Тиран

— Да, — ответил Киний.

Кракс сказал:

— Я буду сражаться за тебя. Всегда.

Они разбили лагерь у реки еще до того, как солнце заметно спустилось к горизонту. Сразу же поставили палатки, потому что Киний и Никий всем объяснили причину, и Кракс вместе с гетом исчезли. Скифы занялись своим станом. Ателий не пошел к ним. Он оставил свою лошадь с лошадьми греков и сел у первого разгоревшегося костра. Киний уселся с ним рядом.

— Кто она? — спросил он, для выразительности показывая на восточный горизонт.

— Молодая, слишком сердитая для женщины? — Ателий пожал плечами. — Благородная.

Он воспользовался словом, которое по-гречески означает «добродетельная». Киний задумался над этим.

— Она высокого происхождения? Царица?

— Нет. Небольшая сила. Большое племя. Ассагеты. Могут вывести на равнины десять раз по десять всадников, и все равно многие еще останутся в стане. У них хан — хан для них как царь. Да? Хан ассагетов — большой человек. Есть благородные, да? Три десятка десятков благородных. Все ассагеты.

Киний глубоко вдохнул.

— У царя этих ассагетов десятки тысяч воинов, и это лишь небольшой отряд одного из благородных?

— Говоришь верно.

Ателий обрадовался, что его поняли.

— А она молода, сердита и, может, хочет прославиться. И взяла своих воинов и поехала за гетами, до которых четыре дня пути.

— Завтра гетов ждет огонь, — сказал Ателий.

От этого ответа у Киния пробежал по спине холодок.

— Завтра? Но мы ехали три дня.

— Ассагеты и саки. Саки скачут по траве, как северный ветер, быстро, быстро и никогда не отдыхают. — Ателий постучал себя по груди. — Я сак. — Он снова постучал по груди. — Ехать весь день. Ехать всю ночь. Снова ехать весь день. Спать на лошади. Много лошадей для битвы — как у вождя, да.

С противоположной стороны костра вмешался Никий:

— Клянусь яйцами Ареса — она что, собирается завтра напасть на гетов и сразу вернуться?

Ателий энергично кивнул. Правым кулаком он ударил по левой ладони с таким звуком, с каким ударяет меч.

— Напасть — да.

Киний и Никий переглянулись. Киний сказал:

— Хорошо. Подъем во время последней стражи. Выедем, как только на небе станет светать. Все, кто не на страже, не снимайте плащей.

Киний лег рядом с Диодором. Тот не спал.

— Кого мы боимся? Ты ведь заплатил дань — моей лошадью, спешу добавить.

Киний хотел притвориться, что уснул, и не отвечать. Он был уверен, что все в палатке слушают, что он ответит Диодору. Наконец он сказал:

— Не знаю. Она вела себя дружелюбно. Более честно, чем многие олигархи. Но когда увидела эти проклятые застежки… Боюсь, мы положили начало чему-то очень значительному. Я хочу добраться до Ольвии раньше, чем оно начнется, что бы это ни было.

Диодор негромко присвистнул.

— Как прикажешь, — сказал он.

«Это слишком верно», — подумал Киний и уснул.

Артемида, обнаженная, он так хорошо помнит ее широкую спину и узкую талию. Он встал за ней, его член тверд, как доска, как то, что нарочно надевает актер; она повернула голову и улыбнулась ему через плечо, но он увидел, что это благородная женщина из ассагетов, ее грудь закрывает золотое ожерелье, женщина что-то гневно говорит, ее слова похожи на рычание, а в каждой руке она держит по застежке, и вонзает острия их булавок ему в глаза…

Он проснулся оттого, что Диодор зажал ему рот.

— Ты кричишь, — пояснил он.

Киний лежал потрясенный. Он знал, что сны ему снятся более яркие, чем другим, и знал, что эти сны посылают ему боги, но они все равно тревожили его.

Когда приступ прошел, он поднялся, достал из мешка серебряную чашу, налил в нее вина из своей фляги, прошел по песчаному берегу и вылил вино в воду: возлияние богам. И стал молиться.

Ольвия на низком берегу Эвксина бросалась в глаза, как раскрашенная статуя на пыльном рынке. Со своего места на утесе над широким Борисфеном [43] Киний видел выступ берега — длинный полуостров. Дым тысяч кухонных костров покрывал город словно пылью или сажей, но у основания полуострова на высоком холме виднелся прекрасный храм Аполлона, с прочными стенами высотой в три человеческих роста; с осады Тира Киний не видел таких высоких стен. Стены казались неуместными и не вязались с размерами дворца и расположением города. Город выплеснулся за стены, маленькие дома и земляные хижины заполняли все пространство от подножия утеса до храмового холма; в случае осады этой плохо защищенной окраиной придется пожертвовать. В Ольвии две гавани, по обе стороны полуострова; дельфины, символ города, прыгали в воде под Кинием и золотом блестели на далеких мраморных столбах городских ворот.

43

Древние греки называли Борисфеном, то есть рекой с севера, Днепр.

Золотые дельфины внушали уверенность: прямо у ног Киния настоящий полис, с гимнасием, агорой, театром и даже ипподромом. Киний порадовался, что не зря провел своих людей через дикую местность. Но высокие стены и неряшливые пригороды вступали в прямое противоречие: либо город нуждается в защите, либо не нуждается.

Никий кашлянул, из его рта вырвалось облако пара. Холодно. Лето миновало.

— Нам понадобится… — Он закашлялся, на этот раз надолго. — Понадобится переправа. Гермес, как я буду рад уснуть в постели с соломенной подстилкой.

Киний заметил примерно в десяти стадиях от устья реки что-то вроде парома, который держался поодаль от кораблей в гавани.

— Тебе надо в тепло.

Никий не единственный заболевший.

Только Ателия холод не брал. На нем была подбитая мехом накидка, выигранная в кости у другого скифа, и длинный плащ. Он по-прежнему спал под открытым небом, с уздой в руке, и холодный воздух не вызвал у него ни кашля, ни насморка. Остальные саки ехали с отрядом два дня и, доставив Киния к устью Борисфена, вернулись к своей царице. Они были хорошими гостями: вечер за вечером все питались добытой ими дичью. Большинство воинов усвоили по несколько слов из их языка и глубокое гортанное уух-аах, которым сопровождались удачные броски костей.

Стали спускаться к переправе. Лошади осторожно выбирали дорогу в посеребренной инеем траве. Киний повернулся к Ателию.

— Мы перед тобой в долгу. Ты отличный проводник.

Ателий улыбнулся, пожал плечами.

— С вами хорошо. — Чтобы скрыть смущение, он стал разглядывать свою плеть, словно искал в ней какой-то изъян. — Хорошо с вами. Я… я останусь, а ты дашь мне больше лошадей. Да?

Этого Киний не ожидал. Утро складывалось необычно.

— Хочешь остаться с нами? И чтобы я дал тебе еще лошадь?

Ателий поднял руку.

— Больше лошади, и еще больше лошади. Ты вождь, верно? А в городе большой вождь, да? Я получу больше лошади, когда ты получишь больше лошади. — И он пожал плечами, словно высказал самоочевиднейшую в мире истину. — Диодору больше лошади. Антигону больше лошади. Даже Краксу больше лошади. Иначе зачем сражаться за город? Да?

Киний протянул руку, и они обменялись пожатием. В этом отношении греки и скифы одинаковы — жмут Друг другу руки в знак дружбы и согласия.