Том 2. Повести

Владелец «Белки» даже цены снизил, но и это только повредило делу: он как бы признал тем самым преимущества «Черного Буйвола».

Перепробовал Коряк все средства. В том числе и отца Кулифинтё — столетнего монаха из Бешнё (с бородой, как утверждают летописи, ниже колен), который в трудный час своим мудрым советом выручал из беды не одного князя или графа. Старик сидел теперь в своем монастыре и жирел, как паук.

После долгих и бесплодных молитв, обращенных к господу богу, Коряк решил пожаловаться на свои беды отцу Кулифинтё и отправился в Бешнё.

Рассказав монаху про то, как, несмотря на все его усилия, разоряется «Белка», трактирщик воскликнул:

— О старче, посоветуй, что мне сделать, как мне уговорить людей ходить в мой трактир?

Столетний Кулифинтё, погладив свою на весь свет знаменитую бороду, отвечал:

— А ты и не уговаривай, сын мой! Кого тебе уговаривать? Пусть лучше ягненок с лошадью говорят. Понял? А больше я тебе ничего не скажу.

И действительно не сказал, хотя Коряк так и не понял: какую лошадь и что за ягненка он имел в виду. Ягнят, правда, он сразу трех отвез монаху за добрый совет, но о лошади у них не было уговору. Или, может быть, Кулифинтё дал понять, что надул трактирщика, как вислоухого мерина? Но и в этом случае в словах старика нет смысла: ведь барашков своих Коряк уже ему отдал, а с тем добром, что угодило монаху в руки, больше уже не поговоришь. Бедный Коряк всю дорогу ломал голову над хитроумным советом, пока наконец уже дома его не выручила мать, разгадав загадку:

— Эх, сынок. Это, должно быть, музыка! Ведь когда случается ягненку говорить с лошадью? Когда по струнам смычком водят!

Что ж, вполне возможно, что монах имел в виду именно музыку, потому что тетива смычка делается из конского волоса, а струны для скрипки из овечьих кишок. Можно попробовать. И молодой хозяин «Белки», не долго думая, принялся собирать оркестр, с тем чтобы каждый день после обеда в трактире играла музыка.

Но за эту новую затею горожане только на смех подняли Коряка: слушать музыку никто не шел, шестеро черномазых цыган играли пустым стенам трактира, восхищая искусством лишь сверчков, которые, кстати сказать, и сами скрипачи хоть куда.

Иной человек еще и испугался бы, заслышав посреди ночи музыку и заглянув в окно трактира: в большом пустом зале он увидел бы лишь шестерых цыган, которые, вспотев от усердия, сидят и пилят на своих скрипках. Некоторые, наиболее суеверные, при виде такого зрелища в страхе бросались наутек, и их потом долго еще мучили галлюцинации.

— В трактире «Белка» мертвецы на шабаш собираются. Шестеро цыган играют им, а они в белых саванах так отплясывают чардаш да палоташ *, что только кости гремят, — говорили они потом.

Разные страсти стали рассказывать в городе про трактир Коряка. Одни утверждали, что в нем по ночам собираются на балы покойники-аристократы. Среди танцующих видели, например, Ласло Хуняди, держащего собственную голову под мышкой, в паре с Марией Гара… * Затем другое привидение, подскочив к Хуняди, выхватило у него голову и целый час играло ею, будто мячом. Привидение это — душа покойного сербского князя Бранковича, которому на том свете было определено такое наказание за известное письмо *. Другие добавляли, что покойница Сапояи каждую ночь приезжала на этот бал верхом на козе. Но все это могут видеть лишь люди, родившиеся на святую Люцию в тот самый миг, когда начинает всходить вечерняя звезда. Остальным же приходится довольствоваться лицезрением шести музыкантов.

Частично под влиянием таких вот суеверных россказней о привидениях, частично по причине больших расходов Янош Коряк решил отказаться от своей последней попытки. Единственной пользой от нее было лишь то, что со скуки трактирщик и сам выучился играть на скрипке.

Итак, оркестр он распустил; в тот самый день, когда к нему явился Рошто со своими селищанками, он с самого обеда раздумывал над тем, где бы ему приискать себе какое-нибудь другое занятие, и изливал свою грусть и мрачные думы в печальной песне.

Коряк предоставил гостям лучшие номера гостиницы, накрыл стол и отправился, пока готовится обед, поболтать с матушкой на кухню. И вдруг слышит он в обеденном зале шум, топот. Выбегает в зал, думая, что это, может быть, его собака опрокинула что-нибудь, и что же? Боже милостивый, два придворных офицера стучат по столу перстнями-печатками и кричат: «Эй, хозяин! Хозяин!» А у самих шпоры звенят, сабли бряцают… Словом, музыка такая — век бы ее слушать!

— Чего изволите? — пролепетал испуганно бедный Коряк, думая, что сейчас они его прямиком в тюрьму потащат.

— Лучшего вина! Да смотри, чтобы мигом!

Принес трактирщик вина и в удивлении глаза протирать принялся: вместо двух бравых офицеров перед ним сидят уже восемь, не меньше. И тоже вина требуют. А те двое, что первыми пришли, начали Коряка расспрашивать:

— Правда, что здесь остановились селищенские красавицы?

— Не знаю я, право, откуда они будут, но три женщины и один пожилой господин при них в самом деле только что прибыли в гостиницу, — отвечал Коряк не без гордости.

— Очень красивые?

— Не успел я еще разглядеть их как следует, ваша милость.

— Ну и дурень же ты, Коряк! Это они самые и есть. Но где они сейчас-то? Что делают?

— Обедать собираются.

— Сюда придут обедать?

— Так точно, сюда, — показал трактирщик на накрытый стол, где в расписанном пеликанами кувшине красовались три пиона.

Нет, не дурень Коряк! Знает он, что к чему.

Пока он вел этот разговор с офицерами, дверь «Белки» не успевала закрываться, то и дело поскрипывая в петлях: в трактир беспрерывным потоком валил народ. Сначала пришли большими компаниями знатные господа, затем горожане, за ними множество озорных весельчаков-пажей, старых франтов, толстых, с двойными подбородками, мещан из Табана *, среди них многие завсегдатаи «Черного Буйвола». Что за чудо Господне?!

Трактирщик Коряк даже слегка струхнул. Что произошло вдруг с его трактиром? Это уж не от бога, а от нечистой силы. Да разорвись он хоть на десять частей, не успеть ему подавать гостям вино. А тут еще каждый посетитель хочет непременно с самим хозяином поговорить. С десяти мест сразу слышится:

— Коряк, на два слова!

— Эй, хозяин, на минутку!

— Оглох, что ли, хозяин?

И все, как один, спрашивают об остановившихся в гостинице приезжих красавицах: шепотом, с жадным любопытством, явным нетерпением. Ага! Теперь уж и Коряк стал наконец догадываться: красавицы крестьяночки — вот кто виновник такого наплыва посетителей.

— Иду, иду! — кричал он, появляясь то здесь, то там; взмокший от пота, летал он в погреб и обратно, громыхая сапогами по лестницам. На обслуживание гостей он поставил старого слугу, другого послал на улицу Горшечников, за своим старшим братом-мясником: чтобы тот со всеми домочадцами немедленно спешил к нему на помощь, потому что гости буквально осаждают «Белку».

К моменту, когда селищанки явились обедать, трактир был так забит посетителями, что старая тетушка Коряк, разнося гостям блюда с великолепными, только что приготовленными кушаньями, которые источали аппетитные запахи, едва могла протиснуться между столами.