Точка зрения (Юмористические рассказы писателей Туркменистана) (сборник)

— Точно не знаю, но, видимо, кто-то имеет такое право. Когда делали обыск, нашли десять ковров ручной работы, двадцать два фабричных, тридцать разных костюмов, пятьдесят платков, сукна на сорок человек и других разных отрезов на шестьдесят человек…

Когда Еллы Мерген стал перечислять найденное при обыске, колени его собеседника задрожали, а лицо покрылось холодной испариной.

— Пропал мой дом… — простонал завскладом.

— Дом ваш не пропал, — сказал Еллы Мерген, — но милиция ищет вас, чтобы переправить в новый дом… за железной решеткой… Ехать в село вам сейчас ни к чему, зачем тратить время и силы? Идите прямо на новую квартиру…

Ходжанепес Меляев Трое в вагончике (перевод Э.Скляра)

Вот уже несколько ночей не гаснет лампа в вагончике, резиновые колеса которого по ступицу всосал песок. Если присмотреться к окошку, то можно заметить тень, то неподвижную, то мелькающую на белой занавеске. Пожалуй, это пока единственный признак жизни в молчаливом вагончике.

Половину этого изрядно потрепанного солнцем, дождем и ветрами кочевого жилья занимает старик Кандым-ага. Нет у него ни жены, ни детей. Жену, которая так и не подарила ему ни сына, ни дочери, он похоронил, когда самому стукнуло шестьдесят.

С тех пор как в здешних краях появилось племя газовиков, Кандым-ага перестал ощущать одиночество, он вроде бы прилепился к ним сердцем. Обветренными лицами и немногословием газовики очень походили на привычных Кандыму-ага людей с чабанских кошей. И работу они ему дали подходящую, как раз для стариковской бессонницы — записали сторожем столовой и магазина. Ночью раз пять он обходит свои владения, прекрасно понимая, что здесь, в глубине Каракумов, должность его бессмысленна — из этой глухомани, кроме как на вертолете, ни на чем не выберешься.

Рано утром, до солнышка, Кандым-ага кипятит чай и будит рослого, плечистого соседа:

— Вставай, Ахмед-джан, пора!

Тот свешивает с кровати длинные волосатые ноги, запускает пятерню в густую шевелюру и некоторое время сидит молча, медленно высвобождаясь из-под власти крепкого беззаботного сна. Потом, играя завидной мускулатурой, берется за самодельные гантели. За чаем Ахмед рассказывает старику про буровую, про то, как вчера, когда они возвращались с вахты, машина чуть не задавила зазевавшегося зайца.

Так было всегда. Но сейчас Кандым-ага, совершая очередной обход, поглядывает на светящееся окошко вагончика и сокрушается: с парнем творится что-то неладное. Перестал почти разговаривать, все возится с какими-то бумагами, ночи сидит напролет, а утром будить жалко.

Дверь вагончика бесшумно отворилась, и при молочном свете полной луны в проеме показалась фигура Ахмеда. Парень сделал несколько энергичных движений, стряхивая с себя усталость, закурил и начал прогуливаться вдоль вагончика.

— А, Кандым-ага, — сказал он, увидев старика, — что, не спится?

— Такое уж наше стариковское дело, — вздохнул Кандым.

Ахмед подошел вплотную и внимательно посмотрел в лицо соседа.

— Ты не сердишься на меня, Кандым-ага? Забросили мы с тобой чаепития да беседы, но что поделаешь — пока времени нет, работа…

— Идет работа? — поинтересовался старик; он присел на корточки и цедил сквозь пальцы прохладный, остывший за ночь песок.

— Идет… Хотел вот чайку попить, да газ у нас кончился.

— Сапожник-то, как говорится, без сапог, — улыбнулся Кандым, — у меня электрический чайник есть.

Вдвоем они отправились в вагончик.

Что это жилье холостяков, определишь с самого же порога. На спинку узкой железной кровати беспорядочно набросаны рубашки и брюки. Столик завален ворохом книг и журналов с изображениями вышек, труб, фонтанирующих скважин… А к этой груде прислонилась фотография красивой девушки, вставленная в рамку с трогательными розочками. Платье девушки расшито украинскими узорами, и коса у нее такая, какую теперь не часто встретишь. Все это старик видит ежедневно, а потому детали нехитрого быта проходят мимо его внимания. Почти все расстояние между столом и дверью на полу занимают миски с непонятным цветным содержимым и какие-то предметы, смахивающие на детские игрушки. Старик тычет в их сторону толстым не-гнущимся пальцем.

— Сынок, что это?

— Вон ту штуку называют вязкомером. С его помощью проверяем густоту раствора. А вот это — ареометр, тоже для замерений нужен…

Кандым-ага качнул головой с таким видом, словно ответ Ахмеда и не мог быть яснее. Потом они долго, до седьмого пота, как в былые времена, гоняли чаи, и парень, совсем позабыв о том, что старик мало что понимает в бурении, объяснял ему причину своих затянувшихся бдений.

— Если примут мое предложение, государству будет большая польза! Взгляни-ка на этот чертеж!

Кандым-ага счел необходимым ободрить своего молодого соседа:

— Думаю, что твои очкастые начальники двумя руками ухватятся за это. А сейчас ты отоспался бы. Когда на буровую?

— Послезавтра смену принимаю. — Ахмед кивнул в сторону фотографии. — На днях, Кандым-ага, моя невеста приезжает… Оксана…

— Да ну! Поздравляю, свет очам твоим. Письмо прислала?

— Прислала.

— Что ж, из Киева до Ашхабада долететь на самолете дело немудреное. Сложнее потом до наших мост добраться.

— Из Ачака сюда ведь каждый день ходят вертолеты…

— Ну, если так, то нам к свадьбе готовиться надо. В нашем ларьке все есть, кроме отравы, которую вы пьете.

Ахмед засмеялся:

— Свадьбу справим, лишь бы невеста не раздумала.

Эти слова возмутили старика. Он отер лицо большим бязевым платком и сердито взглянул на Ахмеда.

— Что за шутки! Для чего ж ей тогда тащиться сюда? Да и где она лучше жениха найдет? Лицом ты вышел, работаешь инженером, не меньше пятиста каждый месяц получаешь, чего ж ей еще надо?

— Городские девушки не очень-то охотно едут в пустыню, ведь тут ни парков, ни театров…

— Не знаю, не знаю… А как же другие девушки с тобой на промысле работают в пустыне? Чем они хуже твоей невесты? А места наши получше иных прочих, воздух, как бальзам, пить можно.

Ахмед призадумался. Старик привык к пустыне и представить себе не может, что такое Киев — город, утопающий в цветах. Кто привык к цветам, к песку не сразу душой потянется.

Наутро, когда солнце изрядно поднялось над вагончиком, появился вертолет. Дав над поселком небольшой круг, он опустился за барханом, на вершине которого трепыхался маленький красный флажок. Кандым-ага ждал этот вертолет, потому что по рации сообщили о приезде невесты Ахмеда. Когда лопасти вертолета замерли, старик в сопровождении повара Хасана Мурта и официанток Кати и Ольги подошел поближе. Узнать среди четырех-пяти пассажиров Оксану не представило никакого труда. Девушки напористо и несколько сентиментально бросились обниматься с нею. Хасан Мурт протянул руку. Но Кандым-ага был на высоте восточного этикета. Он втянул ладони в рукава и в таком виде обратил к белолицей гостье запястья. Получилась маленькая заминка, потому что Оксана не поняла жеста.