Только про любовь

Эти пары, очевидно, не собирались обедать вместе. Когда подошел метрдотель, он пригласил к столу только мужчину из вагончика и его рыжеволосую спутницу, а остальные продолжали ожидать своей очереди.

Прищурив глаза, Натали изучала эту пару, потом отвела взгляд и покачала головой.

– Нет, его я не знаю, как ни обидно в этом признаться. Он как раз то, что нужно.

– Как ты думаешь, он красив? – спросила Катринка, так и не придя к окончательному выводу.

– Ну, не такой красавец, как Ален Делон или Марчелло Мастрояни, но все-таки красивый. Да. И очень сексуальный. – Она обернулась и еще раз быстро взглянула на него. – Ты посмотри на эти губы, – сказала она.

Катринка старалась вообще на него не смотреть. Но затем она вдруг с испугом заметила, что метрдотель посадил его так, что он оказался как раз напротив нее, через несколько столиков и непосредственно в поле ее зрения.

– Черт побери! – пробормотала она по-чешски.

Поскольку Натали немного знала чешский благодаря Катринке, во всяком случае усвоила ругательства, она взглянула на подругу и спросила:

– Что случилось?

Катринка рассказала об утренней встрече, и Натали улыбнулась.

– Так вы обсуждали бизнес?

– Это было интересно, – ответила Катринка, как бы оправдываясь. – Гораздо интереснее, чем флирт.

– С каких это пор ты стала возражать против флирта?

– Да я не возражаю. Это может быть довольно забавным. Но отнюдь не оригинальным.

– А, ну, конечно, – сказала Натали. – Экономика как сексуальная приманка. Необыкновенно оригинально. Он тебе нравится?

Катринка пожала плечами.

– Он занят. – Эта рыжеволосая, она такая красивая, подумала Катринка. Не удивительно, что он говорил об экономике и не был расположен пофлиртовать. Нет, он все-таки флиртовал, заспорила она сама с собой. Только он делал это не так явно, как она привыкла.

– У него было обручальное кольцо?

– Нет, но это ничего не значит, – сказала Катринка. – Во всяком случае, какое это имеет значение. Ведь я тоже занята.

Натали хотелось ей возразить, но она сдержалась. Люди всегда болезненно реагируют, когда им говорят, что их чувства мертвы и скоро начнется трупное окоченение. Они продолжают верить, что какие-то экстраординарные реанимационные меры могут еще оживить их любовь. Так же думала и Натали и о себе самой в редкие минуты откровенности, но продолжала надеяться, что их отношения с Жан-Клодом изменятся. Может быть, потому, что одиночество представлялось ей более страшным, чем неудачная связь? – размышляла она. А известное разве меньше пугает, чем неизвестность? Даже Катринка, которая была самой мужественной женщиной из всех, кого Натали знала, не желала признать, что ее отношения с Франтой исчерпаны, хотя оба понимали, что это именно так.

– Если хочешь знать мое мнение, – сказала она, проигнорировав предыдущую реплику Катринки, – то это судьба, что ты снова столкнулась с ним сегодня вечером.

– Судьба? – произнесла Катринка с легким смешком. – Разве я могла не встретить его снова в таком местечке, как Кицбюэль. – И все-таки ей бы хотелось, чтобы он был один или, по крайней мере, не был так явно привязан к женщине столь потрясающей внешности. Катринка почувствовала легкую досаду, но затем постаралась избавиться от этого ощущения. Она сочла свои мысли вероломством по отношению к Франте, который, напоминала она себе в раскаянии, лежал сейчас на больничной койке в Мюнхене и несомненно чувствовал себя одиноким и несчастным.

Метрдотель вернулся с бутылкой «Шассань-Монтраше», которое Натали объявила приемлемым, а вскоре после этого официант принес закуски: салат для Катринки и кнели из лосося для Натали, у которой во время менструации всегда повышался аппетит. Когда они покончили с основным блюдом и помощник официанта убирал со стола цветной мейсенский фарфор, в зал, наконец, вошел Жан-Клод со своей женой Элен и еще три пары.

Элен была женщина небольшого роста, одетая, как мгновенно определила Натали, в платье от Унгаро. У нее был большой нос, лицо, покрытое толстым слоем макияжа, густо подведенные темные глаза, цвета терновых ягод. Жан-Клод был ростом около шести футов, стройный, с правильными, почти изящными чертами лица, с глазами цвета темного оникса, с высоким лбом и темными волосами, которые были чуть длиннее, чем требовала мода. Он был элегантен, очарователен и неотразим.

– Только что появился Жан-Клод, – сказала Натали, старательно отводя взгляд от его компании, которая продвигалась к своему столу. – Не смотри, – прошипела она.

– А я и не смотрю. Они одни?

– Конечно, нет, – насмешливо произнесла Натали. – Он бы умер от скуки, если бы его заставили обедать вдвоем с Элен. Они пришли с четой Аннелис и еще с какими-то людьми. – Произнеся это, она подняла глаза и, встретившись взглядом с Жан-Клодом, нежно улыбнулась. Если он и рассердился, то не подал виду. Он кивнул в ее сторону. Он даже вежливо улыбнулся, показывая тем самым, что в ресторане присутствует его служащая, а не любовница. Трудно сказать, кого ввел в заблуждение этот спектакль. Уж конечно, не его жену. И не Сабрину, которая следила за ним не без злорадного удовольствия. В течение нескольких лет она наблюдала за их связью и даже намекнула о ней в своей рубрике, как бы мимоходом, чтобы не причинить Жан-Клоду особого беспокойства. Натали была довольна тем, что их отношения получили огласку, но изображала обратное. Ее раздражало, когда все внимание доставалось Элен.

– Ублюдок, – пробормотала она, и глаза ее наполнились слезами.

– Ты хочешь уйти? – спросила Катринка. Натали покачала головой.

– Это было бы слишком явным.

– Если ты так болезненно все воспринимаешь, почему бы не покончить с этим?

Натали посмотрела на нее так, будто она сказала несусветную глупость.

– Я люблю его, – ответила она.

Они заказали десерт и, пока ожидали его, изобразили оживленную беседу, пытаясь скрыть охватившее их обеих ощущение дискомфорта. Обе, хотя и по разным причинам, боялись взглянуть по сторонам из опасения встретить смущающий их взгляд. Когда, наконец, официант принес десерт, вслед за ним появился его помощник с двумя хрустальными бокалами и метрдотель с бутылкой «Луи Редерер Кристал», которую он поставил на стол перед Катринкой.

– Но мы не заказывали шампанское, – твердо произнесла Катринка, не желая, чтобы ей что-то навязывали.

– Это подарок, фрейлейн, – сказал он, протягивая ей записку.

– От кого? – спросила Натали, когда тот открыл бутылку и наполнил их бокалы.

Катринка разорвала конверт и прочитала записку. «Вам не следовало убегать, – было написано в ней, а затем шла подпись. – Адам Грэхем».

– Это тот самый мужчина из вагончика, – пояснила она, протягивая Натали записку, что было не очень осмотрительным поступком, но она об этом как-то не подумала. Она чувствовала себя одновременно и обрадованной, и раздосадованной, польщенной таким вниманием и возмущенной тем, что мужчина обращается со своей спутницей с таким пренебрежением. Рыжеволосой, заметила она, за столом не было, возможно, ее провели в дамскую комнату.

«Интересно, он это тоже рассчитал вместе с метрдотелем?» – подумала она.

– В самообладании ему не отказать, – сказала она Натали, и раздражение вытеснило, в конце концов, последние следы радости, которую, она испытала от его жеста. Она бы возмутилась, если с ней обошлись подобным образом.

– Очень дерзко, – согласилась Натали, не скрывая восхищения, в котором сквозило почти полное одобрение. И дело не в том, что у Натали были более примитивные, чем у Катринки, представления о том, что хорошо и что плохо. Она обожала сложные перипетии любовных связей с их неожиданными поворотами и ударами, разумеется, при условии, что эти удары метят не в нее. Она перевела взгляд с записки на возмущенное лицо подруги и сказала:

– Улыбнись, дорогая.

«Бедная девушка…» – подумала Катринка.

– Уф, – произнесла Натали с неподражаемой галльской насмешливостью. – Может быть, она его сестра. – Подняв бокал, она обернулась, улыбнулась Адаму и отпила глоток шампанского.

Со своего места Катринке было видно, как Жан-Клод наблюдал за происходящим со все большим интересом и слегка хмурился.

– Натали, ты обращаешь на себя внимание, – предупредила она.

– Вовсе нет, – Натали снова повернулась к Катринке, отпила еще один глоток шампанского и поставила бокал на стол. – Я соблюдаю правила приличия. А ты поступаешь, как ханжа.