Точки притяжения
Шрифт:
Вдруг в её голову ворвалась спасительная мысль: наличие девушки не могло однозначно заявлять о том, что ему не была способна понравиться другая девушка; это, в конце концов, не запирало его сердце на засов и не давало ему иммунитет от других симпатий. Наличие девушки не делало его пожизненно недоступным, как это могла бы сделать помолвка в девятнадцатом веке. Вслед за этой мыслью в голову ворвалось воспоминание о диалоге с Тиной: Тина рассказывала ей о том, что Таня работала здесь только пару месяцев. Когда был этот разговор? Тогда, когда Кира только начала здесь работать – то есть месяца полтора или два назад. Вряд ли Таня начала встречаться с Максом сразу же, как пришла
Такое неперевариваемое количество стыда не могло навалиться без последствий: включилась защита – гнев по отношению к тому, что его вызвало. Точнее, кто его вызвал. Как он посмел её истязать? Она была живым человеком с несогнутой гордостью – как он посмел унижать её? На секунду она его возненавидела; не дольше – не получилось. Гордость, тем не менее, говорила ей, что он не должен был знать про её страдания. Конечно, ей нельзя будет скрыть последствия этого удара; но если он спросит, что заставило её так измениться, она что-нибудь сочинит. Он и так причинил ей столько мучений, сколько, кажется, ей не причинял никто и никогда; поэтому про эту почётную роль он точно не узнает. «Слишком много чести для тебя», – разозлённо подумала Кира и встала. Прошло уже больше получаса. Нужно было приводить себя в порядок и возвращаться на своё рабочее место.
Умывшись холодной водой и поправив волосы и одежду, Кира вышла в коридор. Реальность вокруг неё стала казаться отдалённой: она как будто бы перестала соприкасаться с кожей и идти невидимыми нитями сквозь всё её тело, а плыла где-то по сторонам и над головой; до неё нужно было дотягиваться – она была где-то там, на расстоянии вытянутой руки. Звуки стали глуше; цвета немного побледнели. «Наверное, я выгляжу очень жалко», – безразлично подумала Кира, дошла до лифта и спустилась на свой этаж. Добредя до своего места, она резким безучастным движением – движением, которое демонстрировало презрение к настоящему моменту; движением, которое кричало «мне плевать, что получилось шумно; мне плевать, что я могла промахнуться и упасть на пол» – села на офисное кресло. К ней тут же подошла Тина:
– У тебя всё нормально? – обеспокоенно спросила она.
– М? – переспросила Кира так, будто только что её заметила, – Да. Нет. Хотя… Нет. Съела что-то не то.
– Тебе дать что-нибудь? Или, может, домой пойдёшь? Извини, но ты ужасно выглядишь.
– Спасибо, – Кира растянулась в странной улыбке; она даже не знала, за что сказала «спасибо»: за проявленное беспокойство или за фразу «ужасно выглядишь»; слова выходили из неё, как из пациента, отходящего от наркоза, – Нет, ты что. Я доработаю. Мне уже нормально. Правда нормально. Мне бы попить только.
Она медленно встала с офисного кресла и пошла к месту отдыха. Там, слава богу, никого не было. Она налила себе холодной воды, села на диван и, ни о чём не думая, не торопясь осушила пластиковый стаканчик, смотря перед собой отрешённым взглядом. Закончив, она встала, выкинула стакан и, всё ещё дивясь отступившей реальности, побрела на своё место. Выйдя за перегородку, она увидела, как мимо неё прошёл Макс; точнее, он не успел пройти
мимо, так как, заметив её, тут же остановился и обернулся к ней.– О. Какие люди, – не удержалась она.
– У тебя всё хорошо? – удивлённо спросил он.
– М, – выдала она, как бы регистрируя его реакцию на свой вид, – А почему ты спрашиваешь?
– Ты выглядишь как-то… измождённо.
– А. Съела что-то не то. Уже всё хорошо.
– Ты уверена? – с сомнением спросил Макс.
«Нет», – захотелось отрезать ей, – «Я на сорок минут закрылась в толчке. Серьёзный случай отравления. Я не могу так быстро восстановиться». Эта нервная шутка закончилась правдивым выводом: она действительно не сможет быстро восстановиться; этот вывод очень сильно её разозлил.
– Да, – холодно и звонко произнесла она и так жгуче на него посмотрела, что он немного отпрянул.
Она вернулась на своё рабочее место.
Она не помнила, как работала в оставшееся время. Как-то, видимо, ей это удалось. Доработав и выйдя из лифта в холл первого этажа, она решила не надевать наушники: в её состоянии музыка была схожа с пыткой и так измученной души. На одной из лавок сидел Макс и внимательно вглядывался в толпу выходящих людей. Кира, остановившись, на секунду разозлённо зажмурилась, затем подошла к нему:
– Ждёшь кого-то? – спросила она, стараясь не звучать ни раздражённо, ни вызывающе.
Мантра «чем меньше я знаю, тем лучше», выжженая в её сознании светящимися неоновыми буквами, потухла, издав дребезжащий электрический звук.
– Тебя, – сказал он.
– М. И?
Она всё ещё стояла напротив него – садиться она не собиралась.
– Беспокоюсь за тебя. У тебя всё хорошо?
– Хочешь узнать про моё отравление? Я не хочу про это распространяться, – сухо проговорила она.
«Почему ты выглядишь так потерянно?» – хотелось завопить ей, – «Мои интонации тебя настолько задевают? Не с кем будет играть?»
– Сейчас у тебя всё хорошо?
– Сейчас у меня всё хорошо, – холодно ответила она, – Я могу идти?
– Конечно…
Кое-как дойдя до квартиры, она упала на диван. Пару раз в своей жизни она смеялась так неистово, что ей казалось, будто она могла умереть: живот сводило так безжалостно, что он болел; дыхание перехватывало так туго, что невозможно было вдохнуть; оставалось только согнуться и ждать, пока отпустит. Плакать, как оказалось, тоже можно было настолько сильно, что казалось, будто сейчас умрёшь.
День 58, неделя 9, вторник
Первая минута после пробуждения была самой счастливой минутой этого дня. Потом ей всё вспомнилось. Поначалу лавина воспоминаний настолько сильно придавила Киру к кровати, что она даже не смогла пошевелиться и минут пять лежала, смотря остекленевшим взглядом в потолок. Это внезапное воспоминание стало для неё такой же неожиданностью, какой мог быть мужчина в военной форме, который, увидев, что она наконец-то проснулась, резко приставил бы дуло автомата к её грудной клетке и низким голосом сурово спросил бы «теперь помнишь?».
Когда Кира вышла на улицу, она решила, что пора было наконец заняться упорядочиванием вразнобой носящихся мыслей: для этого очень хорошо помогал диалог, пусть и сама с собой.
– Я очень хочу поговорить.
– Рационально?
– Конечно.
– Давай попробуем.
– Мне всё ещё очень плохо.
– Но?
– Что «но»?
– Всегда есть «но». Без него ты бы не хотела поговорить.
– Да. Точно. «Но». Но я чувствую, что меня что-то удерживает от полного оцепенения.