Том 1. Стихотворения 1908-1917

* * *

Когда б я мог! Когда б имел я бойкий слог! Уж то-то б написал статейку Про «Речь», «Биржевку» да «Копейку», Не позабыв еще газеток двух иль трех, Что нравятся иным рабочим, До разного вранья охочим, Где что ни слово – брех, да ведь какой же брех: Не одного, а дюжины Терех!

Союз арапов *

«Особое присутствие, закрыв два про- фессиональных общества рабочих, в том же заседании разрешило регистрацию трех игорных клубов».

(Из газет.)

Ареопаг со страхом Сидел, внимал докладу: «Стоим мы перед крахом! С народом нет уж сладу! Куда я взор ни кину, Отрады нет для взора: Мужик жует мякину, Мужик нам – не опора! Рабочий – груб, невежда, Нас съесть готов с нахрапа. Одна у нас надежда На клубного арапа!» «Мужик?.. Рабочий?.. Прочь их! – Воскликнул хор сатрапов. – Долой союз рабочих! Ура, союз арапов!!»

«Убийца» *

«Ох, батюшки! Уж я ль воров не берегусь? А что терплю от них! Ведь тут уж не до шуток: То в курах был урон, потом дошло до уток, А нынче скраден – гусь!» Хотя валялися и потроха и перья Вокруг собачьей конуры, Хозяин все же до поры К собакам не терял доверья. Но раз их стал корить, что даром хлеб едят: Добра хозяйского ни малость не глядят. Собакам тот укор сказался подозреньем. Уж не донес ли кто тайком? А как щенок один давно был под сомненьем, То псы расправились немедля со щенком И с неостывшим рвеньем Над трупом подняли они же слезный вой. Допреж того был туг хозяин головой, А тут еще, такой увидевши разбой, Он речью подлой и лукавой Пса старого был с толку сбит совсем. Пес выл: «Да будет вам, друзья, известно всем, Что сей щенок сражен не камнем, не отравой: От вражеских зубов за нас пал он со славой! Он – мученик… Герой… Он – жертва злых страстей!.. Псы верные, клянусь у дорогих костей, По виду ран сужу… Тут пахнет чертовщиной! И будь хозяин наш не бабой, а мужчиной, Он смог бы показать пример, Как строго должен быть наказан зверь-убийца, Злодей и кровопийца, Проклятый изувер!» Хозяин речью был растроган и взволнован. Собаки ж до того, казалось, были злы, Что вмиг «убийца» был разыскан, арестован, Приведен и закован В двойные кандалы. Не знаю точно, как арест был обоснован, Но старый лютый пес, забившись в конуру, Смеялся там до слез, до судорожных колик: «Ав-ав, смехотушка!.. Ав-ав-ав-ав, помру!..» Как не смеяться?! Я не вру: Был в кандалы закован… кролик!

* * *

Не знаю, говорить иль нет О «следствии» скандальном? Лихие псы взвели на кролика навет В убийстве «ритуальном». Хоть ясно, чем грозит подобная беда, И хоть на правый суд надежды очень мало, Но – всякое бывало! – Над правдою в судах глумились не всегда. Так подождем суда.

«Вещунья» *

Приятель мой ворчит: «Ох, до каких же пор?! Скажи: над „Правдою“ опять повис топор? Был обыск? Выемки лихие?» «Вранье!.. Да кто тебе сказал?» Приятель мне «Россию» показал: «Ро-с-си-я»!! Ну, жди теперь добра! Ведь тут не просто врет неопытная сводня, – Чернила капали с «казенного» пера: Про обыск писано вчера, Так надо ждать его сегодня!

Лето *

Над высохшим Ингулом С ружьем в руках бреду, Поля рабочим гулом Полны: косьба в ходу. Блестят на солнце косы, Стучат о сталь бруски, Широкие покосы Ложатся до реки. Мелькают часто грабли, Вязальщицы в поту. «Что, милые, ослабли? Жара невмоготу». «Ништо!.. Вот ты бы, право, Прошел с косой хоть раз!» И смотрит так лукаво И щурит черный глаз! «Что ж думаешь, воструха? Аль не видал я ржи?! Дай косу мне, Петруха, А сам за мной вяжи». Рукам от поту склизко. Мой первый взмах – высок. Пустил я косу низко: Коса вошла в песок! «Умора!.. Фу ты, ну ты!» – Смеются косари. На пальцах в три минуты Натер я волдыри. Но боль сношу геройски, – Уж как ни есть – кошу. С крестьянами по-свойски Под вечер – к шалашу. Вкусна простая каша Из общего котла. Бесхитростная наша Беседа весела. «Так завтра к вам опять я! Прощайте, земляки!» И любы мне пожатья Мозолистой руки.

Полкан *

Заграй Полкана поносил Что было сил: «У, дьявол старый!.. Лежебока!.. Хозяйский прихвостень!.. Наушник!.. Егоза! Бесстыжие твои глаза!.. Подох бы ты до срока!» «Аль ты совсем оглох, Полкан: Сидишь – молчишь, как истукан. Что ж не проучишь ты буяна?» Приятель так – Султан – Спросил Полкана: «Ужель ты хочешь допустить, Чтоб стал Заграй тебя честить Пред целым нашим вечем?! Грызни как след его!!» «Ох, брат, – Вздохнул Полкан, – грызнуть я рад, Да нечем!»

* * *

Кадет, кадет! Ну, что бы взять пример с Полкана, Чтоб не было обмана: Молчать бы, коль зубов уж нет!

Гипнотизер *

Помещик некий, быв изрядным фантазером, Задумал стать гипнотизером, Добыл из города два воза нужных книг, Засел за них, читал не две – не три недели, Едва ль не целый год, и, наконец, достиг Желанной цели: Любого мужика мог усыпить он вмиг! Да слуги барина к тому ж гневить не смели, Так стоило ему явиться средь двора, Как бабы, мужики и даже детвора Валились наземь и храпели. «Вот ум! Вот голова! – Прошла про нашего затейника молва Среди помещиков-соседей. – Подумать лишь, хитрец каков! Не надо больше тумаков: Почище найдена управа на медведей!» (То-бишь, на мужиков.) И в первый праздничек соседи мчат к соседу. Но пир гостям – не в пир, беседа – не в беседу, И преферанс – не в преферанс! Им гипнотический подай скорей сеанс! Без лишней канители Желанью общему хозяин уступил: Емелю-конюха в два слова усыпил. Все гости онемели! Хозяин между тем из сонного Емели Что хочет, то творит: «Емеля, – говорит, – Глянь, становой в деревню мчится!» Мужик томится: «Ой… братцы… ой… Разбой!»… «Постой, Никак – сшибка! Не разглядел я, виноват, К нам едет думский депутат!» У мужика – улыбка: «Вот будет рада… попадья… Стал депутатом… поп Илья!» Поповским голоском запел хозяин: «Чадо, Скажи, чего первей просить для паствы надо, Когда в столице буду я?» И стоном вырвалось у бедного Емельки: «Проси… земельки!» «А про помещиков ты, вражий сын, забыл?!» – Тут гости сгоряча вскричали в общий голос. Емеля взвыл. Стал у Емели дыбом волос, И, засучив по локоть рукава, Такие наш мужик понес слова, Что гости с перепуга Полезли друг на друга!

* * *

Скажу я господам иным (Здесь места нет пока угрозам): Мужик чувствителен всегда к своим занозам. Не прикасайтеся к его местам больным, Хоть он и под тройным Гипнозом!

Благодарность *

«Спасите!.. Режут!.. Караул!!!» «Робя!.. Корней… Петра… Федул! Будите всех скорее, черти! Чать, у хозяина разбой!» Бегут приказчики толпой Спасать хозяина от смерти. Вмиг дом хозяйский окружив, И в дверь и в окна прут ребята. Разбойная ватага смята. Хозяин жив! «Ф-фу! – отдышался наш купчина. – Уж думал я: пришла кончина. Ан, слава богу, уцелел. Теперя б одного хотел: Чтоб, значит, братцы… по закону… Вы мне по рублику б несли…» «За что?!» «Воздвигли б вы икону За то, что вы меня спасли!»

Дом *

В шестиэтажном доме г. Торкачева, выходящем на Лазовскую, Разъезжую и Глазовую ул. и Скорняков пер., произошла катастрофа: обвалились своды, потолки и балки всех шести этажей. Утверждают, что обвал произошел вследствие того, что из экономии большая часть дома построена из старого кирпича.

(Новое время, № 13056, 1912 г.)

Знавал я дом: От старости стоял, казалось, он с трудом И ждал разрухи верной. Хозяин в оны дни весьма любил пожить, И расточительность его была безмерной, А тут – пришлось тужить: Дом – ни продать, ни заложить, Жильцы – вразброд бежали, А кредиторы – жали, Грозили под конец судом. Хозяин их молил: «Заминка, братцы, в малом. В последний раз меня ссудите капиталом. Когда я новый дом Наместо старого построю, Доходами с него я все долги покрою». Вранье не всякому вредит: Хозяин получил кредит. А чтоб вранье хоть чем загладить, Он к дому старому почал подпорки ладить, Подлицевал его немного кирпичом, Кой-где скрепил подгнившие устои, Переменил обои И – смотрит богачом! Дом – только б не было насчет нутра огласки – По виду ж – ничего: жить можно без опаски. Тем временем пошла охота на жильцов: Хозяин нанял молодцов, Чтоб распускали слухи, Что в «новом» доме все с заморских образцов: От притолок до изразцов; Покои все светлы и сухи; Жильцам – бесплатные услуги и дрова И даже – Живи в подвале, в бельэтаже – Всем честь одна и та же И равные права. Порядков новых-де хозяин наш поборник: Он для жильцов – всего послушный только дворник, Хозяева ж – они. А что насчет цены, Так дешевизне, впрямь, дивиться все должны. Для люда бедного вернее нет привадки, Как нагрузить ему посулами карман. Хоть были голоса, вскрывавшие обман: Снаружи, дескать, дом сырой, вчерашней кладки, Внутри же – весь прогнил, – На новые позарившись порядки, Жилец валил! Хозяин в бурное приходит восхищенье: «Сарай-то мой, никак, жилое помещенье!» Набит сарай битком Не только барами, но и простым народом. Трясет хозяин кошельком, Сводя расход с приходом. Как только ж удалося свесть Ему концы с концами, К расправе приступил он с черными жильцами: Пора-де голытьбе и время знать и честь, И чтоб чинить свои прорехи и заплаты, Ей след попроще бы искать себе палаты, Не забираться во дворец. Контрактов не было, так потому хитрец Мог проявить хозяйский норов И выгнать бедноту без дальних разговоров. А чтобы во «дворец» не лез простой народ, Он рослых гайдуков поставил у ворот И наказал швейцарам – Давать проход лишь благородным барам, Чинам, помещикам, заводчику, купцу И рыхлотелому духовному лицу. Слыхали? Кончилась затея с домом скверно: Дом рухнул. Только я проверить не успел: Не дом ли то другой, а наш покуда цел. Что ж из того, что цел? Обвалится, наверно.

1912 г.

Послесловие 1919 года

На днях, отдавши дань «очередным делам», Ушел я с головой в бумажный старый хлам: Пред тем как сбыть его на кухню для растопки, Попробовал я в нем произвести «раскопки». И до чего был рад, Когда нашел пяток полузабытых басен, Что мною писаны «сто лет» тому назад. По скромности своей, конечно, я согласен, Что басни – не ахти какой великий клад. И все ж, считаяся со сроком И с тем, какой я «дом» тогда имел в виду, Вы скажете, что я в двенадцатом году Был недурным пророком. «Дом» – сами знаете: стряслась над ним беда, – «Хозяин» и «жильцы» из благородной кости Махнули кто куда, – По большей части – к черту в гости; А уцелевшие, осатанев от злости, Досель еще чинят немало нам вреда. Но, вырвав все клыки из их широкой пасти, Мы барской сволочи вернуться снова к власти Уж не позволим никогда, – Ни им самим, ни их лакеям, Всей «демократии» гнилой, – Мы знаем цену всей работе их былой И «учредительным» затеям: В руке их – красный флаг, а белый – под полой. Глупцами лестно ли нам быть в глазах потомков, Быть осужденными суровым их судом? Дом старый рушился. Но мы наш новый дом Не станем строить из обломков. Мы, «черные жильцы», дадим врагам ответ: Как их искусные строители ни бойки, Но скоро убедить сумеем мы весь свет, Что дома лучшего не может быть и нет, Чем дом советской стройки.