Том 1. Стихотворения 1892-1909

6/19 июня 1902

Венеция

Элегии

Женщинам

Вот они, скорбные, гордые тени Женщин, обманутых мной. Прямо в лицо им смотрю без сомнений, Прямо в лицо этих бледных видений, Созданных чарой ночной. О, эти руки, и груди, и губы, Выгибы алчущих тел! Вас обретал я, и вами владел! Все ваши тайны — то нежный, то грубый, Властный, покорный — узнать я умел. Да, я вас бросил, как остов добычи, Бросил на знойном пути. Что ж! в этом мире вещей и обличий Все мне сказалось в единственном кличе: «Ты должен идти!» Вас я любил так, как любят, и каждой Душу свою отдавал до конца, Но — мне не страшно немого лица! Не одинаковой жаждой Наши горели сердца. Вы, опаленные яростной страстью, В ужасе падали ниц. Я, прикоснувшись к последнему счастью, Не опуская ресниц, Шел, увлекаем таинственной властью, К ужасу новых границ. Вас я любил так, как любят, и знаю — С каждой я был бы в раю! Но не хочу я довериться раю. Душу мою из блаженств вырываю, Вольную душу мою! Дальше, все дальше! от счастья до муки, В ужасы — в бездну — во тьму! Тщетно ко мне простираете руки Вы, присужденные к вечной разлуке: Жить мне и быть — одному.

1902

Свидание

В одном из тех домов, придуманных развратом, Где всем предложена наемная кровать, На ложе общих ласк, еще недавно смятом, И мы нашли приют — свою любовь скрывать. Был яркий летний день, но сдвинутые шторы Отрезывали нас от четкого луча; Во мгле искусственной ловил я только взоры Да тени смутные прически и плеча. Вся жизнь была в руках; я слышал все биенья, Всю груди теплоту, все линии бедра; Ты прилегла ко мне, уже в изнеможеньи, И ты на миг была — как нежная сестра. Но издали, крутясь, летела буря страсти… Как изменились вдруг внизу твои глаза! И ложе стало челн. У буйных волн во власти, Промчался он, и вихрь — сорвал все паруса! И мне пригрезилось: сбылась судьба земного. Нет человечества! Ладью влечет хаос! И я, встречая смерть, искал поспешно слова, Чтоб трепет выразить последних в мире грез. Но вместо слов был бред, и, неотступно жаля, Впивался и томил из глубины твой взгляд. Твой голос слышал я: «Люблю! твоя! мой Валя!» Ладья летит быстрей… и рухнул водопад. И мы на берегу очнулись в брызгах пены. Неспешно, как из форм иного бытия, Являлся внешний шум и выступали стены, Сливалось медленно с действительностью «я». Когда ж застенчиво, лицо в густой вуали, На улицу за мной ты вышла из ворот, Еще был яркий день, пролетки дребезжали, И люди мимо шли — вперед, вперед…

1 июня 1901

В Дамаск

Губы мои приближаются К твоим губам, Таинства снова свершаются, И мир как храм. Мы, как священнослужители, Творим обряд. Строго в великой обители Слова звучат. Ангелы, ниц преклоненные, Поют тропарь. Звезды — лампады зажженные, И ночь — алтарь. Что нас влечет с неизбежностью, Как сталь магнит? Дышим мы страстью и нежностью, Но взор закрыт. Водоворотом мы схвачены Последних ласк. Вот он, от века назначенный, Наш путь в Дамаск!

1903

Гиацинт

С. Л. Полякову

Словно кровь у свежей раны, Красный камень гиацинт Увлекает грезу в страны, Где царит широкий Инд; Где в засохших джунглях внемлют Тигры поступи людей И на мертвых ветках дремлют Пасти жадных орхидей; Где, окованная взглядом, Птица стынет пред змеей И, полны губящим ядом, Корни пухнут под землей. Сладко грезить об отчизне Всех таинственных отрав! Там найду я радость жизни — Воплотивший смерть состав! В лезвее багдадской стали Каплю смерти я волью, И навек в моем кинжале Месть и волю затаю. И когда любовь обманет, И ласкавшая меня Расточать другому станет Речи нег на склоне дня, — Я приду к ней с верным ядом, Я ее меж ласк и чар, Словно змей, затешу взглядом, Разочту, как тигр, удар. И, глядя на кровь у раны (Словно камень гиацинт!), Повлекусь я грезой в страны, Где царит широкий Инд.

20 декабря 1900

Подражание Гейне

Мне снилось, я в городе дальнем, Где ты истомилась одна. Твой мальчик прохожего встретил, Сказал мне, что мама больна. К тебе я вошел, как безумный, Шепнула ты мне: наконец! И слышалось четко биенье Двух слишком счастливых сердец. Я сел на скамью у кровати, И сердце мне сжала тоска: Бледны исхудалые щеки, Бледна и прозрачна рука. Твой муж, и сестра, и сиделка — Все вдруг отошли к стороне, И я целовал твои руки, И ты улыбалася мне. И ты мне сказала: «Мой милый, Мы точно голубки в грозе», — К тебе я прижался, рыдая, И плакали, плакали все. В слезах я проснулся безумный, Кругом темнота, тишина, И город далек, где томишься Ты в тяжком недуге одна.

1 июля 1901

Прощальный взгляд

Я сквозь незапертые двери Вошел в давно знакомый дом, Как в замок сказочных поверий, Постигнутый волшебным сном. Сквозь спущенные занавески Чуть проникали тени дня, И люстры тонкие подвески Сверкали бледно, не звеня. И так шаги казались странны, Почти заглушены в коврах. Картины, темны и туманны, Терялись смутно на стенах. Я встретил взгляд без выраженья Остановившихся часов. Полузасохшие растенья Стояли стражей мертвецов. Я заглянул… Она смотрела, Как тихо догорал камин. Зола каких-то писем тлела, Но в воздухе дышал жасмин. На платье белое — все реже Бросали угли отсвет свой. Она вдыхала запах свежий, Клонясь все ниже головой. И, не веселый, не печальный, Я скрылся, как вошел, без слов, Приняв в гостиной взгляд прощальный Остановившихся часов.

25 декабря 1901

К близкой

Предстанет миг, и дух мой канет В неизмеримость без времен, И что-то новое настанет, И будет прах земли как сон. Настанет мир иных скитаний, Иных падений и высот, И, проходя за гранью грани, Мой дух былое отряхнет. Воспоминанья все утратит, В огне небес перегорит И за познанье тайн заплатит Забвеньем счастья и обид. И вот, как облако влекомый, Молчанье строгое храня, Я вдруг завижу лик знакомый, И трепет обожжет меня. В моей душе преображенной, От всех условий бытия, Как мысль от тени, отрешенной, Восстанет вся любовь моя, Весь круг бессилия и счастья, Все дни, что вечностью прошли, Весь вещий ужас сладострастья, Вся ложь, вся радуга земли! И словно вновь под сводом звездным, С своей бездонной высоты, Твое я имя кину к безднам, И мне на зов ответишь — ты!

1903

Пытка

Эта боль не раз мной испытана, На кресте я был распят не раз, Снова кровью одежда пропитана И во взорах свет солнца погас. Члены пыткой злой обессилены, Я во прахе кровавом — как труп. Выжидают мгновения филины, Опустившись на ближний уступ. Но, чем мука полней и суровее, Тем восторженней песни хочу, И кричу, и пою славословия, Вечный гимн моему палачу. О, приди, без улыбки, без жалости, Снова к древу меня пригвождать, Чтоб я мог в ненасытной усталости Снова руки твои целовать. Чтоб, в борьбе с сладострастной безмерностью Нарастающих яростных мук, Я утешен был девственной верностью Этих строго безжалостных рук.

Декабрь 1901

Эпизод

1

Не правда ли: мы в сказке, Мы в книжке для детей? Твои так нежны глазки, И поступь — как у фей! Я — принц, а ты — царевна, Отец твой — злой король… Но не гляди так гневно, Побыть с тобой позволь. Я в шапке-невидимке, Для всех — ты здесь одна! И вот в вечерней дымке Померкла даль окна. Прислужницы уводят Тебя под полог твой… Ночные тени бродят, И я во мгле с тобой! Уста твои безмолвны, Смежен покорный взор. Бросаю в воздух — в волны Наш самолет-ковер. Влекут нас в царство ласки Семь белых лебедей… Не правда ли: мы в сказке, Мы в книжке для детей?

2

Зачем твое имя Мария, Любимое имя мое? Любовь — огневая стихия, Но ты увлекаешь в нее. Зачем с утомляющей дрожью Сжимаю я руку твою И страсть, как посланницу божью, В горящей мечте узнаю? Ты шепчешь, лицо уклоняя: «Зачем я слаба? — ты сильней», И вьется дорога ночная По царству теней и огней.

3

Когда твой поезд, с ровным шумом, Мелькнул и стал вонзаться в даль, А я стоял, доверясь думам, Меня так нежила печаль. Там, на платформе опустелой, В июльском пламенном огне, Все то, что с детством охладело, Я находил живым во мне. И после всех моих падений Мне так легко давались вновь И детский трепет разлучений, И детски нежная любовь.

Июль 1901