Точка

Он покупал мясной пирог для Стеф, когда в пекарню По вошел этот, потом назвавшийся Виктором Раухером. И еще, помнится, пообещал всех чистых китайцев сделать грязными. Вот, значит, какие люди хотят творить историю.

Опираясь на мертвеца, Искин поднялся.

— Виктор! — донеслось с улицы. — Виктор!

Искин усмехнулся. Он выбросил «беретту» и подобрал с пола компактный «зауэр» Раухера, зарядил магазин. Боль в правой руке поднялась до плеча, но притихла. Его мальчики, полные свободы юниты, восполняли свое количество.

Искин знал, через пять-десять минут станет совсем дурно. То, что его шатает сейчас, еще цветочки. Когда-нибудь малыши его сожрут. Да-да. Он поискал взглядом и увидел на полу у стола бутылку с вином. К его удивлению, она не разбилась.

Пробку — вон. Запрокинув голову, Искин сделал несколько глотков. Краем глаза он смотрел, как

мертвый Альфред-Вальтер, скособочившись, сидит в кресле. Что-то никому юниты пользы не принесли. Ни Кинбауэру, ни Берлефу, ни Карлу Плюмелю, ни вот ему.

— Виктор!

Искин вздохнул и пошел спускаться. Ему не хотелось, чтобы человек с чемоданом капсул плюнул на напарников и уехал. Если уж заканчивать дело, то сейчас. Очень хороший день, почти со всем разобрался.

— Виктор!

— Иду, иду, — прошептал Искин.

Он вышел из здания. Метрах в десяти, сразу за бесформенной фигурой выпавшего из окна Ойгена, разворачивалась к выезду светлая «шкода». Лукас все же решил не ждать своих подручных. Это было расчетливо и благоразумно. Хотя и малодушно. Искин заступил взревевшему автомобилю дорогу.

Спусковой крючок сработал впустую. Только сейчас Искин сообразил, что, видимо, вставил пустую обойму и не заметил этого. «Шкода» надвигалась. За лобовым стеклом белело сосредоточенное лицо водителя. Лукас с чемоданом казался тенью на заднем сиденье.

Мальчики, обратился к юнитам Искин, давайте-ка второй раз.

«Зауэр» выскользнул из пальцев. Ладонь открылась в сторону автомобиля. Тяжелые крылья, две фары, вытянутый капот с массивной решеткой радиатора надвинулись, размазались во времени, движение «шкоды» соединилось с дыханием, с током юнитов под кожей, с золотистой полосой солнечного света на камнях.

Лишь бы не вхолостую, успел подумать Искин.

В следующий момент пальцы взорвались кровью, ошметками мяса, облетели до голых фаланг. В полутора метрах от Искина «шкода» словно впечаталась в невидимый столб, зад подлетел вверх, водителя в дожде осколков выбросило через лобовое стекло на капот и под ноги, где он застыл нелепым, неподвижным мешком, Лукаса с заднего сиденья перекинуло на переднее, приложило головой о рулевое колесо и приборную панель, затем под силой тяжести зад с грохотом, звоном, треском опустился обратно.

Искин закричал.

Он упал и поднялся, прижимая изувеченную руку к животу. Казалось, он сунул ее в огонь. Боль ходила по телу, стучалась в голову. Белели костяшки. Юниты пережимали сосуды. Им было страшно, но они знали свое дело. Искин кричал и стонал. И ковылял к «шкоде». Открыл дверцу, левой рукой выволок мало что соображающего Лукаса. У мужчины был сломан нос и порвана щека, возможно, выбито плечо и сломаны ребра. Искин добавил ему в живот ногой. Счастья тебе, урод!

— Где портфель? — крикнул он в зажмуренные глаза.

Плюнул, пошел искать сам. Его трясло. В ушах шумел океан. На передних сиденьях чемодана не было. На задних тоже. Искин нашел его, только обойдя автомобиль. Чемодан вывалился через окошко в задней дверце. По иронии судьбы все десять стеклянных капсул, переложенные какими-то тряпками, уцелели.

Он расколотил их тут же. Брал каждую и с размаху бил о булыжники, отворачивая лицо от осколков. Десять капсул — десять мокрых клякс и миллион осколков. Потом Искин на какое-то время выключился и очнулся уже метрах в пятидесяти от «шкоды». Кажется, он шел к такси. Кисть правой руки была замотана тряпкой из чемодана.

Дома раскачивались, мощеный проезд так и норовил встать дыбом. Солнце играло в прятки. Искин то падал, то вставал. Один раз увидел Стеф. Девчонка смотрела куда-то в сторону и обернулась к нему буквально на секунду.

— Все? — спросила она.

Искин мотнул головой.

— Еще чуть-чуть.

Таксист, увидев его, чуть не рванул с места.

— О,черт! Вы весь в крови!

Искин кивнул и выложил банкноту в сто марок, подобранную со стола у Костигера.

— Все будет ваше.

Он кое-как забрался на заднее сиденье.

— Только без полиции, — сказал он, едва не теряя сознание. — Штаны, рубашку и куртку. И обед.

Таксист помолчал.

— Я тут видел, ребята из хаймвера проехали, — произнес он.

— Кончились ребята.

Таксист хмыкнул.

— А ты из шуцбунда, значит? — спросил он.

И, не дождавшись ответа, завел «фольдсваген».

Эпилог

Мессер обладал завидным аппетитом. Когда к выносному столику на площадке под тентом с пятнадцатиминутным опозданием подсел Искин, он успел приговорить тушеное мясо в горшочке и теперь, передохнув, разбирался с жареными колбасками и картофельными биточками.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, — сказал Искин.

— Воспользуетесь электрическим меню?

— Еще работает?

— Вполне.

Искин нажал на кнопку на планшете с выбором кофе. Мессер выпрямился от тарелки и какое-то время рассматривал собеседника, медленно двигая челюстями.

— Плохо выгляжу? — спросил Искин.

— Ужасно.

— Такой уж выдался день.

Перед «Кипарисом» Искин побывал в аптеке, забинтовал руку и увидел себя в зеркале. Черное от усталости, с ввалившимися щеками лицо его не напугало, но расстроило. Себя он едва узнал.

— А у меня, видите, — указал ножом на тарелку Мессер, — благодаря вам выдалось время полноценно пообедать.

— Я рад, — сказал Искин.

Мессер кивнул.

— Поранились? — спросил он про руку.

— Да.

— Это как-то связано с нашими делами?

— Все уже хорошо.

— По вам не скажешь.

Подошел официант. Сиреневый жилет. Серьга в ухе.

— Господин будет только кофе? — уточнил он.

— Еще можно порцию гренок, — сказал Искин. — Просто на планшете у вас…