Том 10. Адам – первый человек. Первая книга рассказов. Рассказы. Статьи
Шрифт:
Научные сведения, взятые из разных источников, Михальский органично растворяет в художественной ткани романа и совсем по-другому подает эту информацию в сносках. Во втором случае получается «продукт», который, как, например, в следующем отрывке, трудно жанрово определить: «Туареги – народ жесткий, и остается загадкой, в чем причина удивительно родственного отношения к русским. Да, среди них не редкость голубоглазые и русые, ну и что? В чем все-таки причина? Может быть, в том, что Мария Александровна была когда-то признана святой? Может, они были наслышаны о русской царице одного из их племен – Ульяне? А есть даже версия, что туареги – прапредки южных славян… Странно, но именно к ним бежали от балканской резни многие сербы. Туареги – единственные, кто за четырнадцать веков арабского владычества сохранили в чистоте
ВАЦЛАВ МИХАЛЬСКИЙ. Не знаю. Могу только вспомнить Чехова: «Все жанры хороши, кроме скучного».
ЮРИЙ ПАВЛОВ. В эпопее несколько раз вспоминается философ Николай Лосский, который преподавал Марии Мерзловской в Пражском университете. На лекциях он любил повторять: «Интуиция – это содержание предмета в его неприкосновенной подлинности». Даром предвидения, провидения, интуиции обладают самые созвучные автору герои романа – от Павла Петровича до Марии Мерзловской.
Вацлав Вацлавович, какую роль в Вашей жизни, творчестве играет интуиция?
ВАЦЛАВ МИХАЛЬСКИЙ. Определяющую.
ЮРИЙ ПАВЛОВ. Известна позиция, суть которой формулируется через следующие стереотипы: дружба народов в Советском Союзе – это миф; Русь-Россия и СССР – тюрьма народов; русский народ – раб, преступник, лентяй, пьяница и т. д. Вацлав Михальский всем своим творчеством – от первой повести «Баллада о старом оружии» (1963) до эпопеи «Весна в Карфагене» и кавказской повести «Адам – первый человек» (2014) – утверждает, что дружба народов в СССР – это реальность.
Более того, в «Прощеном воскресенье» писатель, используя композиционный прием «забегания вперед», по сути, отвечает современным либеральным авторам, которые событиями последних двадцати пяти лет измеряют национальные отношения в СССР: «Тогда, в 1948 году, в Париже жили преимущественно французы, а в СССР русские, украинцы, белорусы считались кровными братьями и никто не оспаривал это во имя своих маленьких политических амбиций. Если бы тогда сказали Марии Александровне, что еще на ее веку Россия, Украина и Белоруссия превратятся в разные государства, то она бы пришла в большое недоумение и сказала бы об этом так, как говаривал ее папа, градоначальник города Николаева: “Бред сивой кобылы!”»
Наиболее же подробно свое видение национального вопроса Вацлав Михальский выражает в эссе «К какому берегу плыть?». Одним из ключевых эпизодов в данных заметках является рассказ писателя о дворе, где прошли его детство и юность: «Дагестан большой – не охватишь взглядом. Поэтому я хочу сейчас вспомнить лишь малую пядь его земли – каменистый дворик на пыльной улочке Махачкалы.
“Снова, чтобы поговорить об интернационализме, будут вспоминать эти дворики, коммуналки, очереди за хлебом, полуголодное детство – сколько можно?” – слышу я брюзжание сноба.
А что делать, товарищ сноб?
Во-первых, у миллионов моих сверстников и у меня была именно такая жизнь, а ни какая-то другая, более красивая и разумная. А во-вторых, кто из вас оспорит, что в военные и первые послевоенные годы дух интернационализма действительно был как бы разлит в самом воздухе нашей многострадальной державы.
В те времена почти никто из обитателей нашего двора не смог бы даже выговорить слово “интернационализм” (была в городе прядильная фабрика имени “3-го Интернационала”, так мои соседи называли ее фабрикой “трех националов”, при том не в шутку, а вполне искренне). Имени явления не знали, а суть его исповедовали свято».
Далее через констатацию фактов окружающей действительности Михальским определяются принципы, которые, с его точки зрения, должны быть ключевыми в отношениях между отдельными людьми и целыми народами. Это, в первую очередь, веротерпимость и приверженность добру, правде, красоте.
Одна из важнейших особенностей подхода писателя к любому национальному миру,
думаю, определяется вновь через уста Марии Мерзловской, созвучной автору во многих душевных и мыслительных проявлениях. Ее признание воспринимается как очередная самохарактеристика писателя: «Раньше Мария думала, что самые лучшие люди на свете русские, а теперь, пожив на чужой стороне, поняла, что и французы лучшие, и арабы лучшие, и евреи лучшие, и чехи лучшие, и немцы лучшие, и прочие народы каждый для себя лучший; все хороши, только они другие…»Инакость десятков народов России, СССР и мира Михальский показывает в своем творчестве с редкой художественной убедительностью, изображая национальные миры изнутри, с любовью. Писатель обладает, если вспомнить «Пушкинскую речь» Достоевского, даром всемирной отзывчивости, всечеловечности. И мне, в отличие от Льва Аннинского, трудно сказать, какие народы вызывают у писателя больший интерес.
При этом подчеркну: Михальский не идеализирует национальные отношения в нашей стране и в мире вообще, не идеализирует те или иные народы. «Зрячая любовь» писателя позволяет ему видеть и точно характеризовать новые и старые болезни межнациональных отношений. Многие из этих болезней Михальский называет в эссе «К какому берегу плыть?» и диагностирует в своей эпопее и в повести «Адам – первый человек». Например, в эпопее, в центре которой судьба русской эмиграции, Михальский показывает амбивалентность отношения Франции и французов к России и к русским.
Как известно, в основе предвзято-негативного восприятия русских лежит многовековая европейская традиция, которую точно определил еще А. С. Пушкин: «Европа в отношении России всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна». И Вацлав Михальский на многочисленных фактах из истории XX века подтверждает живучесть этой традиции. Приведу некоторые примеры из романа.
1. В Париже в начале 30-х годов на многих публичных зданиях висели таблички: «Русским и собакам вход воспрещен».
2. По версии состоятельного господина из Парижа (который, как и десятки других эмигрантов, получил образование на деньги Мерзловской), вклад Марии Александровны в победу над фашистской Германией замалчивается союзниками, потому что она русская.
3. «В XX веке русским всегда не везло с любовью западных народов. В десятых и тридцатых их не любили за конкурентоспособность, в восьмидесятых за то, что они приезжали без денег, в девяностых – за то, что стали ездить с деньгами. И все эти годы Запад кичливо объяснял русским, как много нам дали, и помалкивал о том, как много у нас взяли. От русских жен до русских идей и в науке, и в искусстве, и в изобретательстве. Дали? Да, безусловно, и очень много, но ведь и взяли немало. В определенном смысле весь XX век Россия была донором Западной Европы и Северной Америки». Естественно, что Михальский остро реагирует на несправедливость, проявленную не только к русским, но и к любому народу. Так, за пять лет до нынешних событий на Украине писатель на примере русинов очень точно определил, куда движется эта страна. Тем, кто считает, что проблема русинов надумана, и тем, кто об этой проблеме не подозревает вообще, и не только им, думаю, полезно будет прочитать большую сноску в эпопее. Отрывок из нее я приведу: «Русины – древний народ, сейчас они компактно проживают в целом ряде стран, и везде (кроме Украины) факт их существования не только не ставится под сомнение, но правительства и народы тех стран, где они проживают, относятся к ним с почтением и финансово помогают восстановлению их культуры, например, русинский язык возведен в ранг одного из основополагающих учебных предметов в младших и средних классах школ Польши, Словакии, Венгрии, Сербии».
Вацлав Вацлавович, каковы, на Ваш взгляд, истоки национализма, русофобии в частности? И что может сделать писатель для того, чтобы уменьшить градус национальной ненависти сегодня?
ВАЦЛАВ МИХАЛЬСКИЙ. Истоки национализма всегда в борьбе за власть, деньги, амбиции. Я не скажу лучше, чем Лев Николаевич Толстой: «Тем, кто занят делом поддержания жизни, – простым труженикам, не до национальных распрей».
А от себя добавлю: тем, кто занят делом урывания от жизни своего неправедного куска, национальные распри просто необходимы, прямо по поговорке – «кому война, а кому мать родна».