезанного горла.

Эмир хотел подать команду своим людям к подъёму, но в этом не было надобности — все уже стояли на ногах и вытаскивали из ножен клинки.

По шуму, доносившемуся снаружи, можно было заключить, что таджикский караван-сарай окружён большим конным отрядом. Топот, крики.

— Туркмены, — сказал Хуссейн, вытирая потную ладонь о халат.

— Собака Али-бек нас отыскал, — прорычал Байсункар.

В этот момент ветхие двери, выводившие наружу, были разнесены в щепы, открылось впечатляющее зрелище: толпа людей с копьями, саблями и факелами в руках. Было светло, как в час ярко-кровавого заката.

— Эй, вы! — раздался мощный голос. — Я Курбан Дарваза, вы слышали обо мне. Я справедливый человек. Бросайте оружие, проявите благоразумие. Доверьтесь честному и справедливому суду Курбана Дарвазы.

— Мы не совершили никакого преступления, почему ты смеешь говорить о суде?! — крикнул Хуссейн.

— Вы пришли в мои земли, где я и эмир, и кади, и мулла. И только мне решать, по повелению Аллаха вы находитесь здесь или по наущению чёрного его врага.

— А если мы не бросим оружия? ,

В ответ раздался хохот.

— Что тогда, спрашиваешь меня?

В следующее мгновение три или четыре стрелы просвистели над головами эмиров и их нукеров и с тугим звуком впились в стену у них за спиной.

— Они перестреляют нас, как уток, — сказал Байсункар.

Ощущение своего полного бессилия сковало всех. Было понятно, что сдаваться ни в коем случае нельзя, приговор у предлагаемого суда мог быть один — петля за ухо и на перекладину над воротами.

— Думайте быстрее, ибо Аллах создал меня не только справедливым, но и нетерпеливым.

В подтверждение намерений всесильного Курбана над головами недавних заключённых просвистела ещё одна стрела.

Тимур медленно вернул свою саблю в ножны.

— Что ты хочешь делать? — прошептал Хуссейн. Все остальные тоже ничего не понимали и взволнованно переглядывались.

Тимур спокойно, даже нарочито медленно вышел из глубины дома на порог, пустые ладони он нёс перед собой, давая понять, что он хочет говорить, а не сражаться.