«Тобаго» меняет курс. Три дня в Криспорте. «24-25» не возвращается
Шрифт:
Над трапом появилась голова юнги.
— Заткнись, а то… — рявкнул было Галениек, но, ощутив на плече тяжелую руку Цепуритиса, осекся и добавил беззлобно: — Сам не видишь? Человек работает, на новое правительство радио настраивает…
Артур нервничал. Ведь волна должна была обежать полсвета. Снова и снова посылал он в эфир позывные Рижского порта. Но Рига не отвечала. Вдруг Артур насторожился, рука его потянулась к карандашу. Все затаили дыхание.
Попискивание морзянки было слышно даже на палубе. Неужели это голос родины? Телеграфный код был понятен одному радисту, остальные же могли только следить за выражением лица Артура. Дрезинь
— Нас вызывает Сантаринг. Спрашивают, когда придем. Что передать им?
Вилсон молчал. Теперь за судно отвечает не он один. Пожалуй, иногда не так уж плохо принимать решения сообща… Повернувшись к Дрезиню, он увидел, что тот пристально смотрит на него. Комиссар улыбнулся и покачал головой.
— Отстройтесь! Пусть не мешается. Когда надо будет, сами вызовем, — сказал капитан. — А как Рига?
— Трудно будет. Далековато для нашего передатчика.
— Гляди только, чтобы твоя шарманка не забарахлила, как в тот раз! — крикнул Галениек. — У нас теперь с такими разговор короткий!
Кровь прилила к лицу Артура. Вспотевшая рука нервно заработала ключом.
— Вызывайте, Артур, попробуйте еще раз! — подбодрил Дрезинь. — Надо же выяснить, куда нам идти.
— И так уж стараюсь. Просижу хоть до утра.
И Артур, взглянув на Дрезиня, вновь застучал ключом.
…Солнце перевалило через зенит и било прямо в глаза штурвальному, так что тот вынужден был надеть зеленые очки. Радист по-прежнему не отходил от передатчика. Люди мало-помалу разбрелись — кто в кубрик, кто в машинное отделение, кто куда. Остались лишь самые терпеливые. Август примостился на койке Артура. Стоило ему раскрыть книгу, как он сразу же забыл, где находится. В тени надстройки расположились заядлые картежники — Галениек, Курт и Антон. Хотя они и потеряли надежду услышать новости, однако переговаривались вполголоса.
Дрезинь смотрел то на игроков, то на океан, то на пальцы Артура, не расстававшегося с ключом. Темп морзянки заметно снизился — рука устала. У Дрезиня заныли ноги. Ему было уже невмоготу стоять над душой радиста и ждать, когда карандаш забегает по бланку. А дождаться надо. Люди в команде разные. У каждого свои мысли, свои надежды. Каждый по-своему воспринимает события в Латвии. Долг комиссара — сплотить этих людей воедино. Задача нелегкая. И сделать это поможет голос родины, голос, который всем одинаково дорог… Он должен дождаться.
А что, если Рига им предоставит самим решать судьбу судна? Как ему вести себя в этом случае?
Он почувствовал чью-то руку на своем плече. Легкую, ласковую руку.
— Алиса?
— Я!
И Дрезинь почувствовал, как рука девушки мягко, но настойчиво потянула его к выходу. Они вышли на палубу.
— Целый день сижу в каюте одна, и ты даже не зайдешь!
— Дел много. Надо решить очень важный вопрос. Артур пытается установить связь с Ригой.
— Рига… Если бы ты знал, как мне хочется туда… вместе с тобой.
— Теперь уже скоро.
— Это невозможно. Отец говорит, что нам там делать больше нечего. Скорее всего, мы поселимся в Сантаринге у дяди.
— Отец… А что скажешь на это ты сама?
— Вчера я была готова отца возненавидеть, а сегодня мне жаль его. Странно все-таки жизнь устроена: я делала все, чтобы помочь тебе, а ты в благодарность за это отнимаешь у моего отца «Тобаго».
— Иначе нельзя. Тебе не понять этого.
— Я понимаю… Мы
молимся каждый своему богу, живем в разных мирах. Пока ты жил в моей каюте, мне казалось, что я смогу найти путь к тебе. А теперь ты стал таким чужим.— Алиса! Вот увидишь, все…
— Не надо… Зачем обещать? Что ж, делай свое дело, я не буду мешать…
Алиса направилась к трапу.
Дрезинь хотел догнать девушку, но тут из радиорубки донесся ликующий возглас Артура:
— Есть! Связь есть!
Предостерегающе подняв руку, Артур вслушивался в точки и тире, еле пробивающиеся через эфир, раздираемый грозовыми разрядами, заполненный бесчисленными тресками и шорохами.
Но вот радостный блеск в его глазах потух, сменившись озабоченностью.
— Кто знает русский? Отвечает советское судно «Коминтерн».
— Цепуритис! — заорал Галениек. — Цепуритиса зовите!
Антон кинулся за Цепуритисом.
Старый моторист бежал, вытирая на ходу замасленные руки. Через минуту к двери рубки было уже не протиснуться. Казалось, вся команда, кроме рулевого, побросала свои посты. Цепуритис потянулся за бланком, но, смущенно взглянув на свою черную ладонь, опустил ее и, наклонившись к столу, стал разбирать текст, беззвучно шевеля губами. Выпрямился, осмысливая про себя прочитанное, потом еще раз пробежал глазами радиограмму и только после этого, откашлявшись, хриплым голосом сообщил по-латышски:
— «Коминтерн» слышит нас хорошо… Они в Северном море. От нашего имени свяжутся с Ригой. Только, чтобы мы не потеряли их волну…
— Стучи: «Тобаго», Атлантика, — диктовал Дрезинь. — Команда просит уточнить по портовым документам, кому принадлежит груз, адресованный в Сантаринг… Ждем дальнейших указаний».
И вновь потянулись тягостные минуты ожидания. Артур весь превратился в слух. Давно остыл кофе и засохли бутерброды, заботливо принесенные Валлией.
— Ну, что? — то и дело просовывалась в рубку чья-нибудь голова. Но царившее тут безмолвие красноречиво говорило само за себя.
Наконец слабый писк морзянки в наушниках радиста заставил встрепенуться Дрезиня и капитана Вилсона. Бесстрастные точки и тире фразами ложились на бланк. Через минуту капитан уже читал радиограмму:
— «Рига призывает все суда возвратиться на родину. В случае нехватки продовольствия, воды и топлива заходить в ближайшие порты».
Команда собралась на баке.
Собрал ее сюда Дрезинь. Он прекрасно понимал, что посторонний человек не должен навязывать свою волю людям, которые впервые в жизни обрели право решать сами. Но, оказывается, решать собственную судьбу дело нелегкое. Никто не хотел сказать свое слово первым, все смущенно переглядывались. То ли дело раньше: прикажет тебе Квиесис или капитан, старший механик или боцман — и не надо ломать голову. Приказ есть приказ, выполняй и не рассуждай, если тебе дорог кусок хлеба.
— Орать вчера ночью «ура» да «долой» все были горазды, — ухмыльнулся Карклинь. — А теперь у всех языки отнялись. Кашу заварили, а расхлебывать неохота.
— Вопрос стоит просто, — сказал Дрезинь. — Идти прямым ходом домой или держать курс на Сантаринг?
— На родину! — сказал Нордэкис. Он думал о Марте. Он уже видел, как жена с маленьким Алоизом на руках встречает его у причала.
— В Сантаринг! — сказал Галениек. Сейчас его манил глоток обжигающего сантарингского рома и не менее обжигающий взгляд сантарингской сеньориты. А родина от него никуда не уйдет.