Тишина

— Вот. — Я протягиваю ему французскую выпечку. — Отнеси это на стол, пожалуйста.

Он так и делает, и я следую за ним со своим чаем. Вечер заканчивается, когда мы заканчиваем наши напитки, и когда Давина объявляет, что ей пора идти, я успокаиваю ее несколькими пустыми любезностями, прежде чем поблагодарить ее за то, что она пришла, и она напоминает мне позвонить ей.

— Мы пойдем по магазинам или встретимся за хорошим обедом, — говорит она, и я отвечаю ложью:

— Это звучит действительно мило.

— Ты можешь получить мой номер у Деклана.

Мы прощаемся, и когда она выходит за дверь, Деклан говорит:

— Это было не так уж плохо, не так ли?

— Нет, — вру я. — Она очень милая.

Он подозрительно смотрит на меня.

— Что? — Я задаюсь вопросом.

— Ты все еще не ревнуешь, не так ли?

— Нет, я все еще не ревную, — снова вру я. — Ты ужасно самонадеян.

— Мне нравится, когда ты ревнуешь. — Он тянется ко мне, но я уклоняюсь от его прикосновения. — Тащи свою задницу обратно сюда.

— Как пожелаешь, МакКиннон. Ты хочешь прикоснуться ко мне?

— Всегда.

— Расплата - это сука, — насмехаюсь я. — Тебе не следовало так сильно дразнить меня раньше.

— Ты глубоко ошибаешься, если думаешь, что здесь командуешь ты.

Он снова приближается ко мне, но с каждым шагом вперед я отступаю на шаг, сохраняя дистанцию между нами. Его улыбка почти такая же широкая, как у меня, когда я пытаюсь сдержать смех. Мне нравится эта сторона нас вместе, сторона, которую нам еще предстоит исследовать друг с другом. Это молодой и свободный дух, и редкий взгляд на мальчишеское очарование Деклана. В его глазах радостный блеск, от которого мне хочется подбежать к нему.

Но что в этом веселого?

Пусть он поймает меня!

Глава 14

Элизабет

— Мой самолет вылетает завтра днем, — говорит мне Деклан, входя в гостиную.

— Что ты делаешь?

Я отрываю карандаш от бумаги и смотрю на беспорядочные буквы, понимая, как безумно это, должно быть, выглядит для него.

— Я должна продолжать пытаться.

— Я не обвиняю, дорогая. Мне просто любопытно, что означают все эти буквы.

— Я не знаю, — признаюсь я, пожимая плечами. — Наверное, я хотела посмотреть, есть ли что—то в этих именах. Что, возможно, если бы я взяла буквы и переставила их местами, я была бы... — Я позволяю своим словам затихнуть, когда осознаю, насколько глупо это звучит. — Я просто... я не могу сдаться.

— Я бы никогда не попросил тебя сдаться, но…

— Позволь мне остановить тебя, прежде чем ты скажешь мне, что я напрасно трачу свое время.

— Хорошо. — Отступая от темы, он продолжает:

— Итак, завтра днем...

— Я буду готова. Мне не так много надо упаковать, это не займет много времени.

— Я подумал, может быть, ты могла бы поехать куда—то. Ходить за покупками. У тебя почти нет одежды.

— Ты имеешь в виду потратить твои деньги?

— Наши деньги, — возражает он. — Но, если тебе неловко тратить их, позволь Давине потратить их. Это было бы не в первый раз.

— Что это значит?

— Однажды она украла мою копилку, чтобы купить себе пару шатких роликовых коньков.

Я смеюсь над его фарсовым возмущением.

— Значит, она тебя ограбила?

— В значительной степени — это непростительный поступок. Я копил эти деньги в течение долгого времени.

Моя улыбка исчезает, когда в меня закрадывается зависть.

— Что не так?

Я делаю паузу, не зная, что сказать, когда наконец говорю.

— У тебя действительно было счастливое детство, не так ли?

Его лицо смягчается от эмоций, когда он видит затаенную печаль в моих глазах. Он не отвечает мне сразу, пока я не заставляю его.

— Да. Я был счастливым ребенком.

Во мне зреет негодование, но не из—за Деклана. Это для всех людей, которые предали меня, моего отца и Пика. Я не ненавижу Деклана за то, что у него была хорошая жизнь, но я бы солгала, если бы сказала, что не ревную, потому что я, потому что это несправедливо.

— У тебя есть все эти замечательные истории, которыми ты можешь поделиться со мной, а у меня нет ни одной, которой я могла бы поделиться с тобой.

— Да ладно, у тебя должны быть какие—то хорошие воспоминания с твоим братом.

— Честно говоря, — начинаю я, а затем делаю паузу, чтобы крепче сжать руку, чтобы сдержать угрожающие слезы. — Об этом слишком больно думать.

— Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как ты потеряла его. Дай ему время.

Я думаю о словах, которые он выбрал: потеряла его. Как будто Пик был связкой ключей, которые я потеряла. У меня все внутри сжимается, когда я думаю об уродливой реальности.

Я не теряла его.

Я убила его.

Я сомневаюсь, что какое—то количество времени уменьшит агонию, которая мучает меня из—за того, что я сделала.

— Эй, — тихо говорит он. — Вот почему ты должна выбраться из дома. Тебе нужно отдохнуть от всего. Свежий воздух и небольшое отвлечение пойдут тебе на пользу.

— Ты собираешься отпустить меня одну?

— Нет.

— Я так и думала. — Я издала слабый смешок. — Я позвоню Лаклану.

— Почему бы тебе не позвонить Давине?

Я кладу карандаш и блокнот на кофейный столик и тяжело выдыхаю.

— Могу я просто позвонить Лаклану?

— Почему ты так боишься заводить друзей?

— Во-первых, я не боюсь. А во-вторых, зачем мне друзья, когда у меня есть ты? Я не из тех девушек, у которых есть эта постоянная потребность сплетничать и болтать о вещах, в которых я не нахожу никакого значения, — объясняю я с долей раздражения.

— Женщины порочны и ехидны, это всем известно.

— Если бы это было правдой, что это говорит о тебе?

Я прищуриваюсь на него, но он только ухмыляется.

— Я злобная, но я не ехидная.

Он качает головой, глядя на меня.