Точка преломления
Шрифт:
Чейз взял меня за руку и сжал ее между своими ладонями.
— Эмбер, я думаю, что если и существует такое место — хорошее место, — то твоя мама непременно будет там.
Это произошло в мгновение ока. Боль, страх, одиночество — все то, что камнем лежало в моем животе, ринулось наружу. Мои глаза щипало, но не от слез. Я хотела расплакаться. Я хотела расплакаться уже многие дни, особенно когда случалось что-то подобное, но со времени побега с базы я этого не делала. Я заставляла себя подавить слезы, и оставалась только злость.
Все казалось неправильным. Мои мысли казались неправильными. Кожа — будто чужой. Даже от того, что Чейз сидел
Я не могла остановить вопросы. Сделал ли ты достаточно? Вдруг ты мог помешать ему убить ее? Почему я не смогла воспрепятствовать этому? Почему я не предугадала того, что произошло?
Я не хотела оплакивать маму. Не хотела спрашивать себя, было ли ее тело отправлено в крематорий за базой, подобно прочему мусору. Не желала вспоминать, что она любила блины, и горячий шоколад, и контрабандные книги. Я вообще не хотела вспоминать ее, потому что не хотела, чтобы она была мертва.
Это нечестно. Маму убили только потому, что она родила меня.
В этот момент я совершенно точно поняла, почему кто-то устроил охоту на солдат.
Я стряхнула ладонь Чейза. Он выглядел невыносимо грустным, и это тоже разозлило меня. Что со мной такое? Я вымещала злобу на нем, хоть и не хотела. Ее больше нет, и он не сможет поправить это. Это нельзя поправить.
Я спрыгнула с откидного борта и стала ходить туда-сюда по гаражу.
— Может, тебе стоит поговорить со мной, — осторожно предложил он.
— Я говорила! Мы говорили! Этим ничего не исправишь!
Теперь он стоял, его руки безвольно висели. Он подошел ближе ко мне.
— Не думаю, что это так работает.
— Да кто ты мне такой, чертов психотерапевт? — взорвалась я, сжав руки в кулаки.
— Нет! — Он запустил пальцы в волосы, но его стрижка была слишком короткой, и ладонь опустилась обратно к воротнику дырявой рубашки для гольфа. — Нет, я просто твой... — Он передернул плечами. — Сосед, — пробормотал он, и его лицо потемнело. Его глаза замерли на пятне масла на полу.
— Сосед? — переспросила я, и смех, который раздался из моего горла, прозвучал так злобно, что я отвернулась, чтобы не видеть, как его лицо отразит мою жестокость. Я для него не лучший друг. Не девушка. Просто соседка. Мои мысли переметнулись на Сару, на ее когда-то красивое платье, и внезапно мне до тошноты захотелось узнать, как Чейз проводил свои ночи в ФБР.
Тишина звенела напряжением. Ее прервал еще один раскат грома.
В том, как он посмотрел на меня, было что-то странное, будто он задал вопрос и ждал ответа. Будто желал, чтобы я ответила, но как я могла? Я не знала, кто мы, не знала, было ли то, что я чувствовала, достаточно сильным, чтобы умереть ради этого.
— Загружаем грузовик, — объявил Риггинс с лестницы. Я вздрогнула от звука его голоса и заметила, что Кара находится рядом с ним. Задалась вопросом, как давно они там стоят.
Чейз отошел, отводя взгляд.
— Хорошо, — сказал он.
Часом позже Кара и Табмен, в форме МН, повели украденный ведомственный грузовик, полный беженцев, на восток под предлогом доставки провизии в бесплатную столовую Мэривилля. Я молилась, чтобы посты увидели автомобиль МН, увидели Табмена и Кару в форме и пропустили их без вопросов. С Девятой статьей или без нее, в случае поимки они будут мертвы.
*«Алая буква» (англ. The Scarlet Letter) — роман американского писателя Натаниеля Готорна. Героиня романа в отсутствие мужа зачала
и родила девочку. За супружескую измену горожане подвергают её наказанию — она привязана к позорному столбу и обязана всю жизнь носить на одежде вышитую алыми нитками букву «А» (сокращение от «адюльтер»).Глава 7
После того как перевозчик уехал, я снова забралась в кабину желтого грузовика Horizons, чтобы переждать ночь. Чейз настороженно наблюдал за мной, но больше мы не разговаривали. У нас были более веские причины для беспокойства, например, как вернуться в гостиницу "Веланд" или сумел ли Шон пересечь город и найти рекрута. И все же я ненавидела отстраненность между мной и Чейзом. Она вывела меня из душевного равновесия, я чувствовала себя неуверенно. Будто хорошее во мне таяло.
Я пожалела, что не могу поговорить с Бет. Я скучала по ней, скучала по дому — такому, каким он был раньше. Теперь казалось, что все это существовало давным-давно, в другой жизни. Но все равно мысль о моей рыжеволосой подруге заставила меня улыбнуться. МН может уничтожить многое, но не мои воспоминания о ней. Пока Бет сидит тихо, она в безопасности. Ведь, в конце концов, ее семья соответствует нормам.
К рассвету буря окончилась, и в гараже стало зловеще тихо. Я содрогнулась от прохладного воздуха, а когда подтянула колени к груди, то на коврик упала подвеска со святым Михаилом.
Я встала, чтобы поднять ее, слепо шаря рукой под сиденьем, и нашла кое-что, кроме медальона. Патрон. Я повертела его в ладони, задаваясь вопросом, откуда он мог взяться в автомобиле для доставки еды. Я не слышала, чтобы во время захвата этого грузовика сопротивлением случилась перестрелка.
С этим патроном что-то было не так. Он был заостренным на конце, медным, а не серебристым, и в длину почти три дюйма (7,6 см). Патроны, которыми заряжали девятимиллиметровый, размерами были не больше дюйма и скругленными на конце. Меня нельзя было назвать экспертом по оружию, но я проводила инвентаризацию нашего склада в "Веланде", и не требовалось много опыта, чтобы понять, что этот патрон предназначался для более крупного оружия, чем обычные пистолеты, которыми пользовалось сопротивление.
— Мы уходим, — позвал Чейз снаружи грузовика. Я засунула находку в карман и, вздохнув, неохотно повесила медальон на шею.
— Не помешает, — вслух сказала я, вспоминая, что говорил мне о защите Чейз.
* * *
Пока мы неслись на запад, к убежищу сопротивления, Чейз был рядом со мной. И его, и моя формы были упрятаны в черный мешок для мусора, перекинутый через его спину, но я знала, что пистолет все еще был заткнут за пояс его штанов под дырявым свитером. Впереди Риггинс разведывал путь, проверяя, не поджидала ли нас встреча с солдатами, но я все равно старалась сохранять бдительность. Я была совершенно уверена, что моя безопасность не являлась его приоритетом, несмотря на то что он поддержал меня в гараже.
На улицах валялся наломанный бурей мусор. Ветки деревьев, блестевшее в утреннем солнце битое стекло, промокшие листовки со Статутом. Линии электропередач, которые в этом районе, вероятно, в любом случае не работали. Я могла только гадать, во что превратился палаточный городок и лагерь Красного Креста в парке, и снова меня охватила тревога за Шона. Воздух пах землей и влагой, дождь наконец очистил его от густого белого дыма из крематория, который, будто смерть, висел над городом.
Я пыталась не думать о том месте.