Тьма в бутылке

В общей сложности три коробки — это слишком, слишком тяжело.

Она еле различала дверной проем и коридор там, где кончались ее ноги, но и этот вид скрылся, после того как он водрузил стопку коробок ей на голень и в довершение поставил еще один штабель на пол у самой двери.

Он проделал все это молча. Молча же захлопнул дверь и надежно запер ее снаружи.

Она даже не успела позвать на помощь. Да и кто мог бы ей помочь?

«Он хочет оставить меня тут?» — подумала она. Диафрагма двигалась от дыхательных движений в грудной клетке. Она могла видеть лишь полосы света от велюксовского окна у себя над головой да коричневые картонные поверхности.

Когда наконец наступила полная темнота, у нее в заднем кармане зазвонил телефон.

Он звонил и звонил, пока не перестал.

21

За первые двадцать километров дороги к Карлсхамну Карл выкурил четыре сигареты «Сесиль», чтобы справиться с периодическими приступами дрожи, одолевавшими его после жуткого утреннего кофе у Трюггве Холта. Если бы они закончили допрос накануне, он сразу же отправился бы домой и в данный момент лежал бы в своей тепленькой постельке с газетой на животе, вдыхая обеими ноздрями ядреный запах оладьев Мортена.

Мёрк принюхался к собственному несвежему запаху изо рта.

Субботнее утро. Через три часа он будет дома. А пока что остается только держаться.

Карл едва настроился на «Блекинге Радио», как затрезвонил вальс в исполнении хардангерфеле. [24]

— Ну и что? Ты где, Калле? [25] — поинтересовался голос на другом конце провода.

Мёрк вновь взглянул на часы. Девять часов. Запахло жареным. Когда последний раз его пасынок поднимался в такую рань в субботу?

24

Хардангерфеле — национальная норвежская скрипка.

25

Калле Блумквист — сыщик, герой трилогии Астрид Линдгрен.

— Йеспер, что стряслось?

Парень был расстроен.

— Я больше не желаю оставаться у Вигги. Возвращаюсь домой, ладно?

Карл приглушил звуки польки.

— Домой?! Эй, Йеспер, послушай. Только что Вигга поставила мне ультиматум. Она тоже хочет вернуться домой, а если меня это не устроит, она потребует продать дом, чтобы смыться со своей долей. И где, черт возьми, ты тогда будешь жить?

— Но она же не может так поступить?

Карл улыбнулся. Поразительно, насколько плохо мальчик знает свою маму.

— В чем дело, Йеспер, почему ты хочешь домой? Устал от дыр в крыше садового домика? Или, может, вчера пришлось самому мыть посуду?

И снова улыбнулся. Подколы отлично помогали сокращениям диафрагмы.

— До гимназии Аллерёда отсюда охренеть как далеко. Час на дорогу в один конец. Это сумасшествие. И Вигга постоянно плачет. Мне надоело это слушать.

— Плачет? Как это? — Карл пожалел о таком вопросе — как можно было спрашивать такую глупость? — Нет, Йеспер, забудь. Я не желаю ничего об этом слышать.

— Господи, Калле, не в том смысле! Она плачет всякий раз, когда в хозяйстве не оказывается мужика, и сейчас его как раз не оказалось. Просто кошмар какой-то!

Сейчас не оказалось мужика? А что же случилось с поэтом, обладателем очков в роговой оправе, будь он неладен? Нашел себе музу с более толстым кошельком? И которая способна хоть иногда закрывать рот?

Карл посмотрел на промозглый пейзаж. GPS-навигатор советовал ехать через Рёдбю и Брекне-Хоби, дорога была извилистой и слякотной. Одному черту известно, сколько в этой стране деревьев!

— Поэтому она и стремится обратно в Рённехольтпаркен, — продолжал парень. — Там у нее будешь хотя бы ты.

Карл покачал головой. Дерьмовый комплимент получился.

— Хорошо, Йеспер. Ни при каких обстоятельствах Вигга не вернется домой. Послушай: я готов выложить тысячу, если ты ее отговоришь.

— Ну ладно. А как это сделать?

— Как? Найди ей какого-нибудь мужика, мальчик, неужели ты не справишься сам? Две тысячи, если ты устроишь это в ближайшие выходные. А еще в этом случае тебе можно будет вернуться, иначе никак.

Двух зайцев одним выстрелом. Карл был весьма доволен собой. Парень на другом конце провода оказался совершенно растерян.

— И еще одна вещь. Когда вернешься, я больше не желаю слышать никакого брюзжания по поводу того, что у нас живет Харди. Если тебе не нравится запах булочной, можешь оставаться в степном домике.

— Что-что?

— Ты понял? Получишь две тысячи, если уладишь все в эти выходные.

На мгновение Йеспер замолк. Новой мысли нужно было пройти через подростковый фильтр привычной лени и упрямства, смешанных с изрядной долей похмельной тупости.

— Ты говоришь, две тысячи, — наконец произнес он. — Хорошо, я дам объявление.

— Ну-ну.

Карл сомневался в таком методе. Он уж скорее представил бы себе, что Йеспер соберет в летнем домике разорившихся художников, чтобы они собственными глазами увидели, какую чудесную и совершенно бесплатную студию могут заполучить вместе с потрепанной хиппушкой в придачу.

— И что же ты намерен писать в объявлении?

— Да кто его знает, Калле. — Он на секунду задумался. Тут явно нужен был особый подход. — Что-то типа: «Привет. У меня симпатичная мама, которая ищет симпатичного парня. Унылым беднякам и убогим неудачникам просьба не беспокоиться». — Он рассмеялся.

— Ну-ну. Возможно, тебе придется еще раз продумать все хорошенько.

— Отлично! — Йеспер вновь с похмелья хрипло рассмеялся. — Чувак Калле! Можешь отправляться в банк за деньгами. — И он положил трубку.

Карл слегка рассеянно посмотрел поверх приборной панели на пейзаж, состоявший из красных домиков и пасущихся на моросящем дожде коров.

Никакие современные технологии были не в состоянии устранить основополагающие элементы жизни.

Харди встретил Карла жалкой унылой улыбкой, когда тот вошел в гостиную.

— Где ты был? — тихо спросил он, пока Мортен вытирал картофельное пюре с уголков его рта.

— А-а-а, ездил в Швецию. Доехал до Блекинге, там и переночевал. Утром предстал перед основательным полицейским участком в Карлсхамне и постучал в запертую дверь. Они, кажется, работают еще хуже, чем мы. Пиши пропало, если преступление совершается в субботу.

Он позволил себе ироничную улыбку, однако Харди это совсем не показалось веселым.

На самом деле все происходило не совсем так, как рассказывал Карл. У двери участка висел домофон. «Нажмите „Б“ и изложите свою проблему», гласила надпись на табличке, располагавшейся рядом. И он попытался, но не понял ни черта, когда дежурный ему ответил. Потом мужчина перешел на так называемый английский язык с жутким шведским акцентом, из которого Карл опять ничего не понял.