Точка разрыва

Только сам он больше не верил в правдивость этого.

Не было похоже на случайный акт. Слишком направленный. Слишком точный. Удар в самое сердце, быстрый, как скальпель хирурга. Эта фраза – давнишняя насмешка. Кто мог знать? Лишь небольшая горстка людей. Горстка – их можно было пересчитать по пальцам. Или… мертвец.

Дин схватил бутылку за горлышко и перенес на обеденный стол. Он налил себе еще выпить, только добавил меньше содовой.

ДЖУДИ.

Это случилось… Сколько? Двадцать, двадцать один год назад? Неужели уже столько времени прошло? Иногда ему казалось, что гораздо больше, иногда он почти ждал, что она выйдет из спальни в этих огромных, смешных шлепанцах с ушами, в длинном ярко-красном хлопковом халате с пушистым белым воротником.

– Ты в нем выглядишь, как десятилетняя девочка, – подшутил бы он над ней.

– Я и есть десятилетняя девочка, – ответила бы она. – По крайней мере, хотела бы быть.

Хотела бы быть.

Если не считать Нобелевской премии, женитьба на Джуди являлась кульминационным моментом его жизни. Сколько Дин себя помнил, он всегда любил ее. Сначала детской щенячьей любовью, потом с вожделением подростка, которое в конце развилось в зрелое чувство, продолжавшееся годами, и даже за пределами их жизни.

Но та Джуди, на которой женился Дин, уже не была девушкой, по которой он вздыхал. Она изменилась, стала другой. «Униженная богиня», – как провозгласила сама Джуди.

Как клеится, Джимми Дин?

Они никогда не говорили об изнасиловании или вообще о той ночи, но каким-то образом это отразилось в том, что произошло позже. Несмотря на его любовь к ней, Джуди всегда витала в облаках, вызывающие и мечтательные глаза смотрели вдаль, как будто их взгляд был обращен в прошлое время.

До изнасилования.

Она никогда не стала прежней. Вместо приключений ей понадобилась защита. Вместо вызова она искала стабильности. Дин Трумэн превратился в мужа-защитника-кормильца.

Скромная, но счастливая жизнь длилась до рождения ребенка. Нет – это неправда. Он был счастлив, но не Джуди; ее взгляд уже никогда не выражал той мечтательности, как до…

До Уайти Доббса.

Но это был не Уайти Доббс. Это было черт знает что. Дин Трумэн видел Уайти Доббса как раз в момент совершения греховного акта, и, несмотря на свое презрение к наглому обидчику, Дин знал, что Доббс был невиновен в преступлении, за которое Джон и остальные придумали ему такое изощренное наказание.

Но если не Доббс, то кто?

Что-то случилось. Это стало очевидным, когда в последующие несколько недель выяснилось, что Джуди беременна.

Дин поступил по-джентльменски. Он предложил ей выйти за него замуж, и она согласилась. Такой опрометчивый союз означал жертву с его стороны. Он больше не мечтал о поступлении в один из старейших университетов, даже со стипендией. Деньги, накопленные на обучение, теперь пошли на визиты врачей, оплату жилья, продукты. Дин никогда не забудет разочарованные глаза отца, когда он впервые объявил ему о своем решении.

Но вскоре родители пришли в себя, увидев его решимость добиться чего-то самостоятельно, помимо учебной ссылки, поняв его неподдельную любовь к своей юной невесте.

Дин окинул взглядом стареющий обшитый дом. Боже, он ненавидел это место.

– Так зачем ты купил это проклятое жилище? – спрашивал его Натан. – Недостаточно разве было того, что ты снимал его? Зачем же было покупать? Черт. Переезжай. Выбирайся из этого дома, дважды видевшего привидения.

Но Дин не мог. Останки младенца.

И в те времена дом заваливался на сторону, сейчас стало еще хуже, несмотря на тысячи долларов, вложенных в ремонт.

– Я мог бы построить тебе новый дом, черт меня подери, великолепный дом на те деньги, что ты тратишь на поддержание этого старичка, – витийствовал Мейсон Эванс.

Дин мечтал о новом доме. Он даже одно время носился с идеей купить второй дом, но оставить и этот. Просто так, оставить пустовать. Но не мог.

Останки младенца.

Всегда существовала вероятность того, что дети или какие-нибудь бездельники проникнут внутрь. И обнаружат…

Дин покончил со вторым стаканом. Пьяное сонное ощущение охватило его. Совсем неприятное. Оно означало потерю контроля, а это было недопустимо. Недопустимо. Он посмотрел на шкаф, скрывавший крошечную дверь в подвал.

– Чепуха, – сказал Дин вслух, призывая к жизни ученого.

Он слишком болезненно реагировал на события. Акт вандализма выявил кого-то, знавшего его прошлое.

Как клеится, Джимми Дин?

Однако не следовало делать вывод, что хулигану известна вся история, и уж совсем нелепо было бы предполагать, что он догадывался о подвале.

Похоронить заживо за преступление, которого человек не совершал. Тело так и не нашли.

Дверь в подвал маячила у него перед глазами.

Останки младенца.

Вскоре после того, как они поженились, Дин истратил часть своих сбережений, чтобы снять дом около городка Весткрофтского колледжа. Дом был старым и затхлым, но вполне приемлемым. Временно. Джуди погрузилась в свою беременность, а Дин обращался с ней как рыцарь с дамой сердца.

Беременность протекала тяжело, и Джуди большую часть времени проводила в постели. Пока однажды ночью… Он помнит, как все вокруг сковывал холод, нестерпимый холод; дороги закрыли, проезд на север занесло. Снегоочистители работали без перерыва, стараясь поддерживать хотя бы главную магистраль и мост Вилламет в сносном состоянии. Без прохода по мосту Чёрная Долина оказалась бы практически полностью изолирована от остального мира.

Дин работал в двух местах, а кроме того, ходил в школу. Одна работа была связана с фармацевтикой. Люди нуждались в лекарствах, а поскольку большинство не могло прийти в магазин, то покупки приходилось им доставлять. Используя полноприводной автомобиль компании, Дин смело колесил по предгорьям, дважды буксовал и с трудом разбрасывал снег.

Домой он попал уже ближе к полуночи. Первое, что заметил, – холод. Внутри было почти так же холодно, как снаружи. Нет, конечно, не так. Ведь ему удалось включить воду, трубы не замерзли. Это только показалось, что холодно. Впрочем, царил какой-то другой холод. Дин позвал Джуди. Ответа не последовало. Он поискал записку, думая, что случилось что-то с печкой и жена прибегла к гостеприимству подруги.

– Дин?

Хрупкий голос шептал так тихо, словно его имя было сделано из стекла.

– Дин?

Джуди. Он нашел ее в комнате.

Останки младенца.

На их кровати. И кровь, о Боже, сколько крови!.. Простыни пропитались, вся кровать окровавлена. Джуди была обнажена, измучена и являлась источником этой запекшейся крови. Запекшейся. Она родила. Пока он заботился о других, его жена родила ребенка, одна в этом холодном, холодном доме.

Ее лицо представляло сплошную белую маску, которую он никогда до этого не видел, и надеялся, что больше не увидит. Белое и бескровное лицо.