Точка разрыва

Мейсон схватил ее за руку с такой силой, что изрядно помял рукав платья:

– Скажите ему, я знаю, кто это сделал.

Незнакомец прошел мимо морозильного прилавка, обогнул пирамиду воздушной кукурузы, сделал короткую остановку у полки с персиковыми консервами – в общем вел себя так, как заурядный покупатель. Но Дженкинс Джонс был настороже. Вы бы не продержались двадцать два года в бакалейном бизнесе и почти столько же в городском совете, если бы не приобрели кое-какого опыта. «Так-то, приятель Боб». Дженкинс следил за всеми движениями незнакомца от монитора к монитору, вознося благодарность камерам наблюдения, встроенным повсюду в магазине.

Дженкинс гордился собой, своей бдительностью. Он всегда внимательно относился ко всему, что выбивалось за рамки привычного: ведь эти магазинные воришки, накачанные наркотиками хиппи, только того и ждут, чтобы украсть его с трудом заработанные деньги, потом бросить самого в заднюю комнату, заперев там вместе со всем женским персоналом и заставить (под дулом пистолета) заняться животной любовью с Виргинией Холси – новой кассиршей, восемнадцатилетней красоткой с огненно-рыжими волосами, полными губами и грудью, которая вполне могла послужить защитой от солнца на пляже.

– Это может случиться, – пробормотал Дженкинс в маленькой, пустой, с разбросанными по полу газетами комнате, которая служила ему офисом. – Это может случиться, угу-гм.

В своем преклонном возрасте, когда годы расцвета не принесли ничего хорошего, а оставшиеся дни уже не сулили радостей, Дженкинс часто думал о такой возможности. Бредил подобными мыслями, как заметили бы некоторые. Его никогда не грабили, но, несмотря на это, он держал пистолет сорок пятого калибра в нижнем ящике стола просто так, на всякий случай, уже позабыв о том, что там же лежал презерватив, обещающий натуральные ощущения, с экстрасмазкой исключительно для ее удовольствия.

Просто на всякий случай.

На незнакомце был надет длинный грязный плащ темно-зеленого цвета, потертые джинсы, рабочие ботинки и широкополая темно-коричневая ковбойская шляпа. Шляпа свисала на глаза. И все же у Дженкинса создалось ощущение, что он видел бороду и длинные пряди жестких желтоватых волос, падавших на воротник. Потом незнакомец исчез из поля зрения, затем появился в другом мониторе.

Длинные волосы? Как у хиппи. Но ковбойская шляпа?

– Никогда не слышал, чтобы хиппи были ковбоями, нет, приятель Боб, – пробормотал Дженкинс, сразу же съежившись, как будто слыша критическое замечание своей жены. «Только сумасшедшие беседуют сами с собой», – всегда твердила она.

– Я не сумасшедший, – обратился Дженкинс к пустой комнате. Чужак остановился и положил в корзину две банки бобов со свининой. Разве наркоманы-ковбои-хиппи, которые жаждут ограбить и принудить хозяина к сношению с трепещущими молодыми Девушками, едят свинину и бобы?

Дженкинс облизнул неожиданно пересохшие губы. Корзина незнакомца наполнялась медленно. Консервы, быстрые обеды, мясные нарезки. Кроме одежды, в этом человеке не было ничего особенного. И все же он заставлял Дженкинса нервничать и чувствовать себя подхалимом в период междувластия.

– Так-то, приятель Боб, – прошептал он, скорчив недовольную гримасу, потому что снова говорил вслух.

Незнакомец перешел к седьмому ряду, где помещались чипсы и хлеб. Он остановился, изучая пакет с рифлеными картофельными чипсами для барбекю, уронил их в корзину, потом…

Без какой-то особой причины чужак поднял глаза. Его большая коричневая обвислая ковбойская шляпа медленно поползла вверх, как радарная установка. Дженкинс увидел бороду, определенно бороду, тонкие губы, усы, маленький нос и глаза. Глаза? Радужный отсвет ламп дневного света отразился с удвоенной интенсивностью в опасных глазах незнакомца.

Теперь чужак смотрел в камеру, прямо в камеру, прямо на…

Дженкинс попятился от монитора и выдохнул:

– Сукин сын смотрит на меня!

«Старый дурак, – мысленно услышал он голос жены. – Только идиот стал бы разговаривать сам с собой, а потом думать, что незнакомец смотрит на него через видеокамеру».

Дженкинс поправил воротник рубашки и снова склонился к мониторам. Чужак все еще был там и все еще смотрел в камеру. Взгляд его бездонных черных глаз, казалось, проникал через экран прямо в душу Дженкинса.

– Старый дурак, – пробормотал Дженкинс. Потом незнакомец поднял правую руку и… помахал. Дженкинс Джонс попятился назад, зацепив по дороге папку с бумагами на своем столе. Он наклонился, подбирая листки с пола, бросая их обратно в совершенном беспорядке. Взволнованный, испуганный. На мгновение Дженкинс остановился, чтобы перевести дыхание. Внутри его закипал гнев.

– Черт бы все это побрал, – пробормотал он, уронив бумаги. Они осели бесформенной кучей на пол.

– И черт побери, почему я не могу бормотать! – Дженкинс снова заговорил сам с собой. – Это мой магазин, хочу и бормочу. Черт меня подери, если я позволю какому-то хиппарскому отбросу нервировать меня в моем собственном магазине. Нет, сэр. Нет, приятель Боб.

Дженкинс вновь подступил к мониторам, взглянул на один экран, потом на другой, третий. И ничего не увидел. Незнакомец исчез.

– Какого черта!

Дженкинс внимательно изучил все мониторы: свежие продукты, чипсы, безалкогольные напитки, свежемороженые овощи, пиво и вино, супы, лекарства, средства гигиены, поздравительные открытки, выпечка, касса, вход, черный вход.

Незнакомец должен был находиться в конце магазина. Черный вход закрыт. Даже развив бешеную скорость, он не мог бы выбраться из помещения без того, чтобы не попасться на глаза Дженкинсу. Не мог бы.

– Не может быть. Проклятье, не может быть! Исчез?

Дин Трумэн настоял на том, чтобы отвезти Пайпер Блэкмор домой. Он воспользовался ее машиной, а помощник Джерри Нильс следовал за ними на джипе «Чероки», принадлежавшем департаменту шерифа. У двери дома Пайпер, в тени маленького навеса у Дина возникло непреодолимое желание поцеловать девушку. Скованный чувством вины, он ограничился дружеским объятием. Она поцеловала его в щеку. От нее веяло свежим дыханием и легким ароматом цветочного чая. Очаровательно.

Желание поцеловать ее стало просто невыносимым.

Полицейская рация трещала, как дрова в пламени костра, помехи поглощали каждое третье слово:

– …ерри, Дин… хрркк… тобой… – Дин узнал глубокий баритон шерифа Джона Эванса.

– Радио барахлит все утро. С каждой минутой все хуже и хуже. С телефонами не лучше, – Джерри Нильс подался вперед, всматриваясь в небо, проглядывавшее между рычагами дворников. – Похоже, из-за этого шторма.

– Он не должен был повлиять на телефоны, – заметил Дин. – Кабели проходят под землей.