Тишина

— Милый мой, можешь за мной поухаживать? У меня остеоартрит.

Он налил ей. Она обратилась к африканке:

— Ты нашла себе прекрасный кусочек плоти, голубушка. Хотя он и сидит в инвалидном кресле.

Она выпила.

— Я всех их видела. И Труксу, [72] и всех до него. И иностранных иллюзионистов. Все это только ремесло. Никакой магии. И тем не менее некоторым детям платили. Говорили, что, если они только приходили на представление, цирк наполнялся зрителями. Все билеты распроданы. Никаких несчастных случаев на манеже. Конечно же, это суеверия. Но артисты люди суеверные. Две девочки погибли. Одна попала в дорожную аварию. Другая утонула. Пошли слухи. Не помог ли им кто-нибудь уйти из жизни? Ревность. Других директоров. Всегда кто-нибудь болтает. Но Хенри мне тем не менее всегда говорил: «Есть только две вещи, которые могут заставить человека совершить убийство: секс и деньги».

72

Эрик Трукса — псевдоним известного датского иллюзиониста Эрика Банга (1919–1996).

Пальцы ее задержались на одной фотографии.

— Вокруг человека может быть какое-то настроение. Как вокруг меня. Птицы любят меня. И мужчины. Мужчины и птицы. Они боролись за то, чтобы сидеть у меня на коленях. Возможно, вокруг детей было какое-то настроение. Я помню кое-кого из них. С послевоенных времен.

Каспер пододвинул к себе альбом. Фотография эта вполне могла быть снята на садовом участке. Солнечные лучи. Летние цветы. Двенадцать человек вокруг стоящего на лужайке стола. Во главе стола — женщина в монашеском одеянии. Высокая, как жираф. Мать Рабия. Рядом с ней — довольно молодая женщина. От фотографии шел звук, как будто это была заставка DVD со звуковым сопровождением. Это была Синяя Дама. В возрасте двадцати лет. И уже тогда интенсивно звучащая. Как молодой Бах: кое-чем еще напоминает Букстехуде, но чувствуется, что впереди большие мотеты.

Вокруг стола сидели мужчины и женщины, всем было за сорок. И мальчик лет десяти.

Каспер коснулся пальцем мальчика. Тончайший звук. Как у молодого Бетховена.

— Преемник Бораса, — пояснила женщина. — Но неизвестно, где он теперь.

Руки мальчика лежали на столе. Не так, как обычно лежат руки детей. А живые. Сознание уже тогда — в кончиках пальцев. Это был Даффи.

— А что слухи? — спросил он. — В чем было дело?

Она откашлялась. Он выложил на стол последнюю купюру. Атмосфера в комнате звенела. Настоящее доверие всегда мимолетно. Он чувствовал, что именно это она замалчивала всю свою жизнь. Ему была слышна ее боль от этого молчания.

— Говорят, что она однажды собрала приемных родителей. И родителей кое-кого из приятелей этих детей. Она сказала им, что у их детей есть потенциал. Это все равно что работа на манеже, объяснила она. Это такое же святое место. Где иногда происходит что-то божественное. Когда артисты хорошо подготовлены. И все вместе. И зажигают свет, и звучит музыка. И снисходит благодать. Дети чему-то научатся. Дети и некоторые взрослые. Если их тренировать. Всех вместе. Ее не поняли. А может, не поверили. Да и потом, сам подумай, какое было время. Двадцатые и тридцатые. Бедность. Датский склад ума. Спиритизм. Заклинание духов. Ей пришлось отказаться от детей. Да и ладно. Все это цирковые фокусы.

Каспер смотрел в ее черный глаз. Он узнал женщину. Она была дельфийским оракулом. Она была одной из вёльв. Она была ведьмой из «Огнива». [73] Старая фурия, свалившая Хакуина на пол метлой. Женщина, поразившая Марпу.

Ему захотелось рассказать ей об этом. И сестре Глории. Но, наверное, момент для этого был неподходящим.

— Йосеф Каин?

Она покачала головой. Но ее звук кивнул.

— Она говорила, что человек может стать как Бог, — сказала она. — Может встретить Бога. Это так?

73

Сказка X. К. Андерсена.

В наше время даже оракулы ищут окончательных ответов. Он указал на джунгли.

— Там птичка застряла.

Она молниеносно повернулась. Теперь Каспер видел лишь ее слепой глаз. Плавным, неторопливым движением он взял со стола деньги. Разделил стопку на две части. Положил перед ней половину.

— Это и ради вас тоже, — сказал он. — Нам следует определить ту сумму, с которой может примириться и ваше, и мое сердце.

Черный глаз стал злобным.

— Засранец, — сказала она. — С дурным вкусом. Когда я была маленькой, негров показывали в цирке. В клетках.

Каспер не увидел, как африканка сдвинулась с места. Только что она стояла у двери — и вот она уже наклонилась над столом. В одной руке она держала амазонского попугая, другой рукой сжимала шею старухи. Женщины смотрели друг на друга.

— Мы принимаем извинения? — спросила старуха.

— Так что по поводу Каина? — спросил Каспер.

Черный глаз был напуган. Как бы там ни было, но ни один человек не может насытиться жизнью, все мы хотим жить, независимо от возраста.

— Ходили слухи, — сказала она. — Говорят, что кто-то пытался все скупить. Несколько цирков среднего размера. Упоминалось это имя.

Каспер в последний раз посмотрел на фотографию. Один из мужчин смотрел в объектив так, как будто готов был дать фотографу в морду. Каспер показал на него.

— Фотография черно-белая, — сказал он. — Но такой знаток мужчин, как вы, наверняка запомнил бы, если бы эти глаза были голубыми.

— Бирюзовыми, — ответила она. — Как тихоокеанская лагуна.

— И вы наверняка можете что-нибудь о нем вспомнить?

— Герт Суенсен. Военно-морской флот. Помню, как увидела его в первый раз. Он был пьян. Он спал на стойке бара в Вивексе. В своей белой офицерской форме.

Африканка встала. Отпустила птицу.

— Так это правда?

Старуха говорила шепотом. Каспер услышал ее тоску. Ее можно услышать у всех людей. Но у большинства она спрятана глубоко внутри. У нее она вдруг заполнила все.

— Умирать было бы легче, — сказала она. — Если бы знать, что по ту сторону есть любовь.

Каспер откатился назад.

— Наплюйте на психологов, — посоветовал он. — И верните фотографию Хенри на место.

3

Африканка несколько раз нажала на кнопку, панель лифта не реагировала — электричество отключили. Она помогла Касперу подняться из инвалидного кресла, чтобы спуститься по лестнице.

Он услышал, как открылись ворота, выходящие на улицу Овергаден Ниден Вандет, мгновение спустя — дверь подъезда. Африканка отставила инвалидное кресло и задумчиво посмотрела на Каспера. По пути сюда им никто не встретился.

Касперу всегда нравилось ходить вверх по лестнице. Большинство людей поднимаются по лестнице так, будто главное — во что бы то ни стало побыстрее с этим покончить. Как будто речь идет о каком-то третьесортном движении, не заслуживающем внимания. Человек, который поднимался им навстречу, двигался неспешно, с удовольствием, сосредоточенно, почти беззвучно.

Вот он появился на лестничной площадке, и это был Каин. Он поднялся на пятый этаж, но это никак не сказалось на его дыхании.

Увидев их, он застыл.

Каспер не сводил с него глаз. Он прислушался к сестре Глории. В ее звучании не было узнавания. Она никогда прежде его не видела.

— Каин, — сказал Каспер, — один из моих братьев по ложе, из Общества морских офицеров. Пока ты поднимаешь парус и готовишь мой спасательный жилет, мы с ним перекинемся парочкой слов.

Африканка переводила взгляд с одного на другого. Касперу была слышна беседа между нею и ее чутьем. Ее чутье подсказывало ей, что тут что-то не чисто. И тем не менее она послушалась.