Тьма миров

Причина безлюдности окраин стала постепенно проясняться по мере приближения волшебника к центру Шитфлиса. Застроенный довольно-таки безалаберно, он всё же, как и любое другое человеческое поселение, имел маленькую площадь, главной достопримечательностью которой была, безусловно, корчма «Крысиная нора». Несмотря на свою двухэтажную внушительность, название она вполне оправдывала, в чём Анкл имел возможность убедиться раньше, в прошлые посещения. И вряд ли что-то в этой местной забегаловке с почти всегда пустующими комнатами для редких постояльцев изменилось в лучшую сторону за ту сотню лет, что маг в ней не гостил. А вот в то, что даже бревна лиственницы, почти не подверженные гниению, из которых сложены стены корчмы, успели наполовину превратиться в труху, — верилось запросто. Да и пыли в труднодоступных для лентяев местах наверняка наросло семь холмов и три пригорка.

Голоса, нестройные и невнятно гомонящие, нахлынули монотонным гулом, когда маг еще только ступил на улочку, вплотную примыкающую к «деловому центру». Но чем ближе Анкл приближался к площади, тем звуки становились всё отчетливее. И вскоре они разделились на отдельные составляющие, позволяющие разобрать сперва особо громко выкрикнутые слова, а потом и целые предложения, произнесенные более спокойно, но не менее угрожающе. А когда дэр повернул на очередном перекрестке налево, выйдя на финишную прямую, то он смог вдобавок и лицезреть, правда, только со спины большую толпу местных жителей, запрудившую площадь перед корчмой. Вся эта орава шумела и волновалась подобно штормовому морю, размахивала руками и негодовала, лузгала семечки и лениво почесывалась, втихушку прикладывалась к горлышку фляжек с крепким горлодером и, не скрываясь, отхлебывала из жбанов с темным ячменным пивом, жадно уплетала пирожки с требухой и носилась босоногой мелюзгой промеж взрослых. Но какой бы разношерстной толпа ни казалась, в жажде зрелищ и развлечений она была едина. А кто сказал, что прилюдная казнь не развлечение? Самое что ни на есть!..

Анкл не спешил сокращать дистанцию, приближаясь к площади прогулочным шагом. Теперь торопиться уже некуда: такой желанный отдых, пусть и в гадюшнике «Крысиной норы», накрылся сосновой крышкой. До голодного, не выспавшегося, чумазого, замерзшего после утреннего купания, а потому и крайне обозленного мага никому нет, да и не будет никакого дела, пока представление не закончится.

— Хрюн, мать твоя — волчица, отдай нам ведьму подобру-поздорову! — мужик, стоявший едва ли не в самом конце толпы и выкрикнувший эту фразу, даже на цыпочки привстал, чтобы его хриплый голос беспрепятственно долетел до адресата. Но потеряв равновесие, субъект, густо заросший колючей щетиной, покачнулся и возможно завалился бы на спину, не ухватись он за плечо стоявшего по соседству лесоруба с топором, деловито заткнутым за пояс, который тут же брезгливо сделал шаг в сторону. — А иначе всю твою корчму… ик… спалим к рокасам [10] собачьим.

10

Рокас — полумифическое демоническое существо Лоскутного мира. На древних гравюрах чаще всего изображается как человек с головой коршуна и ядовитыми змеями вместо рук. До сих пор считается, что он — Сторож Часов Вечности, не позволяющий никому повернуть их ход вспять

Немногочисленный, но восторженный рев голосов подтвердил, что угроза для корчмаря вполне реальная. Несколько желающих запустить ему в дом красных зайцев-плясунов найдутся точно, а для древнего, основательно иссушенного годами здания и одного огненного попрыгунчика вполне достаточно, чтоб полыхнуть погребальным костром.

— А Хрюн то тебе чем не угодил, Квасий? — хриплым басом поинтересовался у крикуна лесоруб, презрительно скривившись. — Лишнюю чарку задарма на серебряном подавальнике не преподнёс?

— Какой ты проницательный, Лёх, аж страшно иногда становится, — угрюмо буркнул в ответ выпивоха и обиженно шмыгнул носом. — Я эту красномордую паскуду вчера как путного человека попросил дать полумерку «Жадинки» взаём. Так он в ответ кривулю свою разлыбил и пальцем на дверь указал. А вдогонку еще промычал, что, дескать, мне уже и так хватает, накачан, мол, по самые брови. Был бы накачан, так и не помнил бы такого прилюдного унижения пред всем честным народом… Сжечь ведьму! Громи корчму! — вновь громко проорал мужик, распалившись от неприятных воспоминаний, и штопором ввинтился в толпу, пробираясь поближе к крыльцу.

— Так он тебе правильно сказал, — констатировал рослый лесоруб и, грустно вздохнув, обреченно махнул рукой. — До сих пор не просох, а правёж учинять намылился.

— Не твоё лешачье дело! — мужичок, успевший немного протиснуться вперед, оглянулся и полыхнул злобным взглядом, недобро ощерившись. — Не нравится — иди дремучку косить, а то может быть у нас поленьев не хватит. Она ж ведьма! А они, знающие люди говорили, плохо горят, медленно. Особенно ежели их поджаривать с утра… Ну чего глазеете на бесовку как несмышлёные сосунки на вымя? Хватай её, да на костёр!

Со всех сторон вновь загомонили. Сперва нестройно. Но потом, входя в раж, всё более увереннее, настойчивей и фанатичней:

— Спалить…

— На кострище…

— К столбу ведьмачку!

— Тоже мне видунья гургулова выискалась…

— Ишь как зыркает!

— Хрюн, сам отдай, а не то!..

— Да я её вот этими своими собственными руками готова…

Анкл, остановившись шагах в пяти позади с каждым выкриком всё более обезумевающей толпы, посмотрел на крыльцо корчмы. Находящимся там сейчас не позавидуешь.

Сам корчмарь, невысокий мужчина лет сорока, затравленно озирался, скользя взглядом по продолжающим всё теснее смыкаться односельчанам. Его пальцы мертвой хваткой впились в худенькие плечи девчонки-подростка, лицо которой побелело словно горный снег. Вид у неё был крайне болезненный, если не сказать, изможденный. Казалось, еще чуть-чуть и девушка наверняка грохнется на землю в беспамятстве. А чуть в стороне от хозяина заведения и поближе к двери застыла манекеном, высокомерно уперев руки в бока, черноволосая женщина с хищными чертами лица. Оно могло бы показаться даже красивым, если б миловидность не портили гневно сверкающие глаза, презрительная ухмылка густо напомаженных губ, видимо привычных именно к такому положению, и чуть искривленный носик, скорее похожий на клюв ястреба. Да еще из приоткрытой двери корчмы торчала голова мальчонки, с испугом наблюдавшего за происходящим на улице глазами, из которых, того и гляди, хлынут бурные потоки слёз.

— Это кто тут такой безнадежно смелый и непроходимо тупой, что собрался мою корчму подпалить? — голос у женщины оказался басовитым, но не глухим, а надтреснуто-раскатистым, подобно первому весеннему грому. — А ну ходи сюда поближе, смельчак недоделанный родителями! Я тебе живо мозги вправлю, если они вообще в твоем кочане капусты имеются…

Черноволосая сделала шажок вперед, и толпа ровно на такое же расстояние отшатнулась от крыльца.

— То-то же, поджигальщики тупоголовые! — удовлетворенная одержанной малюсенькой победой, жена корчмаря самым наглым образом оскалилась в кривой ухмылке.

Анкл, по неведомой причине с первого взгляда проникшийся стойкой антипатией к черноволосой колдовке, едва успел подумать о том, что рано она обрадовалась. Толпа — одно из самых страшных животных: подлое, жестокое и совершенно неуправляемое. И словами его трудно напугать и отогнать, когда оно уже выбрало себе цель, уставившись на жертву, чаще всего беззащитную, налитыми кровью и злобой глазами. Оно может отказаться от своих намерений, лишь только получив хлесткий и чрезвычайно болезненный удар по оскаленной пасти.

Наспех кем-то подожженный факел, коротко прошипев чередой падающих капелек горящей смолы в недолгом полете из задних рядов, только подтвердил правильность мыслей волшебника. И хотя до цели он не долетел, плюхнувшись на утоптанную землю в паре шагов от крыльца, но, как говорится, лиха беда начало. Наверняка за первым почти сразу же последует второй, а потом еще, и еще…

Черноволосая тоже быстро сообразила, что к чему. И она тут же перенаправила остриё своей атаки на более податливую цель, выхлестнув всю накопившуюся злость на муженька: