Толян и его команда
Шрифт:
— Мафиози? — предположил я.
— Директор рынка нашего, а брат его — директор аэропорта. Мы отрезаны от большой земли, к нам все товары или самолётом или по Енисею, когда навигация есть. Поэтому все обращаются к Грише, если что надо привезти. Зря ты с ним поругался. Если я бы знала, что у тебя такие враги, даже разговаривать с тобой не стала бы. Ты, наверное, думаешь, я преувеличиваю?
— Нет, не думаю, но и проблемы не вижу. Пару дней потерплю — никого бить не буду, ну и есть тут у меня хороший знакомый один, спрошу у него об этом местном авторитете, — сказал я, имея в виду отца Людмилки.
Мы с ним вполне мирно
— А Кеша, выходит, меня обманул, — вслух сказал я. — А откуда у тебя эти фото?
— Фото делал мой первый муж и дал потом копии снимков. Гриша этот, когда вышел из милиции, сразу поехал вас искать, он и подрядил моего мужа бывшего компрометирующих снимков наделать. А какой Кеша? Начальник милиции?
— Да, он. И главное, как быстро всё организовал это Гриша, козёл недобитый, — качаю головой я.
Это что? Придётся привлекать Власова, но сначала позвоню Иннокентию Ивановичу. Телефон у него имеется, время уже полдевятого.
— Кеша… Иннокентий Иванович — мужик справедливый, но ему могли не доложить в деталях. Выпишут штраф какой и скажут, что наказали по закону, или вообще замнут это дело, — сетовала подружка.
— Секретарь принял звонок, но соединять не стал, сказал, что шеф на улице. Может, врёт, — сообщаю я Жанне. — Фотки отдашь?
— Бери, — фыркает девушка. — Будешь на меня любоваться. Но до отъезда нам лучше не видеться.
Тоже соглашаюсь, не хочу девушке проблем оставлять. Не вижу смысла экономить и заказываю себе такси. Как люди в такой мороз тут живут? От завтрака отказался, сыт блинами. На тренировке полтора часа показывал детям, как резать углы в бою и прижимать соперника к канатам. Опять заметил, повышенное внимание к себе вокруг. Может мне на тренерскую работу перейти? Впрочем, народ решил, что мои знания — заслуга Игоря Леонидовича, об этом я услышал случайно в раздевалке.
Бегу за автобусом, морозы просто задрали, а я ведь одно время реально думал, как запасной вариант, пожить в Норильске, отец Людмилки предлагал откосить от армии здесь. Теперь часы считаю до отлёта. А в Красноярске тепло, минус десять всего, тоже информация из разряда «подслушано».
— Э! Стой! — получаю я удар плечом от встречного прохожего и окрик.
— Нах..й, — коротко отвечаю ему и бегу догонять автобус. Вскочил уже на ходу, втрамбовав людей в двери глубже в салон, и то удалось это потому, что автобус тронулся, не закрыв двери. Повезло. А то пришлось бы ждать на морозе минут сорок следующего из-за разборки с неуклюжим прохожим, случайно попавшемся на пути.
Стоп, а случайно ли? Может провокация? Да что я тут надумываю, но проблему решать надо, и съездить в городское УВД. Черт, ещё и сумка с костюмом спортивным снаружи осталась, вот ручки от неё внутри салона, а сама сумка не влезла, дверь закрылась. Ничего, будет остановка, затащу её в салон. Хихикаю, вспоминая серию мультика «Ну, погоди!», где волк застрял головой в салоне автобуса, а тело его бежало снаружи.
Зайдя по пути в магазин, покупаю продукты на вечер, в частности, настоящий сыр и сгущёнку. Снабжение здесь лучше, чем в Красноярске, а на цены я не смотрю. Потом перебежками до парикмахерской, и вот я в здании УВД Норильского горисполкома.
— Записан? — окинул меня взглядом дежурный сержант, худощавый и рыжеволосый.
Так просто
к Иннокентию Ивановичу ещё и не попасть.— А как же, — вру я. — Штыба Анатолий, проверьте.
Сержант нехотя снимает трубку внутреннего телефона и, дождавшись окончания хорошо слышных мне гудков, спрашивает, есть ли такой в записи на приём?
— Парень? Какой парень? Приёмный день по личным вопросам — первый и третий понедельник месяца с четырнадцати и до восемнадцати, что вас там совсем не инструктируют? — раздается голос в трубке.
Сержант багровеет лицом от энергичного отпора девушки на том конце трубки, но не перечит секретарше.
— Так, малой, что за шутки? В КПЗ захотел? Я тебя устрою сейчас, — смурнеет рыжий.
— Стоп, давай ещё раз, я из бюро горкома ВЛКСМ, — достаю я свою корочку (как знал, захватил). — Доложи ещё раз. Ты комсомолец? Надо тебя на комсомольском собрании разобрать — чего ты безвинных людей КПЗ стращаешь? Это так у вас тут работа поставлена?
— Сам звони, — буркает парень, подвигая мне перемотанный изолентой изрядно побитый жизнью телефонный аппарат и добавляет: — Сто двадцать один набирай, это приёмная.
В корочки так и не глянул — и то хорошо, там ведь город другой.
— Девушка, добрый день, проинформируйте Иннокентия Ивановича, что Штыба Анатолий к нему зайти хочет, — говорю вполголоса, стараясь трубку плотнее к уху прижимать — громкий динамик у сержанта.
— Так, ты ещё кто такой? Я сказала приемные дни, а ну-ка, дай трубку, от кого ты там звонишь.
— Девушка, я из бюро горкома ВЛКСМ, по делу, и не по личному, — терпеливо поясняю я.
— Из горкома можешь позвонить по прямому, что ты мне голову морочишь?! У Иннокентия Ивановича люди, не буду его отвлекать. Трубку дай, кто там такой добрый тебе служебный дал, или мне самой в горком позвонить?
— Точно! Горком! Вот ты умничка моя! — радуюсь я. — Сейчас наберу Юрия Николаевича, пусть по прямому твоего шефа наберут, раз уж тебе свою жопу лень оторвать от стула.
Не слушая шквала негодования в ответ, иду к телефону-автомату. Он здесь не уличный, а, как и многие другие в городе, находится в помещении. Я видел вполне комплектный в здании магазина.
— Да, Толя, что хотел, только быстро,— с Юрием Николаевичем соединяют сразу.
Поясняю, что нужен мне шеф милиции, и по какому вопросу, и свои проблемы с доступом в кабинет.
— Насчет Гуцаева, дело на него не завели, десять дней на принятие решения, и пока суда нет, его выпустили. А Иннокентия наберу, он, скорее всего, и правда сильно занят, вчера ЧП случилось у нас в городе, ну да это неинтересно.
Мне, разумеется, интересно, но сдерживаю себя и так же перебежкой через парикмахерскую возвращаюсь в УВД. А там меня уже ждёт разгневанная красотка лет тридцати в милицейской форме, которая ей очень идёт. Очевидно, та самая ленивая «жопа» из приёмной.
— Да вот он вернулся, — сдал меня злой сержант.
У рыжих все эмоции на виду, лицо его раскраснелось от гнева.
— Так! Петров, оформляй его. Будет мне ещё хамить! — обрадовалась тетка.
— За что? Что я сделал? — вполне искренне удивляюсь я.
— Матерился же? Было такое, Петров? Оформляй!— голосом победившей справедливости изрекла тетка.
Раздался звонок местного у сержанта и тот, отрывая от меня злорадный взгляд и слушая кого-то сильно старшего по званию, даже по стойке смирно встал.