Только никому не говори. Сборник
Шрифт:
— Анатоль, вы удивились, что Майя Васильевна вернулась с кладбища раньше времени?
— Удивился. Обычно — в семь, восемь вечера. Весь день, говорит, провожу на могиле.
— Даже в темноте? В октябре рано темнеет.
— Она так говорит.
— А на каком кладбище похоронен Андрей Леонтьевич?
— Кто ж его знает. На местном, должно быть, районном.
— Значит, вы у него там не бывали?
— Шутите! Его особа священна, к ней никто не допускается, — он помолчал, добавил таинственно: — Я вообще не уверен, что он где-либо
Опять мания! Страх, связанный с посмертием?
— Анатоль. вчера вы были тут по соседству. Не видели что-нибудь… кто входил в дом, кто выходил?
— У меня было занятие поинтересней. Да от Горячкиных и не видно ничего, кусты сирени заслоняют окна.
— А вы выходили на крыльцо покурить?
— Поначалу. Потом уж дым коромыслом стоял. Да, Люба-шу видел, как она отправилась на банкет.
— Вы знали про банкет?
— Кто-то сказал… Май сказала. Была озабочена, что дом останется без присмотра.
— Возможно, поэтому она вернулась раньше?
— Все возможно. Ваша тетушка — человек непростой. А теперь, когда вы у меня все выудили, услуга за услугу. Вы действительно видели Нину в комнате Май?
— Да, в окне.
— Что она делала?
— Сидела в кресле с высокой спинкой. Спустя пять минут ее там уже не было.
— Вы наблюдали исчезновение?
— Я отлучился… сдуру. Словом, пять минут потерял.
— А почему вы, человек посторонний, ее ищете? Что, собственно, вас волнует?
— Я бы определил так: заговор зла. Мне показалось, что она была мертвая.
Анатоль покивал, давешний диковатый блеск зажегся в голубых глазах.
«Остави мертвых погребсти своя мертвецы» — процитировал из Евангелия, как в бреду, и принялся остервенело точить лопату.
Пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Все верно. Но пока мертвые не погребены, нет покоя — нам, а может быть, и мертвым. Саня легонько постучался в дверь, и девичий голосок отозвался:
— Да! кто там?
— Можно?
Негромкое (и то слава Богу) журчание магнитофона — современный постылый фон жизни, чтобы не думать, не думать, загнать тоску, тревогу бытия в подвал подсознания. В чулан. Что-то с этим чуланом… ладно, потом… Стол у окна, два стула, платяной шкаф в углу, две кровати у противоположных стен, на одной лежит Юля в махровом халатике, очень хорошенькая, с растрепанной стрижкой. Табаком вроде бы не пахнет. Тем не менее он достал из кармана джинсов зажигалку.
— Не ваша? Вот, нашел, никак не установлю владельца.
— Я не курю, — она села, прислонясь спиной к желтой циновке с красными цаплями, висящей над кроватью; Саня присел к столу.
— Может быть, Настина?
— Она тоже не курит. Где вы нашли?
— В чулане на сундуке. Знаете, за ширмой?
— Ничего не знаю. Мне там делать нечего, — отвечала она с непонятным вызовом.
— Юля, — заговорил он, подбирая слова, — наверное, в ваших глазах я буду выглядеть несколько странно, но… Терпеть не могу
совать нос в чужие дела, честное слово. Однако второй день только этим и занимаюсь. Видите ли, случилось одно загадочное происшествие, в котором ну просто необходимо разобраться. Можно вас кое о чем спросить?— Какое происшествие? — Юля улыбнулась насмешливо и еще больше похорошела. — Майю Васильевну ограбили?
— С чего вы взяли?
— А что случилось?
— Как разберусь, вам расскажу непременно. Так вот, Юлечка, вы были вчера дома около четырех часов дня?
— А, старуха прислала шпионить? Убирайся-ка отсюда!
— Значит, были. — Саня встал. — Я так и думал.
— Пойди доложи!
— Я ничего не скажу, тем более хозяйке. Ваша личная жизнь меня совершенно не касается. Ну, поверьте ради Бога. Случилось преступление-и именно вы можете прояснить для меня некоторые моменты.
— Преступление! — Юля фыркнула. — Анатоль самогонку украл. Однако наследничек крохобор.
— Пожалуйста, по порядку, — он опять сел, и Юля не возражала, глядя с бесшабашным выражением: плевать, мол, на все! — Надо думать, вы были дома не одна.
— Настя донесла?
— Нет. Клянусь, нет.
— Ну, не одна. Ну и что?
— Повторяю: этот аспект меня не касается. Просто опишите, что вы видели и слышали в доме. Во сколько вы пришли?
— В два, в третьем. Слышала, как Любаша за стенкой ходит. Потом она ушла.
— В полчетвертого?
— Откуда я…
— Хорошо, хорошо. Итак, ушла.
— Да, дверью хлопнула. Потом слышу шаги в коридоре. Не ее. Кто-то крадется. Вдруг Майя Васильевна? Выглянула: Анатоль прется с бутылками в руках, и дверь в чулан приоткрыта.
— Это по поводу бутылок вы ему сказали: «Я сама видела»?
— Вы и это знаете!
— Случайно услышал, как вы вчера в коридоре шептались. А как вы догадались, что в бутылках самогон?
— Анатоль сказал. Сказал, что раскаивается, и уже поставил на место.
— Разве у него есть ключ от чулана?
— Говорит, у Майи Васильевны взял, а потом положил.
— Но она брала с собой ключи на кладбище.
— Значит, врет. В хламе второй подобрал.
— А как ушел ваш друг?
— Через дверь. Как еще?
— Понятно, на всех окнах решетки. Как он с тетей Май не столкнулся?
— Улучил момент, мы подсматривали.
— А во сколько она пришла?
— Часа в четыре.
— А не раньше?
— Может, и раньше. Что я, с секундомером, что ли… Принесло с легким ветром. Тетку свою не знаете? — Юля передразнила сварливо, шаржируя теткину непреклонность: — Чуть что — откажу от квартиры. В доме великого ученого… Вот и подсматривали.
— Но вам же было известно, что она поздно возвращается с кладбища?
— Известно. Да только какой-то идиот поднял тарарам на весь дом — в дверь ломился.
— Это я. А вы больше ничего не слышали, не видели: шум, шаги, крик, например. Или что-то из сада… голос…