Толковая Библия. Ветхий Завет и Новый Завет

Ему как пылкому ревнителю закона и вместе высокообразованному знатоку его все это могло представляться лишь вопиющим безумием, на которое не стоило бы обращать ни малейшего внимания, если бы проповедниками этого нового учения выступали одни безграмотные поселяне вроде тех, что толпой ходили за самым Основателем учения, а не такие образованные эллинисты, как Стефан. Ясно, что это учение пустило уже глубокие корни и его нельзя было оставлять без внимания. Нужно было опровергнуть и поразить этих проповедников, и Савл действительно выступил против Стефана и, несомненно, был одним из тех «некоторых из Киликии, кто вступил в спор с Стефаном» (Деян 6:9). Спор между такими противниками мог быть только самый горячий, и Савл, к ужасу своему, увидел, что при всей своей учености он «не мог противостоять мудрости и духу, которым говорил» его противник. И тогда-то ревность его приняла кровожадный характер. Позор своего поражения он мог смыть лишь кровью Стефана и одобрял его убиение. Сопровождавшие это страшное мученичество обстоятельства не могли бесследно пройти для такого пылкого человека, как Савл, и в душе у него шевельнулось страшное чувство сожаления и раскаяния, что он в своей ревности зашел так далеко, а вместе затеплилась и искра сомнения в своей собственной правоте. Но это было тяжелое чувство; нужно было подавить его, а достигнуть этого можно было только новой и усиленной ревностью в защите Моисеева закона и в гонении на врагов его. Если погублен такой высокообразованный и геройский проповедник его, как Стефан, то масса его последователей уже не заслуживает никакого сожаления; ее нужно уничтожить, и тогда ненавистное учение будет вырвано с корнем. С такими мыслями и чувствами Савл, вопреки наставлениям своего великого учителя Гамалиила, положительно стал «терзать церковь» и гнал ее членов «до смерти» (Деян 8:3; 22:4). И это гонение навело ужас на христиан. Перед лицом грозного гонителя они рассеялись и исчезли. Иерусалим, по-видимому, был совершенно очищен от них. Там уже не было больше проповедания или чудес у притвора Соломонова, толпы уже не собирались на улицах в ожидании прохождения тени апп. Петра и Иоанна; в доме Марии, матери Марка, уже не было больше многолюдных собраний. Если христиане и собирались, то собирались только с боязливостью и тайком, в малом числе, и трапезы любви, если только они вообще совершались, происходили, вероятно, так, как в первые дни по воскресении, с запертыми дверями – ради страха иудейского. Некоторые из христиан понесли жестокое мучение за свою веру; менее преданные члены церкви, несомненно, отпали от нее; большинство сразу же бежало еще до наступления бури гонения. Такой успех дела должен был чрезвычайно обрадовать первосвященников и старейшин иудейских, которые наконец могли надеяться на полное истребление секты, так много делавшей им хлопот. Они даже были бы довольны и тем, что сделано; но Савл хотел довести до конца, и «в чрезмерной против них ярости, преследовал даже и в чужих городах» (Деян 26:11). Особенно много христиан, слышал он, было в Дамаске, где они свили себе гнездо под властью аравийского князя Ареты.

И вот, чтобы разорить и это гнездо, Савл обратился к первосвященнику, чтобы он дал ему полномочные письма в Дамаск, с которыми бы он мог устроить там судилище и в цепях приводить оттуда в Иерусалим всех, кого только найдет из христиан, как мужчин, так и женщин, с целью производства над ними высшего суда, примером правды и милости которого могла служить для них участь св. Стефана. И вот он, получив письма, отправился в путь, «дыша угрозами и убийствами на учеников Господа» (Деян 9:1), но по неисповедимым намерениям промысла Божия путь этот привел его к совершенно неожиданному для него исходу, и он вышел из Дамаска не грозным гонителем, с целой партией закованных в цепи и трепещущих за свою участь христиан, а смиренным и разбитым назарянином, последователем того самого Иисуса Назарянина, само имя которого дотоле звучало для него презрением и возбуждало в нем неистребимую ненависть.

Этот чудесный переворот совершился на дороге, неподалеку от Дамаска, близ деревни Каукабы (как указывает предание). Перед знатным путником, ехавшим в сопровождении значительной свиты, расстилалась «пустыня Дамасская», ограничиваемая на север цепью Ливанских гор, едва заметно выступающих в далекой синеве небосклона; в прямом направлении виднелись башни самого Дамаска, кровли которого ярко сверкали под палящими лучами полуденного солнца. Путь был страшно тяжел и утомителен в эти часы дня, и Савл нетерпеливо стремился поскорее добраться до знаменитого своими садами города, чтобы отдохнуть под их сладостной тенью от пути и затем сразу же приняться за дело. И вдруг кончилось все. Вокруг путников вдруг заблистал необычайный свет с неба. Его видел не Савл только, но и все его спутники. В Сирии и вообще полуденное солнце светит и жжет невыносимо; но этот свет с неба был еще поразительнее в своей яркости и еще пронзительнее в своем пламени. Вместе со светом до спутников Савла донесся какой-то страшный, но невнятный голос. Как бы каким-то грозным мановением с неба они все были повергнуты в оцепенении на землю. Когда другие встали и отчасти оправились от ужаса, Савл лежал еще на земле, и в этом распростертом положении он видел необычайный человеческий образ и слышал человеческий голос, говорящий ему: «Савл, Савл, что ты гонишь Меня? Трудно тебе идти против рожна». Но в этот страшный момент Савл не узнал Того, Кто говорил ему, потому что он никогда не видел Его на земле. «Кто ты, Господи?» – сказал он. «Я Иисус Назорей, которого ты гонишь!» Ответ этот ужасом поразил Савла, и в душе его мгновенно и в ужасающей ясности воскресло все, что он делал против этого Иисуса Назарянина. В невыносимом трепете и ужасе он спросил Его: «Господи! что повелишь мне делать?» И на это последовал милостивый ответ: «Встань, и иди в город; и сказано будет тебе, что тебе надобно делать». – «Люди же, шедшие с ним, стояли в оцепенении, слыша голос, а никого не видя».

Савл встал, но все вокруг него было темно. Ослепительное видение исчезло, но вместе с ним для взора Савла померкло и само солнце. Он был слеп. Испуганные спутники взяли его за руку и повели к Дамаску. По прибытии в город его отвели в дом Иуды на длинной улице, которая идет через весь город и как тогда, так и теперь называется Прямой. Там с мукой в душе, в слепоте, в телесных страданиях, в умственном возбуждении, без пищи и питья, Савл пролежал три дня, а блеск поразившего его света постоянно предносился перед его темными глазами, и звуки того укоряющего голоса все еще гремели в его ушах. Никто не может сказать, что пережила его душа в эти три дня. Наконец буря его душевного состояния нашла облегчение в молитве, и затем к нему пришел один христианин, уважаемый всеми, и даже иудеями, Анания, которому Господь явился в видении и открыл, что этот безжалостный гонитель будет избранным сосудом, чтобы возвещать имя Христово перед язычниками, царями и сынами Израиля. «И Я покажу ему, сколько он должен пострадать за имя Мое», – говорил Господь. Добрый Анания, опасавшийся сначала идти к известному всем кровожадному гонителю, не медлил долее. Он вошел в дом Иуды и обратился к страдальцу с дорогим приветствием, как к брату, и, возложив руки на его затемненные глаза, велел ему встать, смотреть и быть исполненным Св. Духа. «И тотчас как бы чешуя отпала от глаз его; и вдруг он прозрел и, встав, крестился; и, приняв пищи, укрепился».

Проведя несколько дней в обществе Анании, который, несомненно, своей беседой ободрил дух его и преподал ему начатки христианских истин, Савл совершенно возродился духовно и почувствовал себя совершенно другим человеком. Между его прежним и настоящим легла непроходимая бездна. Ему открылись глаза на сущность вещей, и теперь он, к изумлению, видел, что все то, в чем он полагал свою славу и свое величие, было отжившей ветошью и тьмой в сравнении с истинным светом гонимого христианства. И при одном воспоминании, что он был гонителем церкви, ужас поражал его богопросвещенную душу и тем с большей ревностью он теперь стремился загладить это свое прошлое гонительство проповеданием Христа. Оправившись от душевного и телесного потрясения, он сразу же выступил проповедником Евангелия, и в дамасских синагогах изумлялись все, как этот яростный гонитель христианства теперь вдохновенно проповедовал Евангелие. Но душа Савла была разбита и требовала более продолжительного успокоения. Ему нужен был такой отдых, во время которого он мог бы всецело оторваться от окружающего мира, уйти в самого себя, проверить свое душевное состояние и в уединенной беседе с Богом найти окончательное подтверждение своему призванию. И вот Савл, подобно великим ветхозаветным праведникам, удалился из Дамаска в Аравию, где и пробыл около трех лет. Только после этого продолжительного пребывания в пустыне, проведенного, несомненно, в глубоком душевном самоиспытании, Савл опять возвратился в Дамаск и там начал проповедь о Христе. Появление такого великого проповедника, о котором уже могли забыть отчасти, обратило на него общее внимание, и так как он всю свою прежнюю ученость, подкрепленную еще высшими откровениями, всецело обратил на проповедь и защиту Евангелия, то никто из иудейских книжников и законников не мог выстоять против него. Это, естественно, возбудило против него крайнее негодование среди иудеев, и они составили даже заговор убить его. В этом заговоре принял участие даже правитель Дамаска, который приставил стражу к городским воротам. Опасность была страшная, тем более что она грозила в самом же начале прекратить деятельность Савла, который не успел еще хоть сколько-нибудь загладить грехов своей прежней жизни. Нужно было избежать ее, и в этом отношении помогли ему уже начавшие собираться около него ученики. Они воспользовались тем, что дома на Востоке окнами выходили за городскую стену, и, посадив Савла в большую корзину, спустили его на веревке за стену, подобно тому, как в древности Раав спасла соглядатаев. Избежав опасности, Савл тогда направился в Иерусалим. Там ему уже не было места среди старейшин иудейских, и он должен был искать убежища среди новых своих собратьев-христиан. Еще будучи гонителем, он, вероятно, слышал об ап. Петре, который выдавался среди других апостолов своим мужеством в проповеди и славился чудесами. С ним-то «видеться» и решился Савл, чтобы найти в нем мужественного друга и наставника. Ап. Петр принял его с свойственным ему радушием, так что Савл пробыл у него дней пятнадцать, и за это время познакомился и с Иаковом, братом Господним. Других апостолов частью не было в это время в Иерусалиме, частью же они продолжали недоверчиво относиться к обращенному свирепому гонителю, предполагая в его обращении лишь коварный прием для разузнания всех тайн жизни среди христиан. Но великодушный Варнава, сам эллинист, близко познакомившись с Савлом, убедил наконец апостолов, что перед ними уже не прежний гонитель, а смиренный христианин, удостоившийся страшного откровения на пути в Дамаск.

И тогда, будучи принят в общество апостолов, Савл совершенно укрепился нравственно и вновь выступил на проповедь Христа в синагогах иудейских, смело состязаясь с эллинистами, во главе которых он некогда отстаивал Ветхий Завет против Стефана. Такой переход его на сторону бывших своих противников, естественно, возбудил крайнее раздражение среди иудеев, и ему грозила участь св. Стефана. Савл был в крайнем унынии и однажды до такой степени молился в храме, что пришел в исступление. И в это время ему было новое откровение Христа, который, повелевая ему удалиться из Иерусалима, вместе с тем дал ему великое поручение быть апостолом язычников. «Иди, – говорил Христос, – Я пошлю тебя далеко к язычникам». Смиренно приняв на себя это великое поручение, Савл при помощи учеников тайно сел на корабль и, избегнув таким образом грозившей ему опасности, отправился в Кесарию, и оттуда препровожден был в Таре, где и пробыл четырнадцать лет, готовясь к своему великому призванию – апостольства среди язычников.

XXXV Обращение Корнилия ап. Петром. Проповедь язычникам в Антиохии и первая церковь из язычников. Гонение в Иерусалиме и мученичество ап. Иакова

После обращения Савла в состоянии церкви наступило временное затишье от внешних гонений, так что «церкви по всей Иудее, Галилее и Самарии были в покое, назидаясь и ходя в страхе Господнем; и при утешении от Святого Духа умножались». Это было в первую половину царствования императора Кая Калигулы (37–39 по Р. X.), и объяснялось тем, что в это время иудейский мир находился в страшном возбуждении, отвлекавшем его внимание от гонительства христиан. Раздраженный иудеями император хотел доказать им свое неограниченное самовластие и повелел поставить свою статую в святилище иерусалимского храма. Такое повеление, грозившее страшным осквернением храма языческим изображением, повергло иудеев в неописуемый ужас, и они все свои силы употребляли на то, чтобы отвратить как-нибудь подобное бедствие. И вот, когда злейшие враги церкви вынуждены были всеми силами отстаивать ветхозаветный храм от осквернения язычниками, церковь новозаветная «при утешении от Святого Духа умножалась» и открывала свои двери для язычников. Первый шаг в этом отношении сделан был по внушению свыше ап. Петром.

Савл на пути в Дамаск

Исполняя свое апостольское призвание, ап. Петр по временам обходил разбросанные в разных местах христианские общины, назидая их в вере и проповедуя Евангелие. Свою проповедь он сопровождал и великими чудесами, которые показывали, что духовные дары, полученные апостолами от своего божественного Учителя, не ослабели. Так в городе Лидде апостол именем Иисуса Христа исцелил Энея, бывшего в расслаблении восемь лет, и это чудо имело своим следствием обращение к вере не только всех жителей города, но и населения обширной равнины Саронской. Верстах в четырнадцати от Лидды находился известный портовый город Иоппия (теперешняя Яффа). Там также была христианская община, но она была крайне опечалена тем, что одна из известнейших христианок, отличавшаяся добрыми делами и обширной благотворительностью, по имени Тавифа (т. е. серна – имя, дававшееся в древности за красоту) «занемог ла и умерла». Эта великая потеря повергла всех христиан города в великую скорбь, и они не знали, где искать утешения. Услышав, однако же, что ап. Петр находится в соседней Лидде, ученики с проблеском надежды тотчас же послали за ним, прося его прибыть к ним немедленно. Апостол действительно прибыл и утешил плачущую общину великим чудом – воскрешением Тавифы. Следуя примеру своего божественного Учителя (при воскрешении дочери Иаира), Петр, введенный в горницу, где лежала покойница, «выслал всех вон и, преклонив колена, помолился и, обратившись к телу, сказал: «Тавифа! встань!» И она открыла глаза свои, и, увидев Петра, села. Подав ей руку, апостол поднял ее и, призвав собравшихся христиан и особенно вдовиц, горько оплакивавших потерю великой для них благодетельницы, «поставил ее пред ними живою. Это сделалось известным по всей Иоппии, и многие уверовали в Господа».

Апостол остановился на некоторое время в Иоппии, именно в доме некоего Симонакожевника. Дом его находился на самом берегу Средиземного моря, и с плоской кровли его открывался дивный вид на море и на весь город. На эту кровлю ап. Петр ежедневно выходил молиться, и случилось так, что его молитва совпала с молитвой одного благочестивого человека в Кесарии. Это был Корнилий, римский сотник из Италийской когорты, бывшей там на постое для поддержания власти Рима. Язычник по рождению, он обладал глубоко религиозным духом и, не находя удовлетворения своей религиозной потребности в отживавшем язычестве, подобно многим своим современникам, принял иудейство. Тщательно исполняя закон Моисеев, он был человек «благочестивый и боящийся Бога, со всем домом своим, творивший много милостыни народу и всегда молившийся Богу». Но и иудейство не удовлетворяло его жаждущего истины духа, и в своих молитвах он, видимо, просил Господа открыть ему источник истинного и совершенного богопознания и богопочитания. Молитва его была услышана. Однажды во время молитвы ему явился ангел, который открыл ему, что он должен призвать апостола Петра, и тот откроет ему учение, которым и можно спастись.

Корнилий чрезвычайно испугался столь необычного для него видения, но ободренный ангелом сделал так, как он повелел ему, именно послал за ап. Петром в Иоппию. И когда посланные приближались к городу, ап. Петру было видение, как раз подготовившее его к предстоявшему делу. Именно, взойдя около шести часов на кровлю дома помолиться, апостол почувствовал голод, и так как обед еще не был готов, то он занялся благочестивыми размышлениями. Под лучами палящего солнца с ним сделалось нечто вроде исступления. Перед ним отверзлось небо, и с него спускалось на землю к апостолу нечто вроде большого полотна, поддерживаемого на веревках, привязанных к четырем краям его. В нем как в некоем ковчеге находились всякие четвероногие земные звери, пресмыкающиеся и птицы небесные, и был глас ему: «Встань, Петр, заколи и ешь». Но при всем своем голоде, еще более усиливаемом видом пищи, Петр не забыл правил своего воспитания. Среди этих животных и пресмыкающихся находились твари, которые не отбрасывали жвачки и не имели раздвоенных копыт, что все ясно было запрещено в пищу законом. Лучше умереть с голоду, чем нарушить постановление закона и есть то, сама мысль о чем возбуждала ужас в иудее. Петру казалось странным, что голос с неба без всякого ограничения велел ему убивать и есть тварей, среди которых нечистые так перемешаны были с чистыми. Мало того, само присутствие среди них нечистых, по-видимому, оскверняло все полотно. Вследствие этого он со свойственной ему живостью и самоуверенностью ответил: «Нет, Господи, потому что я никогда не ел ничего скверного или нечистого». Тогда в другой раз был глас к нему: «Что Бог очистил, того ты не почитай нечистым».

Так было трижды, и затем видение исчезло: полотно сразу отдернуто было на небо. Исступление кончилось. Петр был один со своими собственными думами; все было тихо; не было ни малейшего шепота с палящего неба; у его ног безмолвно разливалось сверкающее море.

Пока апостол размышлял, что бы могло означать все это видение, на дворе появились три язычника, которые, к его изумлению, спрашивали именно о нем. В его уме тотчас же промелькнула мысль о связи только что бывшего видения с явлением этих язычников, и это подтверждено было ему последними, которые обратились к нему с приглашением от имени сотника Корнилия посетить его дом и преподать ему и его семейству назидание. Апостол, видя во всем этом высшее указание, немедленно согласился и, взяв с собой шестерых из собратьев-христиан, отправился в Кесарию, где с нетерпением и благоговением ожидал его благочестивый сотник.