Тьма в бутылке

Он обнаружил, как пятна пота стали молниеносно расползаться под мышками, а голос распространился во всех направлениях сразу. Шейные мышцы напряглись, волосы затопорщились по всему телу, темные и жесткие.

Он вдруг ощутил себя кротовьей норой, вздыбившейся посреди гладкого поля.

Только сильно постаравшись, он слабо узнавал себя в тех мальчиках общины, которые подверглись подобной трансформации раньше его, однако не догадывался, в чем дело. Ни в коем случае это не являлось темой, которую можно было затрагивать в доме, обозначаемом отцом как «богоизбранный».

В течение трех лет отец и мать обращались к нему, только когда была крайняя необходимость. Они не обращали внимания на его старания, никогда не замечали, когда он выкладывался в полную силу во время общих молитв. Для них он был лишь отражением Сатаны по имени Чаплин, вот и все. Чем он занимался и что придумывал, не имело значения.

И община провозгласила его иным, одержимым и собиралась на молитвы о том, чтобы остальные дети не последовали его примеру.

Лишь Ева оставалась в стороне. Его младшая сестренка, которая от случая к случаю предавала его и под давлением отца докладывала, как он клеветал на собственных родителей и насколько не желал подчиняться им и слову Божию.

После этого священник взял на себя вторую миссию — сломать сына. Бесконечные приказы без какой-либо цели. Ежедневная порция издевательств и брани, побои и психологический террор на десерт.

Поначалу в общине нашлось несколько человек, у которых он находил утешение, но затем и этому пришел конец. В тех кругах гнев и проклятия Бога сгущались над людским милосердием, и в подобной тени набожный человек выигрывает как перед лицом Бога, так и перед своим собственным.

Они повернулись к нему спиной и решили не вмешиваться. В конце концов, ему ничего не осталось, как подставить вторую щеку.

В точности как предписывала Библия.

И в сердцевине этого дома теней, где нельзя было даже дышать, их с Евой связь медленно зачахла. Сколько раз она забывала попросить у него прощения? А он, в свою очередь, сколько раз оставался к ней глух?

В итоге у него не осталось больше и сестры, а в тот зимний день все совсем испортилось.

— Твой голос похож на поросячий визг, — заявил отец перед тем, как они уселись за обеденный стол. — Да ты и выглядишь не лучше. Как свинья. Только посмотри в зеркало, какой ты безобразный и неотесанный. Принюхайся своим уродливым рылом, и ты обнаружишь, как сильно от тебя воняет. Иди и отмойся хорошенько, скверное ты существо.

Именно так начинались унижения и приказания. Вот так коварно. Небольшими порциями. Планомерной вереницей. Такие мелочи, как приказ пойти помыться, постепенно разрастались до неимоверных размеров, и вскоре все стало предсказуемым. Завершив свою тираду, отец наверняка потребует отмыть все стены в комнате, чтобы избавиться от вони.

Почему бы сразу не перейти к сути?

— Я выскребу свои стены дочиста хоть щелоком, еще прежде чем ты закончишь раздавать свои сумасшедшие указания, понятно? Но все-таки чисти их сам, старый пень, — кричал он.

Тут отец начинал потеть, и в диалог вмешивалась матушка. Кто он вообще такой, чтобы подобным образом разговаривать с отцом?

Она попытается толкнуть его в угол, он хорошо знал ее. Станет орать, чтобы он убирался из их жизни, пока он, наконец сытый по горло всем этим абсурдом, не хлопнет дверью и не пропадет на полночи. Подобную тактику она часто применяла весьма удачно, когда ситуация накалялась, но теперь у нее ничего не выйдет.

Он ощутил, как напряглось его обновленное тело. Как участился пульс в шейной артерии и потеплели мышцы. Если отец подойдет со своими стиснутыми кулаками слишком близко, пускай почувствует его в деле.

— Исчадие ада, оставь меня в покое, — предупредил он. — Я ненавижу тебя, как чуму. Чтоб подохнуть тебе от кровохаркания, потаскун несчастный. Держись от меня подальше.

Видеть лицемерного человека, являвшегося их отцом, который столкнулся с потоком слов, подаренных человечеству дьяволом, оказалось для Евы чересчур. Робкая фиалка в переднике, погрязшая во всевозможных повседневных заботах, подпрыгнула и затрясла его изо всех сил. Пускай не разрушает их жизнь дальше, он уже и так достаточно натворил, орала она своему брату, пока мать пыталась расцепить их, а отец подскочил к шкафу под раковиной и выхватил оттуда пару бутылок.

— А теперь отправляйся наверх и щелоком дочиста отскребай стены, как ты сам предложил, Чаплин-Дьявол, — прошипел он с мертвенно-бледным лицом. — А если ты этого не сделаешь, уж я позабочусь, чтобы ты не поднимался со своей кровати нескольких суток подряд, ясно тебе?

После этого отец плюнул ему в лицо и пихнул в руки одну из бутылок, а затем с презрением принялся наблюдать, как плевок стекает по его щеке.

Тогда он отвинтил крышку у бутылки и перевернул ее, так что разъедающая жидкость пролилась на пол.

— Черт тебя дери, что ты творишь, недоумок? — заорал отец и попытался вырвать бутылку у него из рук, так что отрава брызнула во все стороны.

У отца вырвался глубокий рев, сотрясающий все вокруг, однако по громкости ничто не могло сравниться с визгом, изданным Евой.

Она тряслась всем телом, руки ходили ходуном у лица, словно она никак не решалась дотронуться до него. За считаные секунды щелок проник ей в глазницы и лишил возможности смотреть на мир.

И пока комната переполнялась рыданиями матери, воплями Евы и его собственным ужасом от сознания содеянного, отец стоял и смотрел на свои руки, вздувающиеся волдырями от щелока, а лицо его стало из красного синим.

Он вдруг вытаращил глаза, схватился за грудь, накренился вперед, хватая губами воздух с изумленным и безбожным выражением на лице. И когда он наконец рухнул на пол, жизнь его, какой они ее знали, была кончена.

— Господи Иисусе Христе, Господь Отец Всемогущий, предаюсь в руки Твои, — прохрипел отец с последним вздохом и испустил дух. Скрестив руки на груди и с улыбкой на губах.

Он мгновение стоял, глядя на улыбку на застывшей предсмертной маске отца, мать призывала божью милость, а Ева верещала.

Жажда мести, державшая его на плаву последние годы, вдруг осталась без подпитывающего источника. Отец умер от сердечного приступа с улыбкой и именем Господа на устах.

Не об этом он мечтал.

Всего пять часов спустя семья распалась. Ева с матерью отправились в больницу Оденсе, а он — в детский дом. Об этом позаботились члены общины, такова оказалась его награда за жизнь вдали от Господа.

Теперь ему оставалось лишь отплатить той же монетой.