Точка опоры
Шрифт:
– А теперь у него - он тебе не сообщал?
– новый адрес.
– Если бы не разговорились, стала бы ты, Надюша, метаться по Праге в поисках, - сказала Елизавета Васильевна.
– Может, не дошло письмо... Не мог Володя не написать...
– Конечно, не мог, - подхватила Мария Александровна.
– Где-то зачитали...
Она подошла к комоду, выдвинула ящик и достала из коробки пачку писем, нашла предпоследнее:
– Вот тут он пишет: переехал вместе со своим квартирным хозяином. И вовремя переехал. Его письмо к Маняше со старым адресом взяли при обыске. Но ты, Наденька, не волнуйся, - сейчас Володя живет совсем в другом районе
– Подала письмо. Читай. И вот в этом последнем он подтверждает тот же адрес.
Надя, порывшись в ридикюле, отыскала маленький блокнотик; записывая адрес, говорила:
– Франц Модрачек - это по-австрийски. А по-чешски - Франтишек.
– Привыкай, привыкай, - сказала мать.
– Только уж там при австрийцах Франтишеком-то поостерегись.
Последнее письмо было отправлено Марии Александровне из Вены 4 марта. Надя читала его вслух:
– "Приехал я сюда, дорогая мамочка, за добычей "бумаги" для Нади. В Праге не оказалось русского консульства, а мое прошение о выдаче Наде заграничного паспорта..." - Подняла глаза: - Он не надеялся, что я получу паспорт в Уфе. Сколько ему было хлопот!
– И продолжала читать: "...прошение... обязательно должно быть засвидетельствовано. Вена громадный, оживленный, красивый город. После "провинции", в какой я живу, приятно поглядеть и на столицу. Здесь есть что посмотреть, так что при проезде...
– На секунду задумалась, - при проезде (если бы из вас кто поехал) стоит остановиться. Наде я послал для этой цели маленький Fuhrer durch Wien*".
– Пожала плечами.
– А я не получила. Выходит, что даже из простого путеводителя стараются что-то вычитать.
_______________
* Путеводитель по Вене.
И с тревогой в глазах посмотрела сначала на свекровь, потом на мать:
– Как же так? В Прагу п р о е з д о м через Вену?! Но ведь Прага-то ближе к нам. Тут что-то... не согласуется. Что-то не то... Что-то...
– Не волнуйся, Наденька.
– Мария Александровна положила ей на плечо по-старчески холодную руку.
– Штамп, - вот сама посмотри, - пражский. И адрес тоже. И все мои письма дошли до Модрачека. Не волнуйся.
– Да я ничего... Не волнуюсь... О Вене у него, видимо, случайно вырвалось...
– Ты дочитывай письмо-то, - подбодрила мать.
– Тревожиться тебе нечего.
И Надя продолжала читать:
– "Был я здесь, между прочим, в Museum der bildenden Kunste*, "...между прочим". Видимо, спешил вернуться в Прагу, к неотложным делам, ...и даже в театре смотрел венскую оперетку! Мало понравилось. Был еще на одном собрании, где читался один из курсов Volksuniversitatskurse*. Попал неудачно и ушел вскоре.
_______________
* Музей изобразительных искусств.
* Народного университета.
Шлю привет всем нашим и крепко тебя целую, моя дорогая".
– Он еще не подозревал, что...
– Мария Александровна сдержала вздох, - ...что привет придется передавать в Таганку, тайком от жандармов.
– Да, - вспомнила она, - Маня все поджидала чемодан от Володи. Был послан на ее имя через какой-то склад. С нелегальной литературой. Не дождалась... Теперь не знаю - цел ли?
– Должны бы получить...
– Надя подняла глаза от письма.
– Кто-нибудь наверняка уцелел.
– Из Московского комитета, кажется, все арестованы... Хотя кто-то новенький должен был приехать... Оттуда, от Володи...
Мария Александровна предложила по второй чашке. Елизавета Васильевна не
отказалась, Надя с легким поклоном отодвинула свою.– Можешь прочесть более ранние письма, - сказала свекровь.
– Тут есть и рождественское, и новогоднее. В каком-то из них Володя пишет, что живет одиноко и что все еще не наладил свои систематические занятия. Пометавшись после шушенского сидения по России и по Европе, - так у него и написано п о м е т а в ш и с ь, - теперь, говорит, соскучился по мирной книжной работе. Только непривычная заграничная обстановка, говорит, мешает хорошенько взяться за нее.
"Вспомнил наше далекое Шушенское!
– отметила про себя Надя, и у нее стало тепло на душе.
– Хотя и в ссылке жили, но - вместе. Много там было приятного!"
– Приедешь ты, Наденька, к нему, - продолжала Мария Александровна, и все наладится. Обстановка будет располагать к работе, Володя ждет тебя не дождется. Дни считает. Сама тут увидишь: в каждом письме - о тебе. Тоскует. И скоро будет считать часы, оставшиеся до твоего приезда... А потом, - взглянула на Елизавету Васильевну, - и вы к ним.
– Как только подыщут квартирку... Ни дня не задержусь... Одной-то мне будет очень скучно...
– Оставайтесь у меня.
– Спасибо. Но Питер знакомее... Да и Надюше надо повидать друзей...
– Читай. Я не буду мешать разговором.
– Мария Александровна указала глазами на письма.
– Да, в одном из них Володя просит Маняшу прислать "его" перьев. Английских. Он привык к ним еще в гимназии. А в Праге не может отыскать. Продают только "своего" изделия: говорит, страшная дрянь. Я припасла коробочку - сейчас достану.
Спустя час гостьи стали одеваться.
– Так быстро... Будто во сне увидела...
– Мария Александровна расцеловалась на прощание.
– Счастливо вам, мои родные!.. Неизвестно, когда увидимся... Пишите чаще. А Володю, Наденька...
– Обняла сноху и еще раз поцеловала.
– Вот так! От меня! Крепко-крепко...
Выглянув в дверь, помахала рукой.
И снова - одна в квартире. Запахнув концы пухового платка на груди, прошла по всем комнатам.
"Жаль, Фриды нет... Вместе бы на прогулку... Как-нибудь..."
Остановилась у стола, сдвинула чашки к самовару, тронула хлебницу. В ней лежала половина булки. Взглянула на часы. Приближалась та горестная пора, когда в Бутырках распахивались железные ворота и узники под солдатским конвоем выходили с тюремного двора. Очередной этап! Их погонят на Курский вокзал, запрут в вагоны с решетками на окнах...
В Тюремном переулке она затеряется в толпе плачущих женщин. Одни из них пришли проводить родных, другие просто принесли на дорогу милостыню. Они, утирая глаза уголками шали, будут размашисто креститься и, невзирая на окрики конвойных, с поклоном подавать узелки крайним в колонне:
– Прими Христа ради!..
Она, как бывало уже не раз, тоже сделает шаг вперед и, склонив голову, молча подаст какому-нибудь старому изгнаннику, для которого этап особенно труден. Дойдет ли он до далекой каторжной тюрьмы?
Мария Александровна сварила яйца, вместе с половиной булки да пакетиком соли завернула в марлю, быстро оделась и, опустив на лицо черную вуалетку, вышла из дома.
4
Поезд шел на запад, растрясал черные космы дыма.
Поодаль утопали в снегах сирые деревни. Избы маленькие, кособокие, словно калики перехожие. Островерхие соломенные крыши хмуро надвинуты на тусклые оконышки, будто ветхие войлочные шляпы на незрячие глаза.