Тинко
Шрифт:
— Юбку погреть пришла? — дразнит ее дедушка.
— Холодно у меня, ох, как холодно, золотко мое! Дров-то не дает мне Кимпель больше. А когда я ему контракт на выдел показала, он мне в ответ: «Можешь эту бумажонку выбросить».
— Заткнись, старая! Заткнись, говорю! — кричит на Кимпельшу дедушка и зажимает уши. — В балансе оно что получается? Языком болтать — что руками махать: все, видно, теплей делается. А ежели тебя еще кофеем напоить, так тебя и не остановишь — пойдешь чесать. Язык-то — точно гузно утиное у тебя.
И дедушка отправляется в хлев подбросить сена нашему Дразниле. Слышно, как гнедой, встречая
— Милый-то твой неласков ныне со мной. Что так? — спрашивает Шепелявая у бабушки. — Оговорили они меня, будто я ведьма. А кто оговорил, не сказывают. Господь бог знает, кто…
Бабушка устало отмахивается. Она не верит в ведьм. Но в бога она верит. Бабушка выходит в сени, приносит оттуда старые мешки и садится их чинить. Шепелявая прихлебывает ячменный кофе.
Бабушка тяжело вздыхает:
— Человек — ведь он точно одуванчик на меже: подует ветерок — и отлетело что-нибудь. То вот зубы, потом волосы, а кто и слуха лишается. Мне-то ветерок потихоньку глаза гасит. Уж и не вижу ничего, когда шью. Лучше бы сперва слуха лишилась…
Шепелявая старше бабушки, но у нее почти нет морщин. Мешок ржи она может пронести через всю деревню, ни разу не передохнув. Тощее лицо ее выглядывает из-под черного шерстяного платка, будто из-под навеса. Нос — красный от мороза и страшный. Вроде он от другого человека и совсем не подходит к вечно жалующемуся рту. Но в деревне рассказывают, что Шепелявая не всегда только жаловалась.
Наша гостья греет свои больные подагрой руки под накрахмаленным фартуком и молчит. Но вот возле горячей печки понемногу оттаивают ее мысли. Она рассказывает, и кажется, будто длинным носом выискивает из прежней своей жизни кусочки посчастливей.
Когда-то Шепелявая была старшей батрачкой у Кимпеля — у Готхарда Кимпеля, отца нынешнего Лысого черта. После рождения маленького Лысого черта жена Готхарда Кимпеля так больше и не поднялась с постели. Шепелявой пришлось взять все хозяйство в свои руки, смотреть за больной хозяйкой и Лысым чертом, который был тогда совсем крошечным.
Готхард Кимпель был человек непостоянный. Да и на что ему была больная жена? Ему нравилась старшая батрачка, сильная и ловкая Ганна. Но Ганна не обращала на хозяина никакого внимания.
Жена Кимпеля зачахла и померла, когда маленькому Лысому черту было всего три года. Ганна заменила ему мать. Не прошел и положенный год траура, а Готхард Кимпель уже всерьез посватался к батрачке Ганне. Ганна, закинув голову, рассмеялась ему в лицо и сказала: «Не годимся мы с тобой для одной упряжки. Сыночку твоему я буду матерью, а об остальном и не помышляй».
Готхард Кимпель подумал-подумал и снова посватался. Ганна опять указала ему на дверь, крепко прижав малыша к груди.
Но недаром в народе говорят, что самый хитрый гусак и тот лису через осоку не видит. Повадился Готхард Кимпель каждое воскресенье ездить в начищенной до блеска таратайке в соседние деревни на гулянки. Скоро по Мэрцбаху поползли слухи: Кимпель надумал второй раз жениться. Невестой его называли какую-то засидевшуюся в девках дочь богатого крестьянина из соседней деревни. В одно из воскресений устроили и впрямь смотрины: приехала сама дочка со своим отцом.
Тут все увидели: у невесты заячья губа. Но чтоб люди не очень-то глазели на эту губу, у нее в ушах были переливающиеся всеми цветами радуги сережки.
Наряженная и засупоненная, словно цирковая кобыла, невеста ходила по дому, заглядывая во все углы. В хлеву она даже вымя у коровы пощупала. Наконец она потребовала, чтоб ей отперли стенной шкафчик: в этом шкафчике Кимпель хранил всю свою наличность. Как раз тут на пороге играл маленький Лысый черт. Разряженная невеста возьми да отодвинь его ногой. Он — верещать, Ганну зовет. Ганна подхватила мальчонку и отнесла его в людскую. Здесь она приласкала его и уложила спать на своем соломенном тюфяке, чтоб он этой спесивой бабе больше на глаза не попадался. День спустя Ганна пришла к Кимпелю и спросила:«Хозяин, скажи, правду люди говорят, что ты эту гусыню с рваной губой своему сыну в матери выбрал?»
Готхард Кимпель насторожился, а потом сказал:
«А почему бы и нет?»
Третий раз ему уже не пришлось свататься к Ганне. Так старшая батрачка Ганна стала на некоторое время законной матерью маленького Лысого черта.
В школу Лысый черт бегал в замок. Там он сидел за партой рядом с сынками барона и дочкой пастора. Все они смеялись над ним, дразнили простофилей. «У тебя мать доярка. Она тебе вымя давала сосать!» — кричали они.
Лысому черту захотелось, чтобы у него тоже была мать, которая сморкалась бы в носовой платок, а не в фартук из мешковины. И стал он Ганну шпынять. Увидит ее где в деревне и давай дразнить на пару с пасторской дочкой: что, мол, у нее юбка рваная.
Ганна продолжала спать на женской половине в людской. Начнет хозяин ворчать, а она живо его отбреет: «Сам знаешь, не за тем я тебя взяла, чтобы женой тебе быть!» В трактире мужики смеялись над Готхардом Кимпелем. Взял, мол, в жены пугало. Теперь захочешь целоваться — лесенку подставляй. С горя стал Готхард Кимпель пить, да так от запоя и помер.
Маленький Кимпель рос плохо, но рано стали про него говорить: «Охальник он, ох, какой охальник!» Скоро, глядя на него, никто и не сказал бы, что это батрачка Ганна его вырастила. А Ганна примирилась с тем, что он ее презирал. «Знала ж я, что не подхожу для этой упряжки, — бывало говорила она. — Любовь к малышам, ох, и горько иной раз отзывается! Слава тебе господи, удержалась я — в петлю от любви этой не полезла».
А когда Лысый черт вырос и женился, молодая хозяйка не пожелала видеть в доме строптивую батрачку. Куда ж было деваться Ганне? Ведь она была законная вдова старого Кимпеля. И ей выделили в людской комнатку. Туда же приносили еду. Первые годы все, что ей полагалось по контракту о выделе, она получала. По приходским праздникам присылали ей пирог, под Новый год — немного денег, на зиму глядя — дровишки.
У молодой жены Лысого черта родился сын. Как-то раз, после того как ему надели первую рубашечку, он играл во дворе. У забора стояла Ганна. Она поманила его к себе. По контракту о выделе, ей не разрешалось входить во двор к Кимпелям. У нее был отдельный выход прямо в садик возле людской пристройки. Малыш возьми и приползи к Ганне. Молодая хозяйка взбеленилась, увидев своего первенца, да еще верещащего от радости, на руках у батрачки Ганны. Она приказала девушкам отнять у Ганны малыша. После этого случая мальчик бегал к Ганне, только когда за ним никто не следил. А молодая хозяйка стала поговаривать, что старшая батрачка околдовывает маленьких детей.