Тиран моей мечты
Шрифт:
Нужно заканчивать рефлексировать и попытаться насладиться этим выходным хотя бы немного.
Мастерская Вячеслава действительно оказалась квартирой, но не совсем обычной — это была студия. Не могу сказать, что понимаю это странное пространство, поделенное на зоны, с кухней в центре квартиры. Но мне здесь не жить, так что — пусть будет. В гости наведаться любопытно, а вот существовать я бы предпочла в чем-то более классическом. Квартира Назара Миролюбовича мне больше понравилась.
Тьфу, опять про него думаю.
Зато окна тут были громадные — оно и понятно, художникам свет нужен —
Бумага, краски, карандаши, холсты — все это было повсюду.
Благо, что не на полу. Но на остальных поверхностях точно.
Подойдешь к журнальному столику — а там среди забытых чашек с кофе валяется блокнот с эскизами. Отвернешься — а на телевизоре лежит неведомо откуда взявшаяся там кисточка с засохшей краской.
Даже в туалете я обнаружила ластик. Представила, как Вячеслав рисует, сидя на унитазе, хихикнула и пожалела его уборщицу.
— Вы абсолютно правы, Тина, — закивал Черный-младший, когда я высказала свое сочувствие вслух, — домоправительницы от меня сбегают через месяц, максимум три, стабильно. Не выдерживают. Я уж и доплачивал, и все равно — полгода, а затем увольнение. Хотя, казалось бы, подумаешь… Я с трудом удержалась от фырканья. Я понимала, что так раздражает уборщиц Вячеслава — все это страшно напомнило мне разбросанные Юлькины игрушки в детской. Только вот дети вырастают, а взрослые мужики — уже нет.
Слово свое он сдержал, кстати, и на самом деле нарисовал дочку. На одном из своих диванов, увлеченно мазюкающую пальчиковой краской — видимо, купил перед нашим приездом — лист ватмана. С заходом на диван, конечно. Каждый раз морщился, когда Юлька нарушала границы, но молчал. А я, поправляя дочку, с досадой в очередной раз сравнила их с Назаром Миролюбовичем. Вячеслав, в отличие от своего брата, судя по всему, не знал, что маленькие дети не видят и не понимают этих самых границ листа. Рисуют, как рисуется, с чувством, толком и размахом.
Впрочем, с чего я взяла, что Назар Миролюбович это знает? Может, я чересчур его идеализирую? Ага, ну да. Я идеализирую тирана. До чего дошла. Кошмар какой-то.
От самой себя на небольшом листке бумаги, нарисованной обычным карандашом, Юлька пришла в бешеный восторг и запрыгала по мастерской, сшибая углы и роняя на пол все, что можно было уронить. Вячеслав остался доволен ее реакцией и спросил, не хочу ли я сама получить свой портрет. При этом он так сверкал глазами, что я попой почуяла неладное.
— В следующий раз, — ответила дипломатично, пообещав мысленно, что никакого следующего раза не допущу. — А пока… Скажите, вы продаете свои картины? — Да, — протянул Вячеслав удивленно. — А что такое? — Я хочу купить одну.
В этом и состояла моя задумка насчет подарка на день рождения дяди Сережи. Была у него маленькая слабость — картины. Не обязательно холст и масло, ему нравились разные техники, главным всегда оставалось настроение. Мой дядя, будучи человеком добродушным, и картины предпочитал такие — добрые, радостные, солнечные.
— Купить? —
Вячеслав поднял брови. — Тина… Я не уверен, что у вас… — Он запнулся, а я мысленно продолжила: «хватит денег». — Но ладно. А какую вы хотите? — Какую-нибудь… добрую. Чтобы когда смотришь на нее, настроение поднималось. Юльчонок, поможешь мне выбрать подарок для дяди Сережи? — Пода-а-арок?! — дочка тут же восторженно вытаращив глаза.— Да-а-а! Да-да-да! Что еще для счастье детке надо? Если только конфет.
Часть картин у Вячеслава висели на стенах, но все они мне не нравились. Это было нечто такое авангардно-примитивное — не поймешь, то ли лошадь, то ли бык, то ли баба, то ль мужик. Дядя Сережа подобное не понимает.
А вот в углу, друг на друге, лежали совсем иные картины. С городскими пейзажами, лесом, морем, реками и пустынями… И я наконец поняла: а Вячеслав-то действительно талантлив. И на этот раз я даже не сравнивала его с братом.
Впоследствии оказалось, что зря.
— Сколько это стоит? — спросила я осторожно, ткнув пальцем в одну из картин с солнечным лесом и сверкающей голубизной речкой. Вячеслав назвал цену, и я чуть не села. Мама мия! — Краси-и-и-во! — протянула Юлька. — Возьмем, да? Я нервно улыбнулась. Две мои месячные зарплаты… И как потом жить? На паперть идти? — А хотите, я вам скидку сделаю? — предложил Вячеслав, вновь лукаво сверкая глазами. — Вы через недельку-другую придете ко мне, чтобы я ваш портрет нарисовал, а я вам сейчас сделаю скидку.
Будь я одна, я бы отказалась. Но… — Ма-а-ам! — возопила Юлька. — Я хочу-у-у твой портрет! Застрелите меня кто-нибудь. Можно даже из кисточки.
— Хорошо, — согласилась я обреченно. — И сколько будет… со скидкой? — Тысяча, — расплылся в улыбке Вячеслав. Я подумала пару секунд и предположила: — Долларов? Он, кажется, обиделся.
— Нет, что вы. Мы же в России живем. Рублей.
Я шмыгнула носом.
— Это называется не «скидка», а «распродажа по бросовой цене».
Я была не совсем точна, и Юлька, сама не зная, насколько права, решила меня поправить, вспомнив один из своих любимых мультиков.
— Безвозмездно, то есть дадом! — Дадом-дадом, — рассмеялся Вячеслав, пока я кисло улыбалась восторженной дочери. — Ну, договорились? Я точно пожалею об этом. Может… — Ма-а-ам!!! Эх.
— Хорошо. Договорились.
Ладно уж. Зато дядя Сережа будет рад. Это главное.
Вячеслав довез довольную Юльку и слегка надутую меня до дома, по пути даже остановился и купил букетик цветов, отчего я перестала дуться, а дочка совсем расцвела. Проводил нас до квартиры, чмокнул обеих в щечки и удалился.
Образцовый кавалер.
Придя домой, первым делом посмотрела на экран мобильного телефона, но там было до тоскливости пусто.
Странные мы существа — женщины. Звонит — плохо, не звонит — отже плохо.
И вообще, Тина, хватит уже мечтать об этом тиране. Ничего не будет, ты же знаешь. Точнее, будет, но ничего хорошего.
— Это что? — спросила мама, с подозрением косясь на пакет с картиной. Троглодит в это время увлеченно его обнюхивал, но быстро сообразил, что внутри нет ничего вкусненького, недовольно распушил хвост и удалился на кухню. Туда, где всегда есть вкусненькое.