Тьма над Петроградом
Шрифт:
– Извиняюсь, братец, – обратился Борис к стоящему рядом человеку в потертом бушлате, который не принимал участия в бурной дискуссии и вообще производил впечатление почти нормального, – где я могу найти Игната Кардаша? У меня для него письмо…
Человека в бушлате как будто подменили. Он побагровел, сжал кулаки и двинулся на Бориса:
– Ты как сюда попал? Тебя кто пустил на свободный сход честных анархистов? Всех сторонников этого перерожденца мы уже вымели отсюда поганой метлой! Братцы! – Он оглянулся по сторонам. – Среди нас анархо-фундаменталисты! Лазутчики Игната Кардаша!
Заполнявшие зал анархисты
Переведя дыхание, отряхнулись и оглядели друг друга.
Им удалось отделаться несколькими синяками и ссадинами, что совсем немного, если учесть количество анархистов и их боевой задор, однако результат разведки оказался нулевым – они ничего не узнали о Игнате Кардаше, кроме того, что тот не пользуется популярностью среди других анархистов.
– Ну что, товарищи граждане, – окликнул их Саенко. – Смотрю, что не получилось у вас с теми анархистами разговора… Ох и подлый же народ! Надо же, как накостыляли! Надо будет вам сырого мяса приложить, очень от синяков помогает!
– Обойдется! – отмахнулся Борис. – Не знаю вот, как теперь к этим анархистам подкатиться. Второй раз они нас не пустят…
– Может, у меня лучше получится? – задумчиво проговорил Саенко.
– Не советую, – возразил Борис, проверяя языком шатающийся зуб. – А что это у тебя такое?
Саенко тащил на плече какой-то завернутый в рогожу громоздкий инструмент.
– Дак точило, – ответил Пантелей, скидывая рогожу. – Хорошее такое точило, с ножным приводом. Что хочешь наточить можно… по случаю раздобыл, у одного земляка на астролябию выменял!
– На что? – изумленно переспросил Борис. – А астролябия-то у тебя откуда?
– Долго рассказывать, – отмахнулся Саенко. – Так что попробую-ка я с теми анархистами познакомиться… – Он снова взвалил точило на плечо и пошел по улице, нараспев выкликая: – Точу ножи, ножницы! А вот кому чего поточить! Точу ножи, но-ожницы!
Таким нехитрым манером он дошел до анархистского клуба, огляделся по сторонам и нырнул в подворотню, которая вела во двор княжеского дворца.
Встав посреди двора, Саенко поставил перед собой точило, запрокинул голову и завел на манер оперного тенора свою арию:
– Точу-у ножи-и…
Не прошло и пяти минут, как из задней двери дворца, воровато оглядываясь, выскользнул тощий длинноволосый субъект в поношенной студенческой тужурке, подбежал к Саенко и, вытащив из потертого сапожного голенища зазубренный мясницкий нож, протянул его Пантелею Григорьевичу:
– Ну-ка, братец, того… наточи мне инструмент, а то без него в дискуссии несподручно участвовать!
– Известное дело. – Саенко солидно кивнул. – Как же на дискуссию без инструмента? Не извольте беспокоиться, как бритва будет! На всякую будет надобность пригодно, хочешь – колбаски порезать, хочешь – бороду брить, хочешь – в дискуссию вдариться… – Он придирчиво осмотрел нож и принялся за работу, проговорив: – А вы, извиняюсь, гражданина Кардаша не изволите знать? Тоже из ваших, из антихристов… то есть, извиняюсь, из анархистов…
Клиент дико взглянул на Саенко, выхватил у него недоточенный нож и скрылся за той же
дверью. Однако на его месте тут же появился другой – рыхлый толстяк с длинными обвислыми усами.– Вам инструмент поточить? – проговорил Саенко. – На дискуссию торопитесь?
– Точно! – подтвердил толстяк и протянул Пантелею хлебный нож. – Мне бы поострее…
– Сделаем! – Саенко принялся за работу и тут же повторил свой вопрос – не знает ли его клиент Игната Кардаша.
– Кардаша? – Анархист подозрительно взглянул на точильщика. – А на что тебе этот Кардаш? Ты, как представитель угнетенных народных масс, должен своим здоровым нутром чувствовать всю его гнилую буржуазную сущность!
– Это вы верно говорите, – кивнул Саенко, переворачивая нож и принимаясь за другую сторону. – Нутро у меня здоровое, сроду ничем не болел, окромя похмелья, а у него самая как раз гнилая сущность, поскольку мне этот Кардаш денег должен несметное количество. Пять с половиной мильонов! Это уж не знаю, сколько на новые червонцы получается. Я ему столько всякого… инструмента наточил, а он обещал к пятнице расплатиться – и поминай как звали!
– Да, братец, можешь со своими денежками распрощаться! – ухмыльнулся толстяк. – Кардаш теперь в Питер ни ногой! Ему сюда лучше не соваться – многим насолил! Да только… – анархист понизил голос, – да только он сюда и не хочет. Ему в Голубкине хорошо, он там устроился, как царь Салтан. Живет – как сыр в масле катается! Вроде коммуна анархическая, а на самом деле – самая настоящая тирания!
– В Голубкине? – переспросил Саенко. – Это где ж такое будет Голубкино?
– Да ты уж не собрался ли туда за своими мильонами? – усмехнулся анархист.
– А что ж – бросить такие деньги? Мы люди небогатые, деньгами швыряться не приучены…
– Забудь, братец! У него там охрана с пулеметами, как кто посторонний появится – палят без разговора!
– А все-таки где же это Голубкино?
– Бывших графов Кутайсовых имение возле Луги. А только я тебе не советую…
– Ну, за совет – спасибо, а ножичек ваш готов! Позвольте двести тыщ за работу…
– Ну, братец, больно много! – проговорил анархист, любуясь ножом. – Хорошо наточил, душевно! Зайди за деньгами в пятницу!
– Ох и подлый же народ эти анархисты! – повторил Саенко, проводив толстяка взглядом.
Он снова взгромоздил точило на плечо и покинул дворцовый двор.
Встретив ожидающих его Бориса и Сержа, сообщил, что ему удалось выяснить.
– Голубкино так Голубкино! – проговорил Серж. – Хорошо, что не Рио-де-Жанейро!
Глава 10
Много звездочек на небе,
Одное светлее нет.
Много партий есть на свете —
Анархистов лучше нет.
– Хозяин, водички не дашь напиться? – спросил Борис, перегнувшись через покосившийся забор.
Крестьянин, который гонялся по двору за курицей, остановился, приложил руку козырьком и посмотрел на приезжих.
– Водички? – переспросил он. – Водички – это можно. А вот дозвольте спросить, много ли ваша штуковина овса потребляет? Или ее сеном можно заправлять?