Том 1. Стихотворения, статьи, наброски 1834-1849

LXIII

Я долго был в отсутствии; и вот Лет через пять я встретил их, о други! Он был женат на ней — четвертый год И как-то странно потолстел. Супруги Мне были ради оба. Мой приход Напомнил ей о прежнем — и сначала Ее встревожил несколько… она Поплакала; ей даже грустно стало, Но грусть замужней женщины смешна. Как ручеек извилистый, но плавный, Катилась жизнь Прасковьи Николавны; И даже муж — я вам не всё сказал — Ее весьма любил и уважал.

LXIV

Сперва он тешился над ней; потом Привык к ним ездить; наконец — женился; Увидев дочь под свадебным венцом, Старик отец умильно прослезился — И молодым построил славный дом, Обширный — по-старинному удобно Расположенный… О друзья мои, Поверьте: в жизни всё правдоподобно… Вы, может быть, мне скажете: любви, Ее любви не стоил он… Кто знает? Друзья, пускай другой вам отвечает; Пора мне кончить; много я болтал; И вам я надоел, и сам устал.

LXV

Но — боже! то ли думал я, когда, Исполненный немого обожанья, Ее душе я предрекал года Святого, благодатного страданья! С надеждами расставшись навсегда, Свыкался я с суровым отчужденьем, Но в ней ласкал последнюю мечту И на нее с таинственным волненьем Глядел, как на любимую звезду… И что ж? я был обманут так невинно, Так просто, так естественно, так чинно, Что в истине своих желаний я Стал сомневаться, милые друзья.

LXVI

И вот что ей сулили ночи той, Той летней ночи страстные мгновенья, Когда с такой тревожной быстротой В ее душе сменялись вдохновенья… Прощай, Параша!.. Время на покой; Перо к концу спешит нетерпеливо… Что ж мне сказать о ней? Признаться вам, Ее никто не назовет счастливой Вполне… она вздыхает по часам И в памяти хранит как совершенство Невинности нелепое блаженство! Я скоро с ней расстался… и едва ль Ее увижу вновь… ее мне жаль.

LXVII

Мне жаль ее… быть может, если б рок Ее повел другой — другой дорогой… Но рок, так всеми принято, жесток; А потому и поступает строго. Припомнив взгляд любимый, я бы мог, Я бы хотел сказать, чем, расставаясь С Парашей, вся душа томится… но — На серебристом снеге разгораясь, Блестят лучи; скрипит мороз; давно Пора на свежий воздух, на свободу… И потому я кланяюсь народу Читателей — снимаю свой колпак Почтительно и выражаюсь так:

LXVIII

Читатель мой, прощайте! Мой рассказ Вас усыпил иль рассмешил — не знаю; Но я, хоть вижусь с вами в первый раз, Дальнейшего знакомства не желаю… Всё оттого, что уважаю вас, Свои ошибки вижу я: их много; Но вы добры, я слышал, и меня По глупости простите ради бога! А вы, мои любезные друзья, Не удивляйтесь: страстию несчастной С ребячьих лет страдал ваш друг прекрасный. Писал стихи… мне стыдно; так и быть! Прошу вас эти бредни позабыть!

LXIX

А если кто рассказ небрежный мой Прочтет — и вдруг, задумавшись невольно, На миг один поникнет головой И скажет мне спасибо: мне довольно… Тому давно — стоял я над кормой, И плыли мы вдоль города чужого; Я был один на палубе… волна Вздымала нас и опускала снова… И вдруг мне кто-то машет из окна. Кто он, когда и где мы с ним видались, Не мог я вспомнить… быстро мы промчались — Ему в ответ и я махнул рукой — И город тихо скрылся за горой.

Разговор

Один, перед немым и сумрачным дворцом, Бродил я вечером, исполненный раздумья; Блестящий пир утих; дремало всё кругом — И замер громкий смех веселого безумья. Среди таинственной, великой тишины Березы гибкие шептали боязливо — И каменные львы гляделись молчаливо В стальное зеркало темнеющей волны. И спящий мир дышал бессмертной красотой. Но глаз не подымал и проходил я мимо; О жизни думал я, об Истине святой, О всем, что на земле навек неразрешимо. Я небо вопрошал… и тяжко было мне — И вся душа моя пресытилась тоскою… А звезды вечные спокойной чередою Торжественно неслись в туманной вышине.

Июль 1844

I

В пещере мрачной и сырой Отшельник бледный и худой Молился. Дряхлой головой Он наклонялся до земли; И слезы медленно текли По сморщенным его щекам, Текли по трепетным губам На руки, сжатые крестом. Таилась в голосе глухом Полуживого старика Непобежденная тоска… Тот голос… много зол и мук Смягчили прежний, гордый звук… И после многих тайных битв, И после многих горьких слез Слова смиренные молитв Он, изнывая, произнес. Бывало, пламенная речь Звенела, как булатный меч, Гремела, как набат, когда Во дни покорности, стыда Упругой меди тяжкий рев В народе будит ярый гнев И мчатся граждане толпой На грозный, на последний бой. Теперь же — с бледных губ — едва, Беззвучно падают слова, Как поздней осенью с вершин Нагих и трепетных осин На землю грустной чередой Ложится листьев легкий рой.

II

И встал старик… Кончался день; Темнела даль; густела тень; И вот настал волшебный миг, Когда прозрачен, чист и тих Вечерний воздух… ночь близка… Заря пылает… облака Блестят и тают… спит река… И смутный говор мелких волн Невыразимой неги полн — И так торжественны леса, Так бесконечны небеса…

III

И долго — бледный, как мертвец, Стоял пустынник… наконец, Он вышел медленно на свет. И словно дружеский привет, Знакомый, любящий, родной, В вершине липы молодой Внезапно перелетный шум Промчался… Сумрачен, угрюм, Стоял старик… но так светло Струилась речка… так тепло Коснулся мягкий ветерок Его волос… и так глубок И звучно тих и золотист Был пышный лес… и каждый лист Сверкал так радостно, что вдруг В безумце замер злой недуг — И озарилися слегка Немые губы старика Под длинной белой бородой Улыбкой грустной, но живой.

IV

Но вот раздался шум шагов… И быстро вышел из кустов Нежданный гость. Он иногда С отшельником — по вечерам — Сходился в прежние года… Его задумчивым речам Он с детской жадностью внимал… С тех пор он вырос — возмужал — И начал жить… Прошли, как сон, За днями дни — за годом год… Завяла жизнь… И вспомнил он Те встречи — молодость — и вот Стоит он с пасмурным лицом Пред изумленным стариком.