Точки притяжения

– И что: по-твоему, когда я буду в плохом настроении, мне будет лень сочинять ответ и я скажу правду?

– Типа того.

– Что-то здесь не то… – вслух задумалась Кира.

Они вышли на крышу и, повернув налево, пошли к столикам.

– А. Поняла. Ты сможешь проводить тест, только сам будучи в настроении. Иначе вместо «серьёзно?» ты скажешь «м».

– Точно, – согласился Макс: судя по выражению его лица, это наблюдение ему очень понравилось.

Они сели за небольшой двухместный столик – друг напротив друга.

– И зачем мы тогда пришли сюда? – спросила Кира, – Это всё, о чём ты хотел поговорить?

– Да. Но раз пришли, я что-нибудь придумаю.

Сегодня он непривычно много улыбался – как будто он был больше обычного рад её видеть. Кира почувствовала, как её снова начало заполнять счастливое нетерпение; желание быть рядом с ним как можно дольше; желание разговаривать.

– Давай, я вся внимание.

– Что ты слушаешь?

– Ого. С места к тесту, – улыбнулась она, – Daft Punk.

– Серьёзно?

– Да.

Молчание, которое последовало за этим ответом, оглушило их своим звоном; даже гул разговоров, доносящийся с соседних столов, стал звучать как будто бы немного приглушённо. Несмотря на совсем недавние рассуждения о таком сценарии, было понятно, что сейчас произошло что-то важное; что-то, может быть, переломное.

– Ну вот, – Макс разочарованно откинулся на спинку стула, – Ты не в настроении.

– А вот и нет, – Кира наклонилась вперёд, – Я не в обычном настроении, да. Я в очень хорошем настроении.

– А, да? – удивлённо переспросил он и тоже подался вперёд, – То есть ты сказала правду? Ты слушаешь Daft Punk?

– Не только их, конечно. Но да; их в том числе. А что?

– Удостоверяюсь, – Макс смотрел на неё с сомнением, которое говорило, что он ещё не до конца верил в то, что она наконец-то не соврала, – А что ты ещё слушаешь?

– Много чего.

– Например?

– Тебе список выслать?

– Как? Почтой?

– Ух ты, хочешь по старинке?

– Большой список?

– Так выслать?

– Как хочешь.

– Четыре-три, – медленно произнесла Кира и подалась вперёд настолько, что ей пришлось облокотиться руками о стол.

– Я не всегда улавливаю момент, когда мы начинаем играть, – ответил он и, в свою очередь, тоже подался вперёд, опёршись локтями о стол: пальцы их рук находились настолько близко, что почти что соприкасались.

Несколько мгновений они неотрывно смотрели друг на друга. Затем Макс быстро откинулся на спинку стула:

– Мне уже пора идти. Правда, – последнее слово он добавил как будто бы специально для того, чтобы она не подумала, что он от неё убегает.

– Да без проблем, – улыбнулась она, – До встречи.

– Обязательно, – Макс улыбнулся в ответ, после чего встал и торопливо ушёл.

Кира тоже встала со стула, но вместо того, чтобы уйти, осталась стоять и смотреть ему вслед; когда же он ушёл с крыши, она, слегка прислонившись к стоящему позади неё столику, продолжила глядеть в сторону выпустившей его двери. Она думала о том, что переломный момент действительно настал. Она признается ему сегодня же: это внутреннее заявление не было робким предположением, мысленной проверкой на смелость или красивой бравадой – это была непоколебимая решимость. Она уже придумала, как она это сделает: она найдёт, где он сидит, подойдёт к нему и сообщит, что очень хочет с ним поговорить. Они пойдут к тому месту у окна; там она скажет, что, скорее всего, по ней уже давно всё было заметно; дальше же она признается: «Если по мне ничего не было заметно, то я в любом случае сейчас всё скажу. Я думаю о тебе каждый день. Я счастлива в твоей компании. Я влюблена в тебя. Серьёзно». Она немного сомневалась насчёт последнего слова – «серьёзно»: она хотела добавить его для того, чтобы отделить свою влюблённость, которую она ощущала настолько глубокой, что не смогла бы избавиться от неё, не разорвав свою душу на несколько частей, от влюблённости обычной, рядовой, повсеместной. Наверняка же существовала влюблённость меньшего масштаба? Она была уверена, что существовала. Но слово «серьёзно» могло быть воспринято иначе – как «я не шучу» или «я не вру». И в том и другом случае это были желанные смыслы. Поэтому формулировка будет именно такой. Потом ей придётся слушать ответ. Но ничего – она была готова. Она чувствовала выпрыгивающее сердце, но это не было неприятно; она чувствовала беспокойство – но это было волнительно. Ничего не должно было помешать её планам.

– Привет, – произнёс знакомый голос, пронзив вязкий туман её задумчивости.

– Привет, – спокойно отозвалась Кира, не поворачивая головы; она была слишком поглощена своими мыслями, чтобы реагировать на Таню.

«Пусть играет, во что хочет», – безразлично подумала она; ей было не до неё.

– Я смотрю, тебе всё-таки нравится с ним общаться?

– Угу… – созналась Кира, всё ещё не оборачиваясь на неё и всё ещё смотря в сторону двери.

– Вы же только общаетесь, да?

– Да, – всё так же спокойно ответила Кира.

– М. Ясно. А я сплю с ним.

– Что?.. – Кира наконец-то повернулась к ней; она никак не могла понять смысл последней фразы: она услышала сами слова, но её сознание отказывалось принимать их значение.

– Я говорю, мы встречаемся, – пояснила Таня.

Кира смотрела на неё, не моргая. Раньше она не знала, что бледность лица ощущалась лёгким покалыванием внутри щёк: словно то, что раньше наполняло их, исчезло, оставив после себя какую-то непонятную тянущую впалость. Она, не отрывая глаз от лица Тани, слегка кивнула. Таня кивнула в ответ, развернулась и неспешно ушла.

«Ага. Всё-таки у него есть девушка…» – неторопливо и как бы боясь осознать услышанное, подумала Кира, – «Но она же говорила, что встречается с кем-то не отсюда?.. Кто она тебе – мать Тереза? Не могла соврать? Чтобы наблюдать за тобой и дальше? С другой стороны, я и так не исключала того, что у него могла быть девушка. Не она, конечно, а так, кто-то со стороны… Оказывается, одно дело – нехотя подозревать, а другое – узнать точно. Совсем другое дело. Совсем».

У неё немного закружилась голова. Она плохо чувствовала ноги: из костей, мышц и крови они превратились во что-то инородное, рыхлое и ненадёжное. Медленно оторвавшись от стола, к которому она прислонялась, Кира побрела к двери; спустившись по лестнице в коридор, она решила остановиться и осмотреться; чуть дальше, справа, была, похоже, какая-то дверь; она дошла до неё – да, это была уборная. Это было хорошо – ей нужно было уединение. Она включила свет, зашла внутрь, закрылась и оперлась спиной о стену. Она ни о чём не думала: что-то внутри неё защищало её – что-то возвело плотину, чтобы не убить её наводнением. Она чувствовала, что это было ненадолго. Ноги отказывались её держать: она съехала по стене на пол. Плотина не выдержала – её захлестнуло.

Всё произошло одномоментно, как взрыв. Она прижала ладонь ко рту, чтобы не закричать. Она начала очень часто и очень много дышать, но воздуха всё равно не хватало – ей казалось, что она могла задохнуться. Её внутренности скрутило от безжалостного чувства безысходности; от ужаса. Одновременно на неё набросились панический страх, воющее отчаяние, удушающая ревность и ненависть. Она чувствовала, что её тошнит; что её очень сильно тошнит; что её могло стошнить; что её сердце колотилось так быстро, как оно, кажется, физически не могло биться.

Минут десять она сидела, парализованная внутренним взрывом. Затем, заставив себя опереться руками об пол, она немного подалась вперёд и начала принуждать себя медленно и глубоко дышать. Это нужно было пережить – хотя бы для того, чтобы тщательно всё обдумать. Она попыталась отрешиться от эмоций и начать последовательно размышлять о своей ситуации, но у неё не получилось: ворвавшись в голову, её мысли сгрудились в тучу уничтожающего стыда. На что она надеялась? У Макса всё это время была девушка. Она думала, что между ними как будто бы что-то проскальзывало? Глупая фантазия – у него всё это время была девушка. Ей казалось, что ему хорошо с ней? Разговаривать – да. «Ты надеялась, на что-то ещё, дура? Напрасно. Хотела признаться ему в любви? Представь, каким посмешищем ты бы себя выставила».