Точка отрыва

— В общем да. Но ведь не мы те войны начинали! Ну вот сейчас что, мы на эльфов напали? Или Пограничный накинулся на кого-то?

Гном просто зашёлся от хохота. Он кудахтал, рыдал, махал руками, пока не сполз на грязный пол.

— Все. Конец баронству Вирацкому. И в вашей победе теперь точно не сомневаюсь, — простонал он, наконец кое-как усевшись. Отдышавшись, он сказал наконец:

— Когда Пришлые провалились сюда, вас было с гулькин нос, а земли у вас — ваши пять городов, да несколько сел вокруг них. И не вздумай спорить со мной, я третью сотню лет разменял и помню мир еще без вас, Пришлых. А сейчас что? По землям пять княжеств ваших как бы не поболе всех других населенных земель. Все же, что ты, Серега, ни говори, но вы, Пришлые, наш мир перевернули. Хоть и немного вас, дай боги, чтобы по одному Пришлому на сто разумных местных, а то и на тысячу, а все тут испортили, потому что никого не спросясь, переделали весь наш мир под себя.

— Это почему это?

— Раньше каждый из народов имел свой мир, где царили только его законы, и никто туда не мог сунуться. Ну, кроме людей разве что. У тех и мира своего не было — так, мирки отдельные. Но это скорее исключение. Да их, кроме колдунов и самых сильных владык, никто и в расчет не брал. Чем они другим народам могли помешать жить? Ни умений, ни богатства… Вот и не обращали на них внимания. У нас, гномов, всегда были наши пещеры. Считай, неприступные. К тому же, кроме нас под землей толком никто и воевать не мог. Воевали мы и наверху. И с орками, и с ушастыми, и всегда могли отступить к себе. И нас в наших пещерах было не достать. А на людишек и не смотрели — куда им против нас воевать-то было? У эльфов каждая их Пуща — это чистая магия Леса. Любого, кроме эльфа ушастого, погубит, закрутит, уронит в пропасть. Сама себя лечит, сама себя кормит. И людей ушастые вовсе как зверушек воспринимали. Хотя нет, о зверушках они заботились, а людей убивали только. Ради развлечения. И сжечь пущу было нельзя, она любой огонь гасила… пока вы с напалмом не заявились. И тут воссияло, и вы эльфам мир перевернули с ног на голову! Ведь кто мог представить, что люди эльфову пущу сожгут в отместку за казнь послов. Ну, подумаешь, высокородные пошутили — с живых людишек кожу спустили. А людишки им за это возьми и спали пущу. Вместе с ними самими. И все почувствовали себя уязвимыми. Кстати, от этого все старые расы, кроме нас, гномов, нервничают и могут дел натворить. И после каждого наезда, каждой войны, земли, богатства и людей у вас все больше. И ведь что смешно — князья ваши от жадности лопаются, и не любите вы их сами. И для любого Пришлого надуть свою власть — просто самое милое дело. Вот этого мы, гномы, не поймём никогда! Такое чувство, что вы и власть ваша — два разных, очень даже враждебных народа. Но, стоит из-за алчности ваших князей на вас кому войной пойти… Не завидую я им, короче. Правда, потом всегда почему-то так выходит, что вы вот мирные, на вас все напасть норовят и обидеть. Но огребают, как ты говоришь, по щам. И вот диво — земель своих лишаются! Но вы миролюбивые, что ты! Я так думаю, когда окрестные бароны, или там эльфы, или еще кто про ваше миролюбие слышат, так вздрагивают и боятся в коленях. Потому что знают, кому-то после этого не быть. И не вам. Все ваши правила жизни можно в одну фразу сложить: «Я же говорил, что не брал? Значит, не отдам!» Что, не так? Все верно?

— Ну, примерно,— вынужден был подтвердить Воронов.

— Ага. Примерно,— громогласно заржал гном. — Это у жеребца примерно до земли, а тут все точно! Но я вас вовсе не виню, а очень даже одобряю. И вообще даже не я, а все гномы. Что и видно из того, где мы. С тобой в подземелье, а не против тебя — на улице. Я к чему это — правильно все вы делаете! Нельзя тому, кто вот-вот приберет весь мир к рукам, или может прибрать, попадать хоть в какую-то зависимость от других. Слушать их бубнеж, как правильно жить, и петь всяким там мэллорнам, как это распрекрасно, когда мужики в задницу любятся. Тьфу, прости меня прародитель... Мы, гномы, миром не правили, не правим и не будем править. Нас под землю все тянет, а остальных — наверх. Но даже нас эти хитрозадые кролики ушастые пытаются учить, как надо жить. И все у них с тройным дном. Интриги по сто, по двести лет тянутся! Вот вроде, все начиналось еще при твоём деле, и неясно зачем. Ан при тебе наружу выбралось — а вот лощинку, где главный выход из пещеры Общины, себе прибрать, пошлинами за провоз обложить и на себя заставить работать даром. Ну, почти даром. И не дернешься никуда — все дороги у них под приглядом, а Община должна им со времён войны с орками. А все живые золотые кругляши в их займы кинуты, потому как выгодно это. И все, пищи не пищи… А тут вы. Нам вы не помеха, а мы — вам. И, значит, можем с вами дружить и торговать. А с другими так у вас не выйдет.

— Ну вот, видишь. Сам все и сказал. Те же эльфы и вам мешают, торговлю портят, маршруты блокируют. Не вижу поводов для расстройства.

— А нет поводов,— снова заржал Гимли,— Мне-то чего? Вы еще и гномьих врагов разогнали, если до кучи брать. О том и говорю, что кроме нашего гномьего племени, вы для всех остальных беда. Их счастье, что мало вас пока. Вот только поэтому мы пока в подвале и отстреливаемся. А вот почему ваши самолеты не взлетят и не накрошат супостатов в мелкую расфигачку — я понять не могу!

— Не так все просто… Взлетку легко обстрелять, а самолет на взлете беспомощен. Думаю, в форте это понимают и что-то затеяли.

— Ну-ну… А только так скажу — без самолетов ваших наше дело печально!

И все же Гимли со здоровым гномьим упрямством верил в то, что уже скоро их осада завершится. И завершится победой. А вот потом нужно будет искать своих. Он надеялся на то, что остальные живы. Хотя именно надеялся, а не был уверен. Особенно его беспокоила судьба сопляка Дарри. Надо обязательно будет дождаться или отыскать всех своих. И живых, и, избави Прародитель, мертвых. Негоже их в безвестности оставлять. Род не поймет.

***

В эту самую минуту старейшина Рарри с Александром Волковым, тем самым шустрым Пришлым, про которого говорил Пружина, обсуждали придуманный этим самым Пришлым план по их эвакуации из форта в частности, и из Пограничного вообще. Все гномы, слава Истаре, были целы и невредимы. План был целиком завязан на взлет спешно ремонтируемого сейчас в ангаре самолета. Да не просто самолета, а летающего форта. В случае успеха, это был бы переход в наступление на захватчиков. Потому что «Громовержец» [16] должен был не просто прорвать блокаду, но и помножить на ноль огневое преимущество врага. И прорыв Волкова должен был помочь взлёту. Так что дело предстояло тяжелое и опасное.

16

«Громовержец» — самолет огневой поддержки наземных войск, местной конструкции. Представляет собой моноплан-высокоплан с двумя моторами М-61 в поднятых над крылом гондолах. Вооружен двумя спарками крупнокалиберных пулеметов ПККБ-С, которые можно направлять на любой борт. Боекомплект каждого пулемета 2000 выстрелов. Кроме того, на борту имеются два четырехствольных пулемета «Коса» калибром 7,62x54R мм, построенных по чертежам пулемета ГШГ, с темпом огня 4500 выстрелов в минуту, с боекомплектом по 10 тыс. выстрелов к каждому. Экипаж самолета 8 человек. Эта машина очень эффективна при использовании против незащищенных наземных целей, автомобилей, пехоты и конницы. Моторы, баки и места установки оружия защищены противопульной броней. Прим. А.Круза.

— Все пойдем? — спросил Орри-Кулак.

— Не все, — мотнул круглой башкой в шлеме Рарри. — Ты пойдешь. Ты водила. Поможешь, случись чего, и тебе отчитаться надо за утраченную машину. И он пойдет.

Короткий толстый палец гнома уперся в кольчужное плечо Балина, которого Пришлый звал «Балин-с-салфеткой», потому что тот воевал в «Водаре» с заткнутой за воротник салфеткой. Затем Рарри сказал, обращаясь к Пришлому:

— Он механик, так что польза будет. А мы вдвоём здесь останемся — наших дожидаться или искать. Тех, что в городе застряли. Нам в безвестности их оставлять не годится. Род не поймёт.

Вообще гномы спаслись и попали из «Водара Великого» в форт благодаря двум Пришлым, Волкову и его давнему знакомцу и в прошлом сослуживцу, старшему унтер-офицеру Николаю Полухину [17] . Полухин давно уже служил в Пограничном и занимал не самый маленький пост в его гарнизоне. Он пустил тут корни, женился на маранийке. Кроме этого, Полухин стал хозяином лавки, завел торговлю. Дело насквозь полезное и с точки зрения гнома — правильное. Стоило бы поговорить с ним о будущем, о возможной торговле. Но это позже. Сейчас гораздо важнее, что он знает все ходы и выходы, и с ним надо посоветоваться, где и как искать родичей.

17

Смотри подробности этого эпохального события — А.Круз «У Великой реки. Поход»

***

Камень уже валился с ног. И не спал давно, и просто устал. Дарри не рассказал Вараззе ни о том, что случилось на стоянке, ни о столкновении с Созерцающим, ни о женщине-демоне. Он даже не рассказал обо всех своих открытиях и возможностях, открывшихся для него в рунах, изучении амулетов и магии. Гном уже засыпал на ходу, но тут вспомнил кое-что.

— Варазза, помнишь, ты мне рассказала, как тебя поймали туги? — заметив, как она помрачнела, он добавил, — прости, что напомнил об этом. Ну, помнишь, ты сказала, что на тебя надели «Внутренний щит». А где он теперь?

— Здесь. Я унесла оттуда все, что связано с магией — ошейники с жезлами, «Внутренний щит»… Там было еще несколько амулетов, один защитный и несколько связных. Но я не смогу их активировать.

Дарри испытал разочарование. Можно было бы и самому поковыряться в амулетах, но… Он вспомнил про обгоревший стул, про «свежих» друэгаров и подумал, что со слипающимися глазами он тут может наворотить таких дел… И, плюнув на все, стянул кольчугу, снял ремень, обвешанный оружием, сапоги и улегся на руины диванчика. Через секунду он уже храпел, громко и раскатисто, как могут только гномы. И даже не заметил, как армирка заботливо укрыла его лоскутным одеялом, а потом, подумав, скользнула к нему под бочок и, не взирая на трубный храп, тоже заснула. Потому что, как он не сказал ей всего о своей ночи, так и она ему не сказала, что не сомкнула глаз до самого его возвращения, болезненно вслушиваясь в рокот пулеметных очередей и трескотню винтовок. Несколько раз из подвала выбиралась Наталья, смотрела на них… Один раз, вспомнив сестру, разрыдалась и убежала вниз — поплакать. Больше ничего в их жизни в этот день не произошло.

***

А утром они проснулись от того, что исполнилась мечта Дарри — взлетел самолет. Точнее, сам взлет они проспали, невзирая на бешеную канонаду, ему предшествовавшую. Форт гвоздил из всего, чего мог: винтовок, пулеметов, обычных и крупнокалиберных. Варазза проснулась только тогда, когда забухали гаубицы, и начала расталкивать Дарри. Из погреба выскочила с перепуганным лицом Наталья. Дарри мычал и просыпаться отказывался. Но когда, ревя моторами, взлетел самолет, он, очумело хлопая глазами, подскочил на постели. Шлепая босыми ногами рванул к двери, распахнул ее и уставился в небо. На рыночной площади творился если не кромешный ад, то его генеральная репетиция. Вся площадь была заставлена грузовиками, как мнимых купцов, так и купцов настоящих, крестьянскими телегами, завалена кучами разнообразного добра, явно награбленного в Пограничном. Повсюду метались бандиты и сипаи, пытавшиеся из винтовок подстрелить самолет. Повалив забор, на площадь, чуть не задавив нескольких мародеров, выскочил броневик «Гладиатор» и, сбавив ход, поехал в объезд всей этой мятущейся толпы по большому кругу. Дарри было плевать на это. Зачарованно он смотрел вслед самолету, закладывавшему глубокий вираж. «Громовержец», — восторженно, почти молитвенно, прошептал он. Дарри видел самолеты только на картинках, бредил ими и знал их все. А у самолета на наклоненном борту засверкали-заплясали сразу четыре огонька, прокинувшие сверкающие трассы куда-то за рынок. И через пару секунд там рвануло, громко и внушительно. Медленно и величественно, в клубах черного дыма, в воздух взлетел сарай, разваливаясь на куски. Судя по всему, накрыло минометную батарею и штабель боеприпасов при ней. Давешний броневичок добавил жару, хлестанув по толпе из своей спарки. Дарри опомнился, представив, что сейчас будет. Захлопнув дверь, он заложил ее брусом. Крикнул растерявшимся женщинам: «В погреб, бегом!» И, сгребая в охапку все свое барахлишко, кинулся за ними. Едва они спустились, как сумасшедшим дятлом по стене простучала очередь. Стекло, героически пережившее все эти дни на своем месте в маленьком подслеповатом окошке, с жалобным звоном разлетелось вдребезги. Они сидели на кровати в каморке Натальи, и он успокаивал обеих женщин. Пару раз кто-то дергал дверь. Пули продолжали стучать в стены сруба. Выходить сейчас было бы безумием. Наконец, выждав полчаса, Дарри, строго шикнув дамам, чтобы не вздумали лезть за ним, натянул сапоги, чтобы не бродить босиком по битому стеклу. Вопреки ожиданию, лавка была почти цела. Разбиты стекла в окошке. На стене напротив залетевшие в окно пули размочалили несколько шкафчиков. По большей части они были пусты. Варазза и Наталья, еще дожидаясь его возвращения из города, самые ценные декокты спустили в погреб, да и потом многое раскупили. Гном осторожно, не подходя к окну, выглянул на улицу. А вот про то, что творилось на рынке, сказать «Почти цело» было никак нельзя. Можно было сказать «Разгром». Кучи барахла, разметанные толпой и пулеметными очередями. Измочаленные ряды, разбитые машины и телеги. И трупы. Много трупов. Живых не было видно, народ с рынка разбежался. Но через некоторое время появились самые дерзкие и алчные — спасти свое, пощипать чужое. Но «час мародера» был недолог. Заслышав в небе вой моторов, все смелые и жадные кинулись наутек. «Громовержец», пополнив боезапас и заправившись, вернулся с запасного аэродрома. И не один. Над городом теперь ревели двигатели трех винтокрылых машин. Если бы авиаторы не совершили этой ошибки, а устроили «карусель» (когда на смену улетающему тут же становился бы следующий борт), мятежников, возможно, положили бы всех. Со следующего вылета так и случилось, но три часа осаждающим подарили.