Точка опоры

Мартов, ничем не брезгуя, готовился к атаке.

...Надежда проснулась первой, бесшумно поднялась, на цыпочках повернулась к кровати мужа и тревожно взглянула на его лицо. Бинт у него сдвинулся на лоб. Под левым глазом и на виске чернели ссадины. Бровь слегка припухла, возле шва, наложенного врачом, небольшое покраснение.

...Вчера он после очередной стычки с меньшевиками в кафе "Ландольт" спешил домой на велосипеде, и по дороге случилась с ним эта беда: в задумчивости не заметил трамвайной колеи, колесо вдруг застряло в углублении возле рельса, и он - о ужас!
– с размаху ударился лицом о каменную мостовую. Глаз каким-то чудом уцелел. Обливаясь кровью, он добрался до врача. Тот промыл ранки, наложил шов и несколько успокоил: ушиб глазного яблока, надо надеяться, не повредит зрению.

Больной заснул только перед утром, и она, Надежда, тоже заснула. Не слышала, когда он, повертываясь, сдвинул бинт...

Теперь Владимир спал, лежа на спине. Наклонилась поближе: ссадины под глазом и на виске как будто подсыхают.

Не надо больше мазать йодом. Да, определенно подсыхают.

Почувствовав ее теплое дыхание на своем лице, Владимир открыл здоровый глаз.

– Надюша...
– Взял ее руку, погладил.
– Ты не волнуйся, мне уже лучше.

– Тебе надо полежать. И все пройдет.

– Сегодня полежать?! В такой день?!

– Это, Володя, необходимо. И я пойду одна...

– Но это...
– Владимир порывисто приподнялся, положил жене руки на плечи, и она села рядом с ним.
– Ты сама знаешь, перед боем позиций не покидают. Отступают только трусы...

...На съезд Владимир Ильич был делегирован Заграничной лигой русских революционных социал-демократов, и теперь меньшевики, которым в Лиге принадлежало большинство, потребовали его отчета. В Женеве находились три члена правления Лиги - меньшевик Дейч и большевики Папаша (Литвинов) и Саблина (Крупская). Когда обсуждался вопрос о срочном созыве съезда Лиги, Дейч, оставшийся в одиночестве, написал остальным двум членам правления, проживавшим в Париже и Берлине. Что они ответят? Те подали голоса за съезд Лиги. И меньшевики, члены Лиги, заранее съехались в Женеву. Успели сговориться. Сегодня, 26 октября, открытие съезда Лиги...

– Я пойду одна, - повторила Надежда со всей настойчивостью, на какую только была способна.

– Нет, нет, ни в коем случае.

– Попрошу отложить. Хотя бы на один день. Должны же они понять.

– Меньшевики?! Мартовцы?!
– Владимир погладил руку жены.
– Какая ты, Наденька, наивная! Да они обрадуются!

– В конце концов, Вера Михайловна*, член Лиги и врач, подтвердит твою болезнь.

_______________

* В. М. В е д и ч к и н а - большевичка, жена Бонч-Бруевича.

– Пойми - это невозможно. И не уговаривай.
– Владимир встал.
– Я готов к реферату, и я пойду. Сегодня решительная схватка.

Надежда удержала его за рукав:

– А вот к умывальнику я тебя не пущу.
– Согрела лицо мягкой улыбкой.
– Тут уж придется подчиниться. Утру тебе лицо влажным полотенцем. Осторожненько. И сделаю новую повязку...

– Хорошо. Только надо поторапливаться...

Меньшевики действительно обрадовались травме Ленина.

– Подбил себе глаз?! Не придет?! Ну и пусть сидит дома.

– Вовремя, вовремя!
– перебрасывались злорадствующими фразами, сидя за столиками кафе "Ландольт", где собрались члены Лиги.

– Без него обойдемся!
– сказал Троцкий и уважительно кивнул головой в сторону Мартова: - У нас есть кому выступить с рефератом о Втором съезде.

– Я и при нем не промолчу, - отозвался Мартов.
– Потребую для себя корреферат.

– Ваше дело...
– шевельнул плечом Плеханов.

– Корреферат от меньшинства?
– спросил Ленин, неожиданно входя в зал.
– Я думаю, Георгий Валентинович прав.

– Лига должна знать все!
– выкрикнул Троцкий, вскакивая со стула и вскидывая бородку.
– Все вскрыть, все взвесить на весах разума!

– Какое нетерпение!
– заметил Плеханов.
– А я полагал - сначала надо избрать бюро съезда.

Бонч-Бруевич, спокойно погладив бороду, предложил избрать в бюро одного человека от большевиков, одного - от меньшевиков и одного - от правления Лиги.

– А вы нам не диктуйте!
– снова вскочил Троцкий.
– Мы не крепостные! И Лига суверенна!

Меньшевики, как по команде, крикливо поддержали его. Пользуясь своим численным превосходством, избрали бюро из своих сторонников. Председателем - Гинзбурга, не менее крикливого, чем Троцкий.

Мартов сунул пальцы за воротник, рванул его, как при удушье; узел галстука сбился набок, заношенные манжеты вылезали из коротких рукавов пиджака; выхватив из кармана листки бумаги, пошелестел ими, что-то записал дрожащей рукой.

"Скандала на публике, которого боится Плеханов, не миновать, отметил про себя Владимир Ильич.
– Даже ему не успокоить "истеричную жену".

Ленину для доклада предоставили два часа. Он, уважая регламент, с легким кивком головы сказал председателю, положившему перед собой часы:

– Постараюсь уложиться.
– Достал часы.
– Ваши спешат. Учтите - на четыре минуты.

– Спешат оттого, что мне дорого не прошлое, а будущее, - попробовал отшутиться Гинзбург, и, согнав улыбку с лица, добавил: - Будущее партии.

– Большевикам будущее партии еще дороже, - отпарировал Ленин.
– Иначе мы не были бы здесь. Но не будем терять секунд.

Повернулся к залу. В левой руке держал часы, в правой - листки с тезисами, свернутые трубочкой. Доклад начал спокойно. Говорил четко и твердо, излагая события съезда день за днем, вопрос за вопросом. И ни разу не воспользовался листками. Сжимая их, то уверенным движением предупреждал кого-то в зале, то как бы подносил слушателям бесспорные слова, то грозил в сторону непоседливых меньшевиков.

– Не перебивайте.
– Взглянул на часы.
– У меня остается уже только двадцать пять минут.
– И к председателю: - Прошу не засчитывать минуты, украденные у меня крикливыми оппонентами.

Больше всех стучал кулаком по столу и истерически кричал Мартов. Пряди волос его прильнули к мокрому лбу, капли пота падали с усов.

– Еще полторы минуты напрасного шума, - отметил Ленин, взглянув на Потресова, привалившегося плечом к стене. У того нервно дергались руки, беспрерывный тик искажал лицо, словно припадок пляски святого Витта, и Ленин смягчил голос.

Перейдя к первому пункту устава, принятому в меньшевистской редакции, он сказал:

– Голосуя за свою формулировку, Мартов и компания оказались в оппортунистическом крыле нашей партии.