Титан империи 2

— Не светитесь и сворачивайте восточней. Подниметесь на насыпь и найдете железку. Там у них что-то вроде наблюдательного пункта. Убьете всех, а потом прикроете нас. Поспешите, а то мы с Климом уже затрахались сидеть тут и кормить комаров. По выполнению — доложишь.

— Есть, Евгений Михайлович!

— И еще… наденьте себе белые повязки на руки. Чтобы мы друг дружку не перестреляли.

— Окей.

— Кстати, Данила рядом? Дай ему трубочку.

— Есть! Данила, тебя босс спрашивает? На, держи.

Трубку передали, и в ней зазвучал голос:

— Слушаю, ваше благородие.

— Привет, Данила! Сколько человек убил за свою жизнь?

Он помолчал с секунду, но ответил:

— Сорок семь, ваше благородие. Но они все были плохие.

— А нексов?

— Наверное, двести, ваше благородие. Но нексов я не привык считать. Может быть, больше.

— Твой минимум сегодня десять сталкеров.

— Понял. Убью двадцать.

— Отлично. Сам закрепляйся на полотне, а твои люди пусть стягиваются к лагерю и берут его в кольцо. Как будете на позициях, доложите, и начинаем мочить всех. Женщин не трогать. За каждого убитого дам день к отпуску, понял?

— Так точно. Выполняем.

Я убрал телефон, отодрал три полоски ткани от рубашки — одну отдал Климу, а другую бросил Костоправу. Не успели мы затянуть узлы, как где-то снова уныло завыли.

— Блин, совсем близко… — нахмурился Павличенко.

— Отступать некуда, — проговорил я. — А ты боишься волков?

— Не только волки воют в лесу… Порой тут и детские крики услышать можно.

— Детские?

— Ага. Идешь ты такой по лесу, а из чащи детский плач раздается. Пойдешь на него — пропадешь с концами.

— Это чего, призраки? — спросил я.

— Скажешь тоже — призраки! — Павлюченко мелькнул белыми зубами во тьме. — Мимики. Такая жуткая тварь, которая иной раз даже в город залезает, голоса человеческие послушать. А потом в лес — приманивать простаков, чтобы сожрать, естественно.

— А если всех простаков сожрали, кто же об этих мимиках рассказывает?

— Я сам их слышал, ваше благородие, — подал голос снизу Костоправ. — Часто по ночам слышу, как из леса детские да женские голоса раздаются. Жуть. Но иногда я с ними даже разговариваю.

— С кем? С мимиками?

— С ними, с проклятыми. Мы тут в деревне много с кем общаемся. Любой охотник знает, что если вдруг в лесу баба тебя какая из кустов кликать начнет, лучше к ней в объятья не бежать.

— Это что тоже некс?

— Может и некс, — пожал плечами Костоправ. — А может животину какую так скрутило, что она теперь голоса человечьи повторять умеет. Он-то, черт, сразу не нападает.Если увидишь такого — беги без оглядки. Второй раз на него смотреть нельзя, так как он сразу за твоей спиной окажется.

— Странный монстр.

— Я сам мимика только один раз в жизни видел, — сказал Клим. — К счастью, дохлого. Серый, тощий, как скелет и в черных обносках. Но здоровый и длинный, не поверите — три метра ростом. А вот клыков нет. Ни рта, ни глазищ, ни носа — просто чистая рожа. Хер знает, чем он жертву зовет…

— Тихо!

В лагере что-то происходило. Я вскинул бинокль и вгляделся.

Дверь в землянку стояла нараспашку, а вокруг ходил десяток бугаев в «зеленке». Они немного потоптались у входа, а потом начали вытаскивать наружу людей.

Я чуть-чуть увеличил резкость, чтобы разглядеть лица.

Варя! — екнуло мое сердце, когда я увидел ту, что вывели первой. Невредима, пусть и волосы безжалостно обрезаны.

А рядом… Лена?! Вот так да! Похоже, далеко не убежала моя ненаглядная бывшая!

Эх, предупреждал же я тебя, дура, что свои для тебя страшнее чужих. Не послушала — на, получи и распишись!

И еще какая-то черноволосая женщина в возрасте. У всех троих руки связаны за спиной. У той бабы и Вари повязки. А вот у Лены нет — хлопает офигевшими зенками и посматривает туда-сюда.

А вокруг скапливается все больше этой мрази. И даже машину подкатили.

И чего вы ублюдки задумали?..

— Что там, босс? — прошептал Павличенко, вглядываясь вдаль. — Это наша пленница?

— Угу… и не одна — пробурчал я и сунул ему бинокль.

— Выстроили их у стены, — сказал Павличенко, наблюдая за происходящим. — О чем-то болтают. Эй…

— Что?!

— А я знаю вон того седого мудака. Одноглазого и с раскрученным е***лником! Нихера, мудень! Вырвался таки?!

— Кто это?

— Вепрь, держи, — и Клим отдал мне бинокль. — Вон тот, который стоит рядом со стриженной девкой. Высоченный бугай с сигаретой в зубах.

— Вепрь? — переспросил я, вглядываясь в неизвестное мне лицо.

Да, имя отца уже слетало с уст Лены, когда мы с ней беседовали в допросной, да и Нина упоминала его. Но, кажется, обе говорили, что он умер?

— Думал, раз унесли его гарпии в гнездо, так все — кирдык ему, — подтвердил Павличенко мои мысли. — Вырвался, старый! Но морду они ему расцарапали знатно! Ишь, какой красавец. Сука! Самая хитрая и юркая мразь из сталкеров — и снова бегает по лесам… Тут по-любому у них важные пташки собрались дела обмозговать. Евгений Михайлович, теперь у нас появился лишний повод стереть тут все в порошок! Это такой шанс!

— Попридержи коней, герой, — осадил я его. — Бежать туда, пока на насыпи все еще дежурят сталкеры — себе дороже. Оттуда весь лагерь как на ладони. Ждем Нину. Надеюсь, они…

— А ну-ка! — охнул Павличенко и вырвал у меня бинокль. — Вот те на! Эта старая сука тоже здесь! Еще не окочурилась, тварь! Ты только глянь!

И вернул мне бинокль.

— Ты о ком? — спросил я, всматриваясь в лица.

— Во-о-он к ним подходит старушенция с шавками. Старуха Герцен! Матушка тех двух мудаков, которые позавчера штурмовали твое поместье. Все дерьмо нынче собралось на огонек!

Я быстро нашел скрюченную фигурку, которая вела на поводу двух здоровенных псов. А те громко рычали и гавкали, словно их не кормили пару дней.

А сама старуха Герцен — прямо ведьма из детских сказок… Только широкополой шляпы и метлы не хватает. Морщинистое, худое лицо. Глаза почти выцвели. Походу, совсем ослепла старушка от горя, когда ее двух сынков-мудаков захреначили в один день.

Ну, что ж. Сегодня мы захреначим еще и мамашу с ее любимыми песиками.

— Гляди! — Клим вдруг указывал вперед. — Чего это они задумали?