Тьма (сборник)

Доннели поглядел на него, прищурившись.

– Иисусе. Как долго ты уже здесь сегодня?

– Шесть часов. Новое положение – вахта еще восемь часов.

– Ой. Сливки, сахар?

– Всего понемножку. Сливок – только чтобы кофе забелить.

– Ты начинаешь говорить, как моя жена.

– Попробуешь лапать – яйца отстрелю.

– Наверное, это глупый вопрос…

– От тебя – с гарантией, – перебил его Камбро.

– Ничего не надо для нашего приятеля репортера?

Камбро отъехал на кресле от консоли, и колеса загромыхали в маленьком объеме комнаты так же громко, как тикал таймер. Просунув пальцы под очки, он принялся тереть глаза, пока кожа не порозовела.

– А я сказал, что этот парень – репортер? Забудь. Он был репортером. Когда он выберется из холодильника, ему ничего не понадобится, кроме комнаты с мягкими стенами. Или гроба.

Доннели продолжал глядеть на ящик. Слишком уж чудно, настолько, что трудно взгляд отвести.

– А как насчет того, чтобы я сделал ему укол старого доброго цианида, штатного?

– Нет, пока что, – ответил Камбро, касаясь таймера, будто ища в этом вдохновение. Что-то чиркнул в серый блокнот. – Пока что нет, друг мой.

Оставшееся время перестало иметь значение для Гаррета, и это было хорошо. Освобождение. Он был освобожден от того, что ранее было путами, от земной повседневности. Здесь не было ни дня, ни ночи, ни времени. Он был свободен. Воздействия окружающей среды и ограничения телесной оболочки стали единственной реальностью. Однажды он прочел, что следующим этапом человеческой эволюции станет лишенный формы интеллект, вечный, почти космический, неумирающий, бессмертный, трансцендентный. Если свет был Богом, то тогда холод был Сном. Новые правила, новые божества. Он свернулся в позу эмбриона, будто побитый зверь, весь дрожа, а его залитый светом ум боролся с решением проблемы – как правильно приносить подношения второму из богов?

Кости чувствовали холод; его кисти и ступни казались далекими и неощутимыми. Дыхание – будто ледяной нож, пронизывающий легкие. Гаррет старался дышать неглубоко и молился о том, чтобы его пересохшее горло хоть чуть-чуть отдавало тепло внутренних процессов тела воздуху прежде, чем тот безжалостно вонзится в ткани легких.

Он сам теперь являлся лишь тканями тела.

Он понимал, что холод не понизит его внутреннюю температуру больше чем на два градуса. Холод не убьет его, а испытывает, холод предлагает ему познать пределы своих возможностей. Убить Гаррета было бы слишком просто и бессмысленно. Он бы не пережил свет лишь для того, чтобы погибнуть от холода. Холод заботится о нем, как заботился свет, как беззаботный бог, который сказал, что будет заботиться о стаде своем, увечном, мучимом, убиваемом… лишь для того, чтобы проповедовать обновленную веру.

Холод был близок Свету, в некоем смысле, превосходящем просто плотский.

Пальцы на руках и ногах едва ощущались. Гаррет полежал на правом боку, потом на левом, чтобы его легкие нагружались по очереди, чтобы давать им отдохнуть от леденящей боли, делить ее на переносимые части.

Он позволил окружающей среде с температурой ниже нуля течь сквозь него, а не биться об убогую преграду его кожи. Подумал о срубленном в лесу дереве. То, что он здесь, в таком холоде, послужит цели. Он станет доказательством звука в безмолвном, занесенном снегом лесу. Морозный воздух нуждается в нем, как он нуждается в этом воздухе, чтобы утвердить свое существование.

Скрючившийся, дрожащий, все еще обнаженный, кровь сгустилась и медленно ползет в не способных оттаять венах, Гаррет позволил холоду забрать его. Принял его напор и его безрассудство.

Закрыв глаза, он ощущает блаженство. Улыбаясь, со стиснутыми зубами спит.

На грязном кофейном столике перед Альварадо были несколько интересных вещей: бутылка скотча «Лафрой», большой фотоаппарат, короткоствольный пистолет и нераспечатанное письмо.

Фотоаппарат с автофокусом в боксе для бесшумной работы, заряженный цветной пленкой на 1600 единиц, для съемки без вспышки. За считаные секунды был сделан двадцать один снимок. Скотч очень мягкий, так что бутылка уже наполовину пуста. Пистолет – «Бульдог» 44-го калибра фирмы «Чартер Армз», полностью заряжен.

Когда здание наполнили тихие ночные шумы, Альварадо напрягся, его сердце заколотилось от предвкушения. Секунду за секундой он был в безопасности… но каждая следующая могла стать последней.

Он ехал до самой долины Сан-Фернандо, чтобы отправить письма с заранее написанными адресами. Копии бесценных пленок и фотографий. Его легенда безупречна, его улики убийственны, и единственная причина, по которой он до сих пор здесь, – он чувствовал себя проклятым. Вроде как замаравшимся.

В фотоаппарате новые улики. Еще грубее и ядовитее, чертовски хороши, чтобы пригодиться в его деле, и так уже выигрышном.

Альварадо взял конверт и в тысячный раз прочел адрес. Счет за кабельное телевидение Гаррету, его соседу. Иногда боги, правящие компьютерными системами почты, тоже дают промашку, путают цифры. Не став устранять источник раздражения бесплодной болтовней по телефону, Альварадо и Гаррет просто выпили по пиву, они уже в течение года отдавали друг другу почту, подсовывая под дверь, если соседа не было дома. Оба помногу путешествовали, и почта стала их любимым предметом шуток.

Гаррет был агентом в издательской фирме. Продвигал новые релизы и договаривался с магазинами. Альварадо работал в «Лос-Анджелес тайме», пока не попал под сезонное сокращение, после чего не смог найти новую работу из-за рецессии. И работал на фрилансе, пока его время не наступило. Он провел в этой профессии немало лет и уже верил в кармические ритмы. Работа на фрилансе привела его в новые, весьма странные места. Альтернативная пресса. Таблоиды. Популярные журналы.

Журналистские расследования, на свой страх и риск.

Теперь, если его тайные союзники правильно воспользуются дубликатами пленок и фотографий, безопасно спрятанных в недрах почтовой службы, Альварадо снова выйдет на первый план, по-крупному. Ждать – не самое худшее, хотя последние несколько адских дней держали его в изрядном напряжении.

Иногда за такие репортажи их авторов убивают. Такое случается, но редко выходит на публику. Поэтому Альварадо привел в действие всю сложную систему конспирации.

Иногда с репортерами случается нечто похуже смерти. Так что вот он, заряженный пистолет, и это молчаливое бдение в темной комнате.

Все произошло четыре или пять дней назад. Не больше недели. Распорядок жизни Альварадо и необходимость спать пришли в противоречие, в силу боевой обстановки.

Неделю назад, ночью, он услышал сильный шум. Убийственные фотографии и пленки еще не были скопированы и отправлены почтой. Он дремал на диване и мгновенно проснулся, готовый ко всему. Сначала решил, что это домашний скандал – Гаррет и его жена или подруга шумно поругались среди ночи, ненадолго. С любовниками такое бывает.

Но потом сознание Альварадо распознало шум. Это не скандал.

Он помнил, как схватил фотоаппарат и вышел на балкон. Секунду подумав, перешел на балкон Гаррета и сразу увидел, что внутри происходят очень скверные дела.

Он видел все это в видоискатель через щель между занавесками, закрывающими раздвижную дверь в квартире. Увидел Гаррета, нагого, которого очень быстро избили и скрутили опытные громилы, в духе Секретного Отдела Джей Си Пенни. Жена или любовница Гаррета тоже была нагой, с ней обошлись так же скверно и угрожали у дальней стены квартиры. Парни действовали так, будто четко знали, что делают.