Тиран моей мечты

— Подарок дяде Сереже! — возвестила Юлька радостно. — Картина! Ба, такая красивая! Я не просила дочку держать все в тайне — понимала прекрасно, что она не удержится, так смысл воздух сотрясать? — Картина? — мама покосилась на пакет еще подозрительнее.

— Тина, откуда? — К знакомому в гости ездили, — ответила я, стараясь сделать глаза почестнее. — Он художник. Купили у него картину для дяди Сережи.

— Купили, значит… — Недорого, — я махнула рукой и поспешила отвлечь Юльку, пока она не выдала очередную страшную тайну: — Юльчонок, хочешь… м-м-м… гематоген? — Да! — моя маленькая принцесса подпрыгнула. — А есть? — Есть-есть. И надо его съесть.

Уже на кухне, после того, как дочка выяснила, что к гематогену полноценный ужин прилагается, она спросила меня, ковыряя ложкой картофельное пюре: — Мамуся, а дядя Слава может быть моим папой? — Кх-х-хкхм! — мама поперхнулась чаем, а Троглодит удивленно дернул ухом. Как будто мух отпугивал.

Я же просто уронила крышку от сковородки. Хорошо хоть, не разбила… Один раз Юля спрашивала, где ее папа. Я тогда честно ответила, что он на небе, и больше мы к этой теме не возвращались.

— Папой?.. — рассеянно переспросила я, поднимая крышку с пола.

— Ага. Папой.

— Но у тебя есть папа, Юльчонок. И он на небе. Помнишь? — Помню, — дочка кивнула. И добавила, совсем как взрослая: — Это понятно. Но если ты женишься… — Выйдешь замуж, — автоматически поправила ее мама, несмотря на явное состояние офигения.

— Да, — подтвердила Юля. — Если мамуся выйдет замуж, то ее новый муж станет моим новым папой. Марине так ее мама сказала. Правильно? Кажется, она это у меня спрашивает.

— Угу, — я нервно плюхнула в тарелку порцию картофельного пюре уже для себя. — Только я замуж не собираюсь, Юльчонок.

— Почему? — Замуж надо выходить по любви. Дядя Слава хороший, но я его не люблю. — Я подумала и добавила для полной ясности: — Он друг.

— А-а-а… — дочка вздохнула. — Жалко… — Тина, — мама наконец отмерла, — я чего-то не знаю? Сплошные проблемы со всех сторон.

— Потом расскажу.

— Ну-ну… С другой стороны, Вячеслав — хороший способ отвлечь маму от моей самой главной проблемы. От Назара Миролюбовича.

Надеюсь, она никогда не узнает о том, что между нами было у него дома… Наверное, если бы в тот момент кто-то рассказал мне о том, что будет дальше, я бы выбросилась из окна от ужаса и смущения. Но такого «провидца» рядом не имелось, и я продолжила ужинать. И даже поделилась с Троглодитом кусочком котлеты.

Иногда не знать будущее — лучший вариант настоящего.

Перед сном я долго пялилась на экран и думала.

Может, самой написать? Спросить что-нибудь нейтральное? Например, как здоровье Ярика.

Ага. Я представила выражение лица Назара Миролюбовича, когда он увидит этот вопрос от меня на экране своего мобильного телефона, и сразу раздумала спрашивать. Слишком глупо и очевидно. Короче говоря, нет во мне хитрожопости, нет.

Но все же… Зачем он приезжал? И сколько можно об этом думать, а?! Я всегда любила день рождения дяди Сережи. Он по обыкновению искрометно шутил, а тетя Даша готовила кучу вкусностей. Кроме нас с мамой и Юлькой в гости приходили еще дядины институтские друзья, которых он называл «Тарапунька и Штепсель» — а для меня они были «дядя Тарас» и «дядя Саша». В этом году они пришли с женами, и было совсем весело.

А ближе к вечеру, когда все самое вкусное было почти съедено, мы с дядей Сережей ушли за чаем и тортом.

— Спасибо за картину, Тинка, — сказал он, глядя на меня внимательно и серьезно. Я улыбнулась.

Момент, когда мы с мамой и Юлей дарили дяде Сереже картину, я запомню навсегда. Он очень удивился, но и обрадовался тоже.

Как это приятно — дарить подарки тому, кого любишь и ценишь. А я мечтала порадовать дядю Сережу с тех самых пор, как он дул на мои разбитые коленки и прикладывал к ним подорожник.

— Не за что.

— Я хотел сказать тебе, Тинка, — продолжал дядя. — Пока только тебе. Маме потом скажу… Когда определимся с Дашей окончательно.

Он достал торт из холодильника, откинул со лба прядь волос и посмотрел на меня как-то неуверенно.

— Мы долго думали… и до сих пор думаем, если честно… Хотим, в общем, взять ребенка из детского дома.

Я чуть не уронила кружку. А дядя Сережа, кажется, немного испугавшись мой реакции, быстро-быстро заговорил: — Не сложилось у нас с детьми, не нажили. А хочется… своих. Я еще ладно, а Даша переживает очень. Всегда переживала. Я и раньше ей предлагал… приемного, но она сомневалась, что мы сможем его принять. А сейчас нам кажется, что сможем. Ты не думай, мы тебя и Юльку все равно будем любить и навещать, просто… — Дядя! — я поставила кружку на стол и всплеснула руками. — Да что ты говоришь-то! Как я могу такое думать! Я бросилась вперед и обняла его крепко-крепко. Прижалась к теплому и родному телу, всхлипнула и призналась: — Я вам сама думала предложить, но боялась, что вы обидитесь.

Дядя растерянно погладил меня по голове.

— Тинка… А ты думаешь, мы сможем? — Конечно! — я энергично закивала. — Вы же меня так любите.

И Юльку! — Это другое. Вы наши племяшки. Родная кровь.

— А представь, что меня в роддоме подменили, — я подняла голову и прищурилась. — И ты сейчас об этом узнал. Что, разлюбил бы? — Тина! — дядя засмеялся. — Что за бразильский сериал! — Да какой сериал. Дети — они и есть дети, какая разница, чьи? — Я закусила губу и призналась: — Знаешь, мне всегда казалось, что кровь — это такая глупость. Разве ее видно? Течет себе в жилах, и течет. А когда ты ребенка воспитываешь и видишь результат своего воспитания — вот что по-настоящему важно и ценно… И если бы у меня был второй шанс… Я запнулась.

— Второй шанс? — дядя нахмурился. — Тинка, ты о чем? — О профессии. Я бы хотела быть воспитателем в детском саду или учителем в школе… Я так люблю это, дядя Сережа! Он обалдел. Впрочем, я и сама от себя обалдела. Я ведь никому не рассказывала о том, что поняла про себя после рождения Юльки.

Больше всего на свете я любила возиться с детьми, и мне казались абсолютно дикими рассуждения про родную и чужую кровь. Дети — это же так интересно! И высшее счастье — видеть, как в ребенке прорастает твое воспитание, твои слова, твои знания. При чем тут вообще кровь? — Берите, — прошептала я со всей страстью, — берите! Вы с тетей Дашей все сможете, я знаю и верю. Вы умеете воспитывать детей — это главное. А любовь появится потом, со временем.

Дядя вдруг улыбнулся, и я заметила, что глаза его полны слез.

— Надо же, Тина… Какой ты у нас выросла… — Какой? — я тоже улыбнулась.

— Человеком, — ответил дядя серьезно и погладил меня по голове. — Ты выросла настоящим человеком, племяшка. Я тобой горжусь.

Я промолчала. Мне казалось, что в моем случае гордиться пока нечем. Правильные слова — это еще не все, нужны и правильные, сильные поступки. И вот на них моя жизнь была не богата.

— Пойдем пить чай, дядя? А то там гости заждались.

— Пойдем, Тинка.

Трясти меня начало еще вечером в воскресенье. Причем до такой степени, что я даже направилась на кухню за успокоительным.

Туда тут же пришел Троглодит. Понятное дело, унюхал валерьянку и обрадовался — вдруг дадут.

— Фиг, — я показала коту упомянутый фиг и грозно нахмурилась. — Тебе нельзя. Ты не пьешь.

Судя по скептическому взгляду Троглодита, он очень в этом сомневался.

— А я вот пью, — пробормотала я и сунула в рот ложечку с лекарством. — И даже не закусываю… В коридоре послышались мамины шаги, и я чуть не уронила и ложечку, и пузырек.