Том 15. Простак и другие
Шрифт:
Фанни взорвалась. Она не могла вынести, когда оскорбляли ее профессиональную гордость.
— Прямо, четыре! Я работала с шестью булавами, и мне орали «браво». Сколько лет держался номер…
— Угу. И нет сцены между Нью-Йорком и Калифорнией, где не осталось бы вмятин от твоих булав. А в первых пяти рядах и сидеть никому не разрешали. Фанита, ха-ха!
— Да, Фанита! Я и сегодня так же хороша.
— Почти.
— Ладно-ладно, — небрежно отмахнулась Фанни. — Я была никуда не годной жонглершей, а ты великим агентом. Но и дом, и участок во Фрипорте купила я. Не говоря уж о моих сбережениях. Послушай,
— Потому что я не желаю. Ясно?
Фанни вздохнула. Случайный зритель ни за что бы не подумал, но она любит этого человека — тупоголового, с сигарой, шляпой «дерби» на макушке.
— Ладно, — смирилась она, — поступай, как знаешь. Давай, гони это шоу, и мы с тобой посмотрим, как оно станет историческим.
— Не волнуйся, станет, хотя ты и в насмешку говоришь. Подумай сама, какое шоу не станет сенсацией, если главную роль играет Мэрвин Поттер? Каждая женщина в Америке бросится на него смотреть.
— Если он не сожжет театр в первый вечер. От него только этого и жди. Я бы лучше управлялась с полной тележкой обезьян, чем с этим придурком. Сомневаюсь, что зрители станут платить даже за Мэрвина Поттера, когда разнесется слух об этой актрисе.
— Мисс Уиттекер прекрасно сыграет.
— Это ее так зовут? Кто она, собственно?
— Знаешь Джека МакКлюра?
— Она что, его мамочка?
— Золовка! Сестра его жены. А потому, уж, пожалуйста, не откалывай при Джеке этих своих шуточек.
Фанни серьезно кивнула.
— Так вот почему она в шоу.
— Нет, не потому. Она и сама по себе хороша.
— Ну да, если кому нравятся пышнотелые дамы былых времен. На репетиции я застала сцену, где она взбирается на яблоню в семейном саду. Деревья вам придется изготовлять из железобетона, — заключила Фанни и, сомневаясь, что ей удастся выдать заключительную реплику удачнее, одарила на прощание супруга ласковой улыбкой.
Несколько минут спустя в кабинет вошла девушка, при виде которой Простак, будь он тут, пошатнулся бы и с трудом удержал глаза в орбитах. Светловолосая, в шляпке, похожей на фруктовый салат. В ее голубых глазах, остановившихся на мистере Лемане, мерцало скрытое веселье. Для Эйлин Мур, его секретарши, хозяин был неистощимым источником развлечений.
Мистер Леман, крутанувшись на кресле, окинул девушку воинственным взглядом. Ничто в его манерах не намекало, что он находит в ней хоть тень девичьей привлекательности, сразившей наповал Простака на Мэдисон-авеню. Душа у него еще саднила от недавней стычки, и путеводная звезда жизни Фотерингей-Фиппса была всего лишь подвернувшейся во время под руку подчиненной, на которую можно выплеснуть накопившиеся эмоции.
— Эй, вы!
— Да, адмирал?
— Где это вы были?
— В кафе, адмирал.
— Не очень-то вы торопились обратно. И не смейте называть меня адмиралом. Вы что, думаете, я плачу за то, чтобы вы жевали день напролет?
— А вы мне вообще не платите. Вы мне уже за две недели задолжали. И знаете, — Эйлин чувствовала, что такие вещи надо душить на корню, — в контракте оговорен час на обед. Именно час я и отсутствовала, не больше, не меньше. Так что отстаньте, Саймон Легри, и выбросьте
свой кожаный кнут. Вам что, неизвестно, что Линкольн уже освободил рабов? Вы никогда газет не читаете?Леман заворчал. С Фанитой, Величайшей Жонглершей Мира, он еще мог надеяться, что иногда настоит на своем, но когда он пытался препираться с этой девушкой, то всегда остро ощущал комплекс неполноценности. Если бы он не задолжал ей двухнедельную зарплату, угрюмо подумал Леман, то давным-давно выкинул бы ее, потому что она, по его мнению, нахальна, как свежевылупившийся цыпленок.
— Ладно, — сдался он, — пишите письма.
Она написала с десяток писем, босс обожал их диктовать. Вскоре наступило затишье, и, как всегда в таких случаях, Эйлин разговорилась. Девушкой она была милой, дружелюбной, и ей хотелось, чтобы всем было весело. Она поискала возвышенную и занимательную тему. На минуточку призадумалась, не поболтать ли о новой шляпке, но решила, и вполне правильно, что этот предмет не увлечет аудиторию.
— Сегодня утром я видела на репетиции миссис Леман, — поделилась она, чувствуя, что это более острая тема.
— Да?
— Она такая забавная, правда?
— Прямо до колик, — угрюмо проговорил мистер Леман.
— А как зовут актрису, которая играет героиню?
— Глэдис Уиттекер.
— Глэдис Уиттекер, — задумчиво повторила секретарша. — У нее такой темперамент. Ведь миссис Леман даже с ней не разговаривала!
Ужасная мысль змеей вползла в голову Лемана: — То есть Фанни откалывала свои шуточки? — содрогнулся он.
— Она только спросила.
— О чем? Сколько эта Глэдис весит? В каком году родилась?
— Нет-нет. Хотя она и правда слишком пышна и старовата для своей роли.
— Я так не считаю.
— А миссис Леман считает. Мы смотрели ту сцену, где мисс Уиттекер залезает на яблоню, и миссис Леман спросила у режиссера: «Какой на ней будет костюм в этой сцене?» Режиссер ответил: «Голубенькие бриджи».
Леман тихонько застонал. Вот оно! Перст судьбы!
— «Голубенькие бриджи», — ответил режиссер. А миссис Леман и скажи: «Не забудьте, когда будет хохот, опустить занавес».
— К вам мисс Уиттекер, сэр, — объявил прыщавый юнец, появляясь в дверях.
— Вкати ее на инвалидном кресле, — распорядилась Эйлин.
Леман обрушился на секретаршу с необузданным жаром дикого зверя, угодившего лапой в капкан.
— Убирайтесь! Живо! — прогремел он. — И захватите с собой свои шуточки. С меня хватает миссис Леман, а тут еще и вы. — Он повернулся к юнцу. — Она ведет себя нормально?
— Да, сэр.
— Не плачет?
— Нет, сэр.
— А ножа при ней нет? — осведомилась Эйлин. Леман снова изобразил дикого зверя в капкане.
— Убирайтесь! Ступайте печатать письма!
— Да, масса Легри.
— Введи ее, — распорядился Леман и круто повернулся к помощнице. — Чего вы ждете?
— Хочу пропустить ее к столу, — отозвалась она. — Нам тут не разминуться.
Если у мистера Лемана и нашелся подходящий ответ, ему пришлось промолчать, потому что в этот момент юнец ввел мисс Уиттекер. Дойдя до своих дверей, Эйлин остановилась и обернулась.
— Да, сэр, голубенькие бриджи, — тихонько промолвила она.
И скрылась в комнатушке, прикрыв за собой дверь, а через минуту оттуда донесся слабый стук машинки.