Тирания Ночи

– Моя семья никогда не отличалась особой набожностью. Так что наизусть я ничего не помню.

– Не важно, – махнул рукой Бронт. – Важно спасение и дела господа нашего.

– Как это?

– Господь воззвал ко мне, но сначала я ничего не понял. В Коннек я явился охваченный спесью. Даже неудавшееся покушение не наставило меня на путь истинный, но господь терпелив. Он послал вас, вывел меня из Коннека и охранил в Оунвидийской теснине. Теперь я готов услышать его и выполнить возложенное на меня. Ладно-ладно, я и не рассчитывал, что вас тоже осенит откровение. Но хочу обсудить наше положение.

– А положение таково, – подхватил Горт, – что мы остались без работы. Здесь мы вас защитить не сможем. Вот бросят вас в подземелье, зачем вам тогда охранники? А если и не бросят, вы не сможете нам платить.

– Все возможно. Но Йоханнес вряд ли зайдет так далеко. Он посадит меня под замок, пока Безупречный не выполнит его требований. Дело решится тихо. Тогда я снова отправлюсь в Брот, и мне понадобится охрана.

Элс внимательно посмотрел на Донето. Он не застал того принципата, который явился очищать Коннек от ереси, зато много слышал о нем от уцелевших телохранителей. Нет, люди не могут изменить свою суть, они лишь притворяются из тактических соображений.

– Я всего лишь хочу сказать, что вы нужны мне, несмотря на грядущую задержку.

Элс довольно крякнул. Какая удача – телохранитель члена коллегии!

– Хорошо, я останусь с вами.

Донето кивнул.

– Посмотрим, в каких условиях будет держать нас император. Быть может, вы и получите свое жалованье.

Племенца считалась одним из самых богатых городов во всей Фиральдии. Формально это была республика, независимый город-государство, на деле же, как и большинство других городов Фиральдии, ею правило несколько кланов. Однако здесь их власть распространялась не так далеко, как в прочих местах, потому что в здешних водах водилась более крупная рыба.

Предки Граальского императора происходили из дома Транцелла: именно первенцы дома Транцелла становились графами Племенцы, хотя само семейство уже не имело в округе большого влияния. Сам Йоханнес был мелким дворянином, пока курфюрсты не избрали его императором. Такой кандидат всех устраивал – легко управлять и так же легко в случае чего отстранить от дел. Но у Ганзеля обнаружился сильный характер, он был тверд в своих убеждениях и умел убеждать других. Алчность патриархов росла, и на этом фоне Йоханнес смотрелся особенно выгодно и привлекал на свою сторону фиральдийских дворян, которые желали освободиться из церковной хватки.

Император на неопределенный срок остановился во дворце Диммель вместе с сыном и двумя дочерьми. Во дворце этом вот уже несколько веков находилось родовое гнездо графов Транцелла.

Этот факт только подчеркивал интерес Ганзеля к Фиральдии. Захватнический интерес, как сказали бы имперские враги. Хотя сам император утверждал, что явился в Племенцу лишь для того, чтобы вывести в свет дочерей – показать им город, в котором есть чему поучиться и на что посмотреть, в отличие от скучных полей Кретьена.

Из-за своего происхождения дочери Ганзеля представляли немалый интерес, но пока еще не были сосватаны. Нежелание Йоханнеса поощрять потенциальных ухажеров волновало курфюрстов, некоторые из которых втайне надеялись стать его преемниками.

Если император и потерпел бы зятьев, то лишь таких, которые принесли бы ему деньги и новых солдат, а самое главное, помогли бы в неутихающей борьбе с патриархом. Но из дворян, обладавших достаточными средствами и положением, мало кто разделял его ненависть к Броту. К тому же любой претендент становился императорским наследником, ведь единственный сын Ганзеля Лотарь был весьма болезненным ребенком.

Сестры и няньки Лотаря денно и нощно пеклись о нем. Все боялись, что он вряд ли доживет до того момента, когда нужно будет принять у отца корону.

Сам Йоханнес любил единственного сына безмерно, но не мог не видеть, какие у мальчика перспективы.

Все это Элсу рассказал Донето по дороге в Племенцу.

– Пайп, – пробурчал Пинкус Горт, – а мы что – правда не бросим этого проныру?

– Я и сам при случае становлюсь пронырой, – усмехнулся Тейдж. – Думаю перехитрить его и выторговать кое-что еще.

– Не забудь, – тоже с усмешкой кивнул Горт, – ты теперь не один.

– В каком смысле?

– Куда бы ты ни отправился, Бо, Джо и Чушка отправятся следом. А почему – они и сами не знают. Такой уж ты парень. Чушка-то отличный солдат, чего об остальных не скажешь…

Да, Чушка действительно был отличным солдатом: делал даже больше того, чего от него ждали, и, в отличие от Бо и Джо, никогда не жаловался. Ему всего и надо было – идти следом за Джо.

Элс представил, как хитроумные интриганы вроде эр-Рашаля аль-Дулкварнена пытаются вывести породу воинов столь же бесстрастных и покорных, как этот мул.

Такими ли были ша-луг – идеальные ша-луг, не такие, как Элс Тейдж, наделенный прискорбной привычкой думать?

– Пинкус, у меня отличное предложение. Давай-ка пока перестанем ломать голову и постараемся выбраться живыми из этой переделки.

– Да все будет путем, Пайп! Мы сейчас в таком дерьме, что хуже уж точно некуда. Так что выберемся как-нибудь, поверь мне на слово. Кто-кто, а Пинкус Горт знает, что говорит.

16

Андорежцы после резни у Черной горы

Неожиданно для себя андорежцы оказались в самой гуще битвы. Нападение коннектенцев застало их врасплох, как, впрочем, почти всё в этой совершенно чуждой эпохе.

Трудно было и дальше отрицать очевидное: стурлангеров занесло в неведомое – туда, где успели состариться и умереть даже правнуки убийц Эрифа Эрильсона. Страшная правда выбивала андорежцев из колеи.

Своими в армии арнгендцев они так и не стали; с той самой встречи у моста в Колдовских холмах их лишь терпели, как акула терпит рыбу-прилипалу. А еще опасались.

Снова и снова вспоминая убийство Эрифа, Шагот все больше подозревал, что виновны в нем сами боги. Слишком удачно все для них сложилось. Но о подозрениях своих он молчал, ибо любое сказанное вслух слово непременно становится известно Орудиям Ночи.

Грим понятия не имел, чего именно хотят боги, знал лишь, что все откроется в свое время.

Заглядывая себе в душу, Шагот уже ни в чем не был уверен. Собственный безграничный цинизм его тоже перестал удивлять.

Остальные андорежцы знали и того меньше. Им только и оставалось – держаться вместе, защищать своего вожака и надеяться, что в нужный момент они все поймут. Особого воодушевления божественная миссия ни у кого не вызывала.