Только никому не говори. Сборник
Шрифт:
После некоторого молчания Настя ответила — и голос ее, резкий и грубоватый, прозвучал смягченно в ночи, даже нежно:
— Не курю. Так, настроение.
— Так присоединяйся.
— А ты выключи у себя лампу: хочется темноты.
Он так и сделал, сели рядом на ступеньку, Настя спросила:
— Вот скажи: неужели все, все — одна грязь и подлость?
Понятно. Ей уже невмоготу от одиночества.
— Что ты. Настенька, так бы жизнь пресеклась на земле. Но есть и дрянь и подлость. Хочешь — расскажи, не хочешь — не надо.
Она явно колебалась, но не выдержала:
— Понимаешь, мы встречались
— Да, понимаю.
— И вот что-то изменилось, почти неуловимо, но… чувствуется. Мы на лекциях всегда сидели втроем. — Юлька, я и Генрих (прозвище, на самом деле он Гришка). Прихожу позавчера на последнюю пару — их обоих нет. А мы еще утром всей компанией — нас шестеро — решили после занятий в кино завалиться. Французский детектив — «Смерть в зеркале». Генрих сам предложил. И вдруг — нет их. Не знаю как, но я сразу почему-то поняла. В общежитии особо не развернешься — четверо в комнате, проходной двор, а Майя Васильевна сегодня весь день на кладбище. Ну, смылась — и сюда. Увидела влюбленных в окне. Да черт с ними! — добавила с горечью и закурила новую сигарету.
— Настенька, — заговорил Саня осторожно, как вдруг услышал шорох за спиной, в кабинете: вроде бы открылась дверь из коридора… Вскочил, прислушался, рванулся в комнату, включил свет… бросился в коридор… Обман слуха? Запер дверь на крючок.
— Настя, ты слышала: кто-то входил в комнату?
— Да, кажется, — отвечала она рассеянно. — Майя Васильевна любит неожиданно… хотя нет, она обычно стучится, правда.
— А тут кто-то тайком… — пробормотал он ошеломленно. — Я что хотел?.. Да! Почему ты так сразу поняла, где твои друзья? Он уже бывал здесь, да?
— В том-то и дело. Здесь все у нас и началось — 13 октября в прошлом году, когда хозяйки не было. В той же комнате, понимаешь?
— Однако ваш Гришка…
— Говорю, черт с ними! С обоими. Справлюсь. Не веришь?
— Никаких сомнений. Ты так молода и так прелестна.
— Правда? Я тебе нравлюсь?
— Не мне одному, будь уверена.
Он и говорил уверенно и просто, зная, что никаких там резвых игр и кривляний Настя себе сейчас не позволит.
— Надо пережить, девочка. Изжить.
— Да ладно, перебьюсь. Ерунда.
По ее тону он понял, что вот-вот она начнет жалеть о неожиданной своей откровенности, и переменил тему.
— Посмотри-ка, — поднял японскую зажигалку на свет розовой лампы. — Его зажигалка?
— Его… точно — его! Где ты взял?
— Нашел в чулане.
— В чулане? — Настя расхохоталась; хотя смех слегка отдавал истерикой, чувствовалось в нем и освобождение — намек на освобождение. — Нет, серьезно? Юлька его в чулан спрятала? Какой пассаж!
— В чулан.
— И он там сидел и трясся? Ой, не могу… Погоди. Ведь он всегда заперт!
— В тот момент открыт. Такое уж стечение обстоятельств.
— Вот жизнь, а?
— Да, голубчик. Жизнь. И смерть.
…Саня включил и верхний свет — хрустальная люстра с подвесками — огляделся внимательно. Диван, в углу сложено белье. Стол, на котором возле чернильных чертиков веночек (уж не за ним ли охотились в темноте… «покой» — вечный покой?).
Выдвинул все ящики — пустые, лишь в нижнем сосредоточены бумаги покойного ученого… перебрал… с криминальной точки зрения ничего интересного. Платяной шкаф в углу, подвешанный к потолку — парусиновый, заграничный, в нем мои вещи. И стройные ряды книг — спрессованные в тома и томики изыскания о тайнах Божьего мира… «Бархатно-черная… этот священный узор». Если перелистать все книги?.. Не сходи с ума и ложись спать. И все же странно. Странность не в том, что некто — без стука — вошел ко мне, а в том, что «некто» мгновенно исчез, испугавшись моего появления. Можно ли, исходя из того, предположить, что убийца… не торопись. Разгадка невероятной истории будет, я чувствую, труднопостижимой — в лучшем случае. В худшем — мне недоступной.Пройдя через староуниверситетские дворики, садики — сильное ощущение давно минувшего и прекрасного, и каждая веточка блестит лаково в бессолнечном воздухе, — он достиг владений медицинского института и долго плутал, расспрашивал, пока не нашел нужную аудиторию. Вскоре лекция кончилась, повалил из дверей молодой народ, где-то там в толпе его соседки, ага, вон, прошли, каждая по отдельности (к счастью, не заметив). Саня обратился к юноше, жующему на ходу булочку:
— Слушай, мне Генрих нужен. Ты его сегодня видел?
— Генрих?.. А, Гусаров. Да вон он! Не видишь? Вон у окна.
Ничего парень. Все, как говорится, при нем. И одет соответствующе… в оригинальном черном глухом… кителе, что ли?.. или сюртуке? Словом, нечто очень модное теперь, «белогвардейское», «монархическое». Утонченное. Ну, Печорин. Саня подошел, спросил негромко:
— Вы Генрих? Григорий Гусаров?
— А в чем дело? — неожиданный вызов в голосе, настороженность.
— Как вас называть?
— А что вам угодно, месье?
Саня немедленно предъявил все ту же зажигалку — на этот раз в носовом платке. Для камуфляжа.
— С рук не покупаем. Нам нужны гарантии.
— Гарантия стопроцентная. Это ж ваша зажигалка.
— Не припоминаю.
— А если сверить отпечатки пальцев?
— Сверяйте.
— А вам не интересно, где я ее нашел?
— Ни малейшего интереса, — однако юноша не уходил, так и замер.
— Да ну?
— Послушайте, если вы из департамента, предъявите документ.
— Вы намекаете… — Саня чуть не задохнулся от волнения. — Из департамента полиции?
— Я не… — Генрих явно занервничал. — Но обычно они так начинают.
— Вы уже привлекались?
— Литературу надо читать, сатрап. Ко мне — не по адресу: в чулан попал случайно.
— А вы молодец — прямо к делу.
— Кто ж меня заложил? — спросил юноша укоризненно, забыв про «документ». — О, женщины!
— Подобные эскапады — погоня за двумя зайчиками — обычно, Генрих, кончаются печально. Почему вы сразу предположили во мне человека из органов?
— А кто еще заговорит про отпечатки?
— Логично. А почему вы не признали зажигалку?
— По той же причине. К вам попадешь… Или вы не оттуда?
— Не оттуда. Я — частный сыщик, любитель экстравагантных ощущений. Хотите поучаствовать?
— В чем?
— В раскрытии тайны Жасминовой улицы, — произнес Саня точно пароль — цитату из бульварного романа.