То, что ты любил

— Я вижу, как он был красив. — Грейнджер устроилась у Драко за плечом. Обернувшись, он увидел, что она глядит с улыбкой, немного наклонив голову.

— Тебе это видно?

— Да. — Она провела рукой над его протянутой ладонью.

— Я срезал эту розу в день рождения мамы, когда мне было тринадцать. Я еще не знал тогда, что Волдеморт возродится, что он со своими приспешниками явится в наш дом, что погибнет цветник и сад. Я просто хотел подарить ей праздник.

— Мы говорим о том, что любил ты, — напомнила Грейнджер.

— Я любил наш сад и наш цветник. Мы с мамой любили брать книги из домашней библиотеки и читать их в саду. Только представь, Грейнджер: ты лежишь на мягкой траве с книгой, солнечный свет пробивается через листву и от этого кажется зеленоватым, и в воздухе витают ароматы роз, гортензий и пионов. Это ли не благодать? А потом старенький Митли выносит поднос с чаем и розовым вареньем, и кажется, что ты любишь весь мир.

Грейнджер воспарила к потолку и, видимо, попыталась представить это.

— Я любил эти мгновения, эти тонкие ароматы, это ощущение умиротворения и блаженства. Я готов был убить любого, кто посягнет на этот маленький райский уголок. Но вместо этого мне приказали убить Дамблдора. Хотя Дамблдор не трогал ни мой сад, ни мои цветы.

— Это грустно. — Грейнджер бледной тенью опустилась на кровать к Драко. — Мой дом был не таким большим, как твой. И уж точно в нем не было эльфов с подносами. Но я тоже любила лужайку, которую подстригал по выходным отец. Любила клумбу, которую мы с матерью разбили на заднем дворе. Я помню, как поскрипывает третья ступенька на лестнице и как в окно пробивается солнечный свет.

Драко вздрогнул, вспомнив об одной очень важной детали.

— Грейнджер, твои родители. Их вообще пригласили на церемонию прощания? — Он не мог произнести слово «похороны», хотя «церемония прощания» тоже далась с большим трудом.

— Они в Австралии. Они не знают о том, что со мной случилось. Они даже не знают, что я была в их жизни. Не помнят.

Драко опешил от того, как просто она говорила об этом.

— Моим цветником теперь занимается кто-то другой. Ступенька поскрипывает под чужими ногами, а солнце по утрам будит совершенно незнакомого ребенка. Я знаю, что такое потерять дом, Малфой. Только ты в него еще можешь вернуться. Снова разбить цветник. Высадить деревья и наблюдать, как они год за годом, по дюйму тянутся к небу. У меня этой возможности нет.

— Прости. — Драко стало горько от этих слов.

— Но я вижу, как хорош был твой цветник. И, пожалуй, он мне нравится.

— Почему ты стала моим кошмаром? — Этот вопрос вырвался у него против воли. Драко хотел поговорить о другом.

— Потому что ты этого захотел, Малфой, — прошептала Грейнджер ему в ухо, и правая сторона тела вмиг окоченела от пронизывающего холода. — Ты не отпускаешь меня дальше, и поэтому я прихожу к тебе.

— Я болен. — Драко пытался сопротивляться. — Мы в Мунго, если ты не заметила.

— Тебе сказали, что ты болен, и ты поверил, — отрывисто бросила она. — А теперь подумай сам, что это за болезнь. И скажи мне.

— Ладно. — Драко нахмурился. — Я подумаю и скажу.

— Завтра, — выпалила она. — Скажешь завтра?

— Хорошо. — Не успел он кивнуть, как Грейнджер вылетела в окно.

***

— Мистер Драко! Мистер Драко, очнитесь!

Он рвано вдохнул, резко сел на кровати и непонимающе уставился на испуганную Кристен. Девчонка тяжело дышала и явно была в панике.

— Мистер Драко, выпейте. — В нос ударил противный запах Успокаивающей микстуры, и Драко поморщился. Перед глазами все еще стоял черный от копоти холл в Хогвартсе, каменная глыба, из-под которой виднелась копна волос, а уши болели от истерического вопля Поттера или Уизли, а может, и его собственного. Драко машинально принял лекарство и кивнул Кристен.

— Пятый раз за ночь. — Она поставила на тумбочку пузырек с микстурой и покачала головой. — Я схожу за целителем Аддингтоном.

Драко безразлично поглядел на нее. Голубые глаза, маленький нос, ровные зубки, круглое личико, обрамленное гладкими волосами. Чепец на голове. Руки Кристен пахли снадобьями, а халат казался белее снега. Та, что преследовала его во сне, та, что раз за разом погибала на его глазах, была совершенно другой: светло-карие глаза, чуть вздернутый носик, уменьшенные, но все же не такие ровные зубы, исхудавшее за время скитаний лицо, непослушные волосы. Она всегда пахла книгами, а на одежде неизменно можно было отыскать крошечное пятнышко от чернил. Даже в последней битве Драко заметил чернила на рукаве ее свитера — наверняка составляла стратегический план боя. Да, это было бы весьма в ее стиле. Он не мог не признать, что Грейнджер вызывала в нем чувство, куда большее простого интереса. Это можно было назвать ненавистью, но тогда ее гибель не смогла бы ранить так глубоко. Это можно было назвать презрением, но откуда тогда в памяти столько деталей, столько воспоминаний о ней? Это можно было назвать безразличием, но почему она вновь и вновь являлась в его палату? Неужели не скорбели о ней друзья, или же его, Драко, печаль оказалась стократ сильнее, раз именно он привязал душу Грейнджер к земле?

— Это не дело, — донесся из коридора усталый голос Аддингтона.

Дверь скрипнула, впуская целителя в палату.

— Мистер Малфой, как часто вы видите эти картины? Как часто разговариваете с мисс Грейнджер?

— Каждый день. Она приходит ко мне. Послушайте, целитель, я не сошел с ума, она стала призраком. — Драко готов был схватить Аддингтона за отвороты халата и трясти, пока этот глупец не услышит, не поверит ему.

— Может, стоит попробовать Зелье забывчивости? — робко предложила Кристен.

— Мы с мистером Малфоем думали об этом. Однако для того, чтобы стереть из памяти это потрясение, понадобится такая доза, что Драко рискует забыть, как его зовут, не говоря уж о родителях, доме и прочем.

— Я не хочу забывать дом, — пробормотал Драко.

— И ваши родители не хотели бы этого. Пока что попробуйте поспать, а с утра мы с постараемся принять какое-то решение.

Аддингтон покинул палату, а за ним, позевывая и шаркая от усталости, вышла и Кристен.

Драко дождался, пока их шаги в коридоре стихнут, и схватил с тумбочки заветный пузырек с Успокаивающей микстурой.

— Я просто перенервничал. Я слишком сильно переживаю из-за Грейнджер, — произнес он в пустоту палаты. — Если я буду пить по ложке каждый раз, когда она будет пытаться заговорить со мной, все закончится. Она не выдержит подобного пренебрежения и уйдет. Это же Грейнджер.

***

— Серьезно? — Грейнджер хохотала, зависнув в воздухе над кроватью Драко.

— Более чем. Мне надо лечиться и возвращаться домой. — Тот неуверенным движением откупорил пузырек, налил в ложку микстуру и проглотил ее, даже не морщась.

— И как, помогло?

Грейнджер спустилась чуть ниже и участливо заглянула в глаза.

— Ты еще здесь, значит не совсем, — огрызнулся Драко.

— Эффект наступает не сразу, ты же понимаешь? — хихикнула она и перекувыркнулась. — Пока я буду пропадать, можем поговорить. Расскажи, о чем ты думал сегодня ночью?

— О тебе, — признался он. — О том, что ты лгунья. Сегодня ночью кошмар возвращался пять раз.

— Почему лгунья? Каков был наш уговор? Ты показываешь любовь — я забираю кошмар. Вчера ты ничего не показал и не ответил на мой вопрос. Поэтому все предельно честно.