Тьма над Петроградом

– Новая экономическая политика! – усмехнулся Борис.

Мари не оценила его шутку, но добавила:

– И место очень удобное. До города близко, а посторонних людей нет, и подойти сюда незаметно нельзя: единственный путь – через мост – отлично просматривается…

– Зато и сбежать в случае тревоги не удастся… – вздохнул Борис.

Они вернулись в кухню.

– Действительно чудодейственный отвар! – воскликнул Ртищев, повернувшись к двери. – Я словно заново родился!

– Неонила Дмитревна мертвого на ноги поднимет! – одобрительно сказал Саенко.

Хозяйка польщенно улыбнулась. Была она хоть и не так чтобы молода, но глаза смотрели весело, приветливо, свое полное тело она носила легко и все успевала – и на стол собрать, и за больным профессором поухаживать, и с Саенко переглянуться. Пантелей чувствовал себя как дома, он вообще мгновенно осваивался на новом месте.

Он помог хозяйке накрыть на стол в горнице. Видно было, что жили здесь раньше не то чтобы богато, но не по-мужичьи. На стол хозяйка постелила белую скатерть, положила столовые приборы. Тарелки были хоть и разномастные, но не битые, неизменная селедка аккуратно разделана и нарезана мелко.

Шум и топот в сенях возвестили о приходе Сержа и Луиджи.

– Еле выбрались! – сказал Серж, схватив ковш воды. – Уголовка крепко за налетчиков взялась, скоро Сеньке плохо придется…

– Как там у них? – спросил Борис.

– Да все нормально, ушли. Филина подстрелили насмерть, а еще одного ранили. Ну, это уж не к нам претензии. Публику в ресторане они порядочно пощипали… на нас не в обиде.

К ужину подала хозяйка рассыпчатую картошку с селедкой, посыпанной крупными кольцами лука, на второе вытащила из печи пирог с морковью. Саенко внес огромный самовар, хозяйка – чашку мелко наколотого сахару. Чай был заварен на сушеной малине, и комната сразу наполнилась ароматом летнего леса.

Через некоторое время Саенко обтер лоб полотенцем и поблагодарил хозяйку.

– Кушайте, гости дорогие! – Та всплеснула руками. – Какие я раньше кушанья готовила! Муж покойный всегда любил, чтобы полный стол гостей!

– М-м-м… – протянул Саенко, – а давайте, Неонила Дмитревна, я вам помогу со стола убрать да посуду вымыть…

Хозяйка и сама сообразила, что разговорилась не вовремя, что гости ее – люди занятые и болтать попусту им не с руки.

Когда они ушли, Ртищев вздохнул и обвел всю компанию испытующим взглядом. Очевидно, легкие подозрения у него вызвал только Луиджи – слишком легкомысленный имел вид в своем клетчатом костюме.

– Я так рад, Борис, голубчик, что вы откликнулись на мой зов о помощи, – заговорил Павел Аристархович тихо, – поймите меня правильно, мне самому ничего не нужно, скоро меня не станет, сердце сдает… Но перед смертью хотелось бы сделать доброе дело – спасти Сашеньку.

– Извините, что перебиваю, профессор, – вмешался Серж, – но не пора ли перейти к делу? Мы проделали долгий и опасный путь, времени у нас очень мало, так что назовите место, где скрывается ваша протеже, и мы начнем операцию по ее переброске в Париж. Нам, извините, за это деньги платят.

– Понимаю вас, – закивал Ртищев, – простите старика. Но дело в том, что я не знаю точного места нахождения Александры Николаевны.

– Объяснитесь, господин Ртищев. – Серж нахмурил брови. – Вы хотите сказать, что мы с таким трудом притащились в Россию для того только, чтобы приятно побеседовать с вами?

– Я ведь тебя предупреждала, – насмешливо фыркнула Мари, – мне с самого начала не нравилось это предприятие, я чувствую, что добром это не кончится…

– Спокойнее! – Борис встал и положил руку на спинку стула, где сидел Ртищев, краем глаза отметив, что Луиджи крадется к двери, чтобы зайти ему за спину на всякий случай. Борис дернул рукавом, так чтобы только Луиджи мог увидеть кончик лезвия спрятанного ножа.

– Серж, предложите Луиджи сесть на место, – отчеканил Борис, – а вы, мадам, не извольте каркать, а лучше дайте возможность господину профессору рассказать все, что он знает.

Ух, как Мари на него посмотрела! Словно два черных кинжала вырвались из ее глаз. Как будто и не было между ними той мимолетной нежности, как будто не мечтали о счастье вдвоем.

– Прошу прощения – не мадам, мадемуазель… – Борис нелюбезно улыбнулся и перевел взгляд на Сержа.

– Говорите, профессор, – сказал тот, одними бровями велев Луиджи вернуться за стол.

Дело было прошлой осенью. Профессор Ртищев жил тогда у своей кухарки Меланьи – больше ему некуда было деться. Меланья проработала у него лет тридцать, жила, как она говорила, на всем готовом и сумела отложить за это время кое-что на старость. Но все накопления пропали, и, чтобы не умереть с голоду, Меланья потихоньку носила на толкучку все любовно сбереженные ею подарки хозяина к ее именинам и церковным праздникам. Проели набор серебряных ложечек и две расписные деревянные шкатулки, почти не ношенную павловскую шаль и камчатую скатерть, альбом для фотографий, обитый малиновым бархатом, с накладными застежками, куда Меланья вклеивала открытки и вырезки из журнала «Нива». Когда же в прожорливом чреве Сенного рынка исчезли серебряные щипчики для сахара, фаянсовый кувшин, расписанный лиловыми ирисами, и золотой образок Казанской Божьей Матери, профессор Ртищев нашел себе небольшой заработок.

Знакомый фотограф подарил ему пачку черной бумаги, и Павел Аристархович сидел на рынке и вырезал силуэтные портреты желающих. За это ему платили небольшую денежку, профессор, правда, предпочитал брать продуктами. Талант к рисованию у него был с детства, однако стал он не художником, а искусствоведом. Но вот сейчас пригодилось и умение рисовать.

Так и сидел он на раскладном стульчике, дуя на озябшие пальцы и вырезая просто так, для себя, портрет собаки Дианки, умершей в далеком девятьсот тринадцатом году, когда его окликнул тихий женский голос:

– Павел Аристархович, никак это вы?

Ртищев поднял голову и увидел перед собой давнюю знакомую Агнию Львовну Мезенцеву. Если бы она сама не подошла к его стульчику, он никогда бы ее не узнал. Она здорово постарела, была замотала в платок, как деревенская баба, и только глаза смотрели живо и напоминали прежнюю Агнию.

– Боже мой, вы? – Профессор привстал с места. – Сударыня, какими судьбами?..

– Тише! – Она почти силой усадила его на стул. – Не нужно привлекать внимания…

Он опустил голову и шепотом засыпал ее вопросами о Сашеньке и ее матери, он знал, что они всегда были очень дружны. Агния отвечала кратко, что ее подруга Ольга Кирилловна умерла, Сашеньку же пока миновала гроза. ГПУ не разузнало о ее происхождении, им удалось скрыться от властей, но какой ценой…

– Мы живем у анархистов, – говорила Агния, – это ужасно. Я служу у них кем-то вроде экономки, а Сашенька… ее взял к себе Игнат Кардаш, он страшный, страшный человек, держит ее взаперти, домогается. Сашенька очень больна, я всерьез опасаюсь за ее рассудок… меня выпускают только на базар вон с теми двумя. – Она указала на двоих мужчин, один огромный, в папахе, другой на вид пожиже, в женской когда-то бордового цвета кацавейке.