Том 1. Стихотворения 1908-1917

Средь суеты дневной и давки, Изрядно разморясь от зноя и винца, Уставились в окно иконной лавки Два подозрительных каких-то молодца. «Скажи, – гнусил один, – уж сделай одолженье… Не зря болтаю, нет… Душевный, братец, зуд… Ученый ты… Скажи, ты веришь в Страшный суд, То-бишь, в загробное отмщенье? Вот посмотри… в окне… Изображенье… Подумай, каково тем грешникам в огне! Тебе не чудится их тел горелый запах? Друг, если правда все, – ведь быть тебе и мне у черта в лапах!» «Потише ты… – скосив глаза с опаской вбок, Ответил „друг“ с брезгливой миной. – Размяк!.. Пред чем размяк?.. Добро бы пред картиной – А это же… простой лубок!»

* * *

О, меньшевистские кретины! Вы – мастера писать волшебные картины. Но мой пророческий, такой простой лубок Без украшений и ретуши Не зря на фабриках все знают назубок, Брезгливо морщася от меньшевистской чуши. Пройдет ли год, иль долгие года, Но не уйдете вы, лакейские вы души, Как не уйдут и ваши господа, От беспощадного рабочего суда.

«Свобода» печати *

(Из дневника)

С мигренью адскою проснулся поутру. Всю ночь меня во сне (ты видишь сны, читатель?) Тащил какой-то черт в какую-то дыру: «Пожалуйте… в котел… мусью баснописатель!» Все это – не к добру. «Жена!» «Ну что?!» «Гляжу, как странно все сегодня: Ты – с „Новым временем“!» «И буду с ним всегда!» «Газета тоже… Тьфу!.. А дай ее сюда… Узнаю, чем тебя прельстила эта сводня?» «Прельстилась! Вот… Читай…» В глазах – презренье, гнев… Совсем не узнаю моей смиренной Кати. Читаю… Ба! «Проект устава о печати». Ой… батюшки… Ой-ой!.. И, сразу ошалев, Валюся кубарем с кровати. Очнувшись, чувствую, что «не могу молчать», Лечу к редактору. «Читали… про печать?» «Ох, вечно, – говорит, – вы с новостью худою. Опять какой-нибудь отчаянный проект? Прочтем…» Прочел, хе-хе! Разительный эффект. Пришлось отпаивать несчастного водою. «Не надо… – простонал, придя в себя, бедняк И взором грустным все вокруг себя окинул. – В буфете, – говорит, – пошарьте… есть коньяк…» Поднес ему и сам рюмашку опрокинул. Немного отлегло… Сердечный разговор… Потом какой-то вышел спор… Спор кончился глупейшей ссорой За рюмкою… не помню, за которой. Домой приплелся с черного крыльца, Не всеми чувствами владея, И тут же выпорол в сердцах сынка-мальца: За азбукой застал его, злодея! Преступник! Сам влетит и подведет отца! «Аль скажешь ты, что враг я своему дитяти?! – Взволнованно потом я объяснял жене. – Володю грамоте учить совсем некстати, Ведь нынче дураки стоят в большой цене: Возьми-ка вот, как я, да обмозгуй вполне „Проект устава о печати“. Нет, баста! Кончено. Теперь я вижу сам: Текла свобода по усам… Насчет свобод мы на диете. Катюша! Ты же мне милей всего на свете. Не плачь… Я понял все… Сатира? Чур меня! Авось и без нее мы не потонем в Лете».

* * *

Читатель, не горюй, и с завтрашнего дня Ищи моих сатир… в отчетах о балете.

Азбука *

Не знаю, как и почему – Гадала ль тетенька ему, Аль за особые заслуги? – Назначен был медведь весной Правителем одной лесной Округи. Рай – не житье! Медведю впрок Пошло довольство даровое: Глядь да поглядь, в короткий срок Стал наш правитель толще вдвое. Но, будучи гневлив, упрям И неразборчив на расправу, Топтыгин всем лесным зверям Пришелся сразу не по нраву. «Долой насильника!» «Долой!» Пронесся всюду общий вой. «Товарищи, костьми поляжем За наше право!» «Все обяжем Себя порукой круговой!» «В союзы!» «В единенье сила!» «Да что их, муха укусила, Перебесились, что ли, все?» – Ревет медведь куме-лисе. Ко лбу прижав с почтеньем лапу, Дает лиса ответ сатрапу: «Ваш-сясь! Осмелюсь доложить: Зверям трудненько стало жить. Они о вольностях мечтают. Все вольнодумцы искони, Не зря завыли так они: Они – воззвания… читают…» «Читают? Что за ерунда! – Взревел Мишук, ушам не веря. – Да отродясь я никогда Не видел грамотного зверя. А нынче… Ну, пришла ж пора!.. Впрямь, так ли грамота хитра, Коль знают все ее теперя? Кума-голубка, будь добра, – Медведь лису умильно просит, – Я, чай, ты грамотна сама. Покажь суть дела!» И кума Медведю азбуку подносит: «Тут, значит, буквы, Ваша Честь. Вот это – гласные все звуки. Без них словечка не прочесть. „Аз“, „Иже“, „Он“, „У“, „Я“ да „Есть“, Здесь – ряд согласных: „Веди“, „Буки“, „Добро“, „Мыслете“, „Рцы“, „Глаголь“… Их – шепотком…» «Кума, уволь! Мне не осилить всей науки. Но главное – смекнул как раз… Подь объяви зверям приказ, Что мне от злобного их вою Ни днем, ни ночью нет покою; Да, окромя того, что „Аз“ И „Буки“ разные да „Веди“ Сплошь могут знать одни медведи, – „Все звуки, дескать, не про вас“, – Что тошно мне от их докуки, – Что я-де грамоте не враг: Пусть собираются в овраг И воют, ежли что, от скуки. А так как с сутью я знаком, Чтоб следствий не было опасных, Не разрешаю звуков… гласных! Пускай повоют… шепотком».

Предпраздничное *

Полиция не позволяла говорить за продолжение стачки и одного говорившего рабочего стащила за ногу с трибуны.

(Из письма рабочего.)

Хозяин потчует под праздник батраков: «Я, братцы, не таков, Чтоб заговаривать вам зубы. Судьбину вашу – кхе! – я чувствую вполне… Кому по рюмочке?» «Да что ж? Хотя бы мне», – Илья облизывает губы. «Кто, други, по второй?» «Да я ж и по второй!» «Ребята! Аль к вину мне подгонять вас плетью? Ну, кто по третьей? А?.. Раздуло б вас горой…» «Да я ж! – кряхтит Илья. – Как третью, так и третью». «А как же с праздничком?.. Пропащий, значит, день? Аль потрудились бы… кому из вас не лень», – Вздохнув, умильно речь повел хозяин снова. «Что ж, братцы, – батракам тут подмигнул Илья, – Все я да я! А вы – ни слова!»

* * *

Нет, не совсем-то так. Ответ, я знаю, был. Ответ такой, что наш хозяин взвыл. И я бы повторить его не прочь, ей-богу, Но… кто-то дергает за ногу!

Муравьи *

«Рабочей армии мы светлый гимн поем! Связавши жизнь свою с рабочим муравьем, Оповещаем вас, друзья, усталых, потных, Больных, калек и безработных: В таком-то вот дупле открыли мы прием Даяний доброхотных. Да сбудется, что вам лишь грезилось во сне! В порыве к истине, добру, свободе, свету, При вашей помощи, мы по весне Решили основать рабочую газету!» Бог весть, кому пришло в счастливый час на ум Такое наколоть воззванье на репейник, Что рос при входе в муравейник. У муравьев поднялся сразу шум, Движенье, разговоры И споры. От муравья шла новость к муравью: «Слыхал? Газетку, брат, почнем читать свою!» И на газету, впрямь, средь говора и писка Пошла пребойкая подписка, А дальше – муравей, глядишь, за муравьем, Здесь – в одиночку, там – вдвоем, Отдавшись увлеченью, Несут: кто перышко, кто пух, кто волосок, Кто зернышко, кто целый колосок… Предела нет святому рвенью! Кипит работа. Через час Подписка и припас Пошли по назначенью. Газету жадно ждут равно – старик, юнец, От нетерпенья изнывая. В начале мая Газета вышла наконец. На час забыты все заботы, Работникам не до работы: Кто не читает сам, те слушают чтеца. «Так!» «Правда!» «Истина!» «Смотри ж ты, как понятно!» «Читай, миляга, внятно!» Все живо слушают с начала до конца: Тот – крякнет, тот – вздохнет, тот – ахнет… Что не осилил ум, то схвачено чутьем. «Вот… Сла те, господи! Дождались: муравьем Газетка пахнет!» «Видать: орудуют свои». «Бог помочь им! Святое дело!» «Вот… прямо за душу задело!..» И рядовые муравьи, Кто как хотел и мог, в газету путь проведав, Шлют за статьей статью Про жизнь про горькую свою, Про душегубов-муравьедов, Про то, чтоб муравьям сойтись в одну семью, Скрепивши родственные узы. И до того статьи, как видно, били в цель, Что не прошло и двух недель – Все муравейники сплотилися в союзы! Жизнь муравьиная! С работы – ломит грудь… А тут беда – гнездо загажено, разрыто: То рыло по гнезду прошлося чье-нибудь, То чье-нибудь копыто. Но муравьям теперь не так страшна беда: Газетка скажет, как все сообща поправить, Подскажет остальным товарищам – куда Подмогу братскую направить. Меж тем идет весна. Успело все отцвесть, И время двигается к лету. С газетой – чудеса: денек газета есть, А три дня – нету. Мурашки – ах да ох! Пошли меж ними слухи, Что дело гадят мухи: Все это – их подвох; Что, бог весть, живы все ли В газете земляки; Что все дупло обсели Могильщики-жуки. Мурашки бьют тревогу: «Спешите, братцы, все – газете на подмогу, Чтоб отстоять ее судьбу. Ведь польза от нее так явно всем приметна: Жизнь будет без нее мертва и беспросветна, Как в заколоченном гробу. Припасы наши как ни тощи, Покажемте пример великой нашей мощи И, чтобы доказать, что эта мощь – не тень, Назначим „трудовой“ в году особый день, Доход которого отчислим Газете, коей мы живем И пролетарски мыслим! Когда душа горит божественным огнем, – Пусть тучи грозные нависли! – Пред темной силою мы шеи не согнем. Товарищи! Да здравствует подъем! Да будет первый день газеты нашей – Днем Рабочей вольной мысли!»

* * *

Стал муравей за муравья, А муравьед за муравьеда. За кем останется победа – Вы догадаетесь, друзья!

Паук, муха и пчела *

«Одно движение! Один хотя бы звук! Что с вами, господин Паук? Изволите терпеть лихую голодуху? – Набравшись как-то духу, Спросила Муха Паука… Издалека. – Быть может, вы больны? Иль, может, вы оглохли? Иль гордость ваша такова, Что вы скупитесь на слова, Иль, извините, вы… издохли? Как жаль! Я вам словечка два Таких сказать хотела (Тут Муха ближе подлетела), – Словечка два таких, что сразу прочный мест Меж нами был бы перекинут. Подумайте: от вас так часто мухи гинут, А все-таки знавать приходится вам пост. Меж тем, хоть мы враги, – сказать нелицемерно! – Мы с вами бой вести могли бы планомерно. Ни вы, ни мы в борьбу не лезли б напролом. Весь спор наш принял бы культурную личину». Увлекшись, Муха тут крылом Задела паутину. И в тот же миг стрелой Паук напал на Муху: «Поговори теперь со мной Про голодуху!» Все это видела рабочая Пчела. «Эх, Муха, чтоб тебя! Ты сдуру начала Свою нелепую затею! С какими планами ты лезла к лиходею? У Паука в уме всегда одно лежит…» «Ох, знаю, что лежит!.. Ох! – Муха чуть жужжит. – Ох, Пчелка, холодею!.. А план был… все-таки хорош!» Погибла Муха за идею, Цена которой – грош.

1913 г.

Всему трудящемуся люду Твердил и вновь твердить я неустанно буду: Буржуй привычен гнуть рабочих в три дуги; Рабочий и буржуй – извечные враги. Отсюда вывод ясен: Как бой с буржуем ни опасен, О соглашенье с ним и думать не моги. Тот, кто надеется без бою (меньше риску?!) Буржуя обуздать, взяв от него подписку «О вечной мировой», Тот, выдавши себя буржую головой, Согнув пред ним холопски спину, Как муха к пауку – сам лезет в паутину. Берите ж все пример, достойный похвалы, С коммунистической пчелы И не склоняйтесь к подражанью Мух меньшевистскому жужжанью!

1918 г.

Хозяин *

Заводчик с книжечкой застал однажды внука: «А ну-ка, миленький, а ну-ка, Что говорит твоя хваленая наука?» «Да вот… рассказ про паука». «Ась? – екнуло у старика. – Паук?.. Ну, что же он, к примеру?» «Вишь, сам-от мал, а ест не в меру. Добро, что нет средь пауков В рост человечий великанов: Такой паук бы съел в день дюжину быков И дюжину баранов». «Ух! – захлебнулся старичок. – Ай, божья тварь! Ай, паучок! Приноровился б, чай, подлец, да наловчился, Уж то-то бы… хозяин получился».

Горемыка *

«Ба, ба! Какая занесла погода? Кого я вижу? Вот судьба. Чай, не встречалися три года. Откуда, брат?» «Бегу с соседнего завода». «Кто ж знает там тебя? Ты как туда попал? Там дело с мастером дошло, слыхать, до тачки?» «Дошло». «Бастуют?» «Вот. Заряд мой весь пропал. Я как их убеждал остерегаться стачки. Чуть не рыдал, просил: «Не тратьте, братцы, сил! К чему безумная отвага? Вот вам чернила, вот бумага. Сбирайте подписи. Соорудим в присест „Организованный протест“». Так нет, как заревут: «Чихать нам на бумажку!» «Ты, что ль, снесешь за нас хозяйскую упряжку?» «Да из каких ты, голубь, мест С подобными словами?» «Слышь, не тасуй нам карт!» «Опомнитесь! – я им. – Товарищи, я с вами! К чему вам стачечный азарт? Видать, что нет у нас культурного наследства. Слепой стихийностью наш воздух заражен. Зачем переться на рожон, Когда еще не все испробованы средства?» «Какие? – мне кричат. – Куда ты клонишь речь?» «Вы о союзах позабыли». «Союзы были…» «И есть. Лишь надо их беречь». «Да кой-кому союз хороший не подарок. Задавят…» «Про союз я говорю другой». «Какой?» «Чтоб без политики, чтоб не был слишком ярок». Тут сразу вышел кавардак: Загоготали, зашумели. «Да он в уме ли?» «В порядке ль у него чердак?» «Видать, что малый без понятья». «Вот мы, меньшевики… Не горячитесь, братья! Я – друг рабочих… Я… Позвольте ж объяснить!» Но стали так меня теснить, Что жалко стало… платья». «Постой, – тут перебил хозяин гостя вдруг, – Никак идут сюда товарищи с завода…» «Идут? – заерзал „друг Рабочего народа“. – Сходи… скажи… что я… за них… душой скорбя… Голубчик, погоди… А нет ли у тебя Отсюдова… другого хода?»

* * *

Коль правду говорить, так правду до конца. За эту басню мне терпеть опять придется. У ликвидаторов в ответ ей не найдется Ни одного разумного словца. Зато они найдут такого молодца, Который в рвении сугубом, Бессильной клеветой противника черня, Изобразит меня – По меньшей мере – душегубом.

Голь *