Титан

— А у вас неплохое чувство юмора. Отлично. Вы правы, тот суп никуда не годится. Я не даю его даже своей собаке. Только заключенным. Но сегодня у нас будет нечто более аппетитное.

Он нажал кнопку. Открылась боковая дверь, и охранник вкатил в кабинет столик на колесиках. Столик был накрыт белой скатертью и сервирован серебром и фарфором.

— Гостиничное обслуживание, — весело произнес Шмидт. — Совсем как в «Адлоне». Присаживайтесь, друг мой. Ешьте, поговорим потом.

— О чем поговорим?

— О многом! Наш купец — ваш товар.

Охранник достал с нижней полки столика термос. Он открыл его, и оттуда появился классический английский охотничий завтрак: вареные яйца, колбаса, нарезанная ломтиками ветчина, жареные грибы и томаты. Охранник разложил это все на столике, выставил серебряную подставку с тостами, вазочку со сливочным маслом и три вида конфет. Ник смотрел на все это завороженным взглядом. Охранник налил в чашку кофе с молоком, потом пододвинул к столику стул.

— Пожалуйста, садитесь, — сказал Шмидт, показывая на стул.

Ник сел. Аромат, исходивший от еды, сводил с ума. Не думая о том, что все это может оказаться отравой, он жадно набросился на еду.

Когда он насытился, Шмидт сказал:

— Отлично. Национал-социалистический режим имеет свои плохие стороны. Но и хорошие тоже. Вам довелось до сих пор испытывать на себе плохие. Не понимаю, почему бы вам с этой минуты не начать наслаждаться хорошими. Конечно при условии сотрудничества.

«Начинается», — подумал Ник.

— А что, по-вашему, значит сотрудничество?

— Фюрер хочет иметь хорошие отношения с Америкой. Он хочет иметь хорошие отношения со всем миром, но особенно с Америкой. А вам известно, что национал-социализм не имеет в США хорошей прессы. И особенно ругает его газетная сеть, владельцем которой является ваш отчим Ван Нуис Клермонт. В интересах развития германо-американских связей фюрер согласен снять с вас все обвинения и вернуть вам свободу. Естественно, на некоторых условиях. Одно из этих условий состоит в следующем: вы употребите все ваше влияние на отчима для того, чтобы он изменил свою газетную политику по отношению к национал-социалистической Германии.

«Это еще дешевая цена за свободу, — подумал Ник. — Соглашайся».

— Не могу дать вам гарантий в том, что смогу изменить отношение Вана, — сказал он. — Но я согласен попытаться.

— Да, мы понимаем. Само намерение с вашей стороны удовлетворит нас. Второе условие: вы переведете один миллион долларов на счет германо-американского фонда. Ваш вклад должен быть сделан перед тем, как мы вернем вам свободу, и деньги должны быть помещены в «Германский банк». Ваш дар будет считаться анонимным. Мы не хотим, чтобы на вас обрушилась критика со стороны ваших приятелей американских евреев.

«Вымогательство, — подумал Ник. — Следовало этого ожидать. Ну и что? Соглашайся. Деньги — это всего лишь деньги. Соглашайся и выходи на свободу!»

— Каковы другие условия?

— Вы вносите еще один вклад на сумму в сто тысяч долларов на счет фонда Германа Геринга.

— Что это за фонд?

— Благотворительная организация, учрежденная фельдмаршалом.

— Похоже, фельдмаршал осуществляет благотворительность в отношении самого себя.

На какую-то секунду дружелюбное выражение исчезло с лица Шмидта и сменилось выражением смертельной злобы, которая уже так хорошо была знакома Нику.

— Друг мой, — произнес он. — Не заставляйте меня снова учить вас этикету…

— Хорошо, — сказал Ник. — Я готов согласиться на все условия, которые вы выдвинули. Они неслыханны, но я готов согласиться.

— Великолепно, — сказал Шмидт, доставая из кармана кителя листок бумаги. — За последнее время я хорошо вас узнал и чувствовал, что вы поведете себя благоразумно. А вот и наше последнее условие. Я держу сейчас в руках результат работы наших разведывательных служб. Это перечень одиннадцати видов вооружения, над проектами которых сейчас работает конструкторское бюро вашей компании. Оружие это предназначено для американской армии.

Шмидт вернулся к столу и протянул список Нику. Тот взглянул на него. Бланк абвера. У немцев была хорошая разведка, но Ник все равно удивился тому, что ей удалось проникнуть в тайны американского военного департамента. Он еще больше удивился, ознакомившись со списком: одиннадцать самых секретных разработок «Рамсчайлд армс» для армии, флота и ВВС!

— Нам нужны копии всех чертежей, — сказал Шмидт. — Когда они поступят в Берлин и пройдут экспертизу наших инженеров, вы будете освобождены.

Ник поднял на него глаза:

— А вы понимаете, что если я сделаю это, то, уж не говоря о том, что я стану изменником, я буду навечно отстранен от военного бизнеса?

— Совсем нет. Американцам вовсе не обязательно будет знать, кто именно оказал нам эту услугу.

— Они и так узнают, когда станет ясно, что ваша армия вооружена так же, как американская.

Шмидт пожал плечами:

— Смело валите это на наш абвер. Во всяком случае, это ваши проблемы, а не наши. У вас есть двадцать четыре часа на принятие решения. Если отказ, то вас передадут в суд, и получите вы двадцать лет тюрьмы или смертную казнь — будет зависеть от настроения вашего судьи. Об оправдательном вердикте, разумеется, и речи быть не может. Обдумайте все хорошенько, друг мой. Знаете, вы даже начинаете мне нравиться, поэтому я искренне надеюсь, что вы примете зрелое и разумное решение.

— Мне не нужно время, — сказал Ник. — Я даю согласие прямо сейчас.

Шмидт просиял.

— Великолепно! — торжествующе воскликнул он. — Молодец, старина! Не могу выразить словами свое восхищение вашим правильным выбором!

— Полноте, капитан, вы так же, как и я, прекрасно знаете, что у меня не было выбора. Двадцать лет нацистской тюрьмы я никак не могу назвать адекватной альтернативой.

— Конечно, но я подумал было на секунду, что в вас заговорит упрямый патриотизм в отношении вашего оружия.

— Я бизнесмен, а не патриот. Я воспользуюсь вашим советом и переложу всю ответственность на германских шпионов. Теперь что вы хотите, чтобы я сделал?

Шмидт, радуясь как школьник, заспешил к своему столу.

— Заранее предполагая, что вы станете с нами сотрудничать, я заготовил письмо на имя вице-президента по конструкторским разработкам Честера Хилла…

— Нет, нет, нет! Письмо — это долгая история! Я хочу поскорее выбраться отсюда, капитан! Кроме того, использование письма в столь серьезном деле может обернуться и для меня, и для вас большими неприятностями. Дайте я просто позвоню ему. Я вполне смогу передать ему все указания по телефону.