Том 20. Дом шалунов

– Но я тоже хочу разводить костер! – вспыхнул Алек.

– Ах, что ты! Что ты! – закричал подоспевший Павлик. – Ты все забываешь, что ты не простой мальчик-пансионер. Ведь ты царь, или по крайней мере царевич, кавказский царевич. Мыслимое ли дело, чтобы цари или царевичи разводили костры и носили сучья? Что скажут твои подданные? Посуди сам.

– Но это весело! – протестовал Алек.

– Все же для царевича неподходящее занятие! – вставил свое замечание Вова Баринов.

– Нет, нет, тебе нельзя этим заниматься, – произнес Миля Своин. – Ты будешь только сидеть и смотреть. Мы тебе, Алек, сейчас устроим трон из мха.

И Миля тут же принялся за работу.

– Сядь здесь, в тени! Тут не печет солнце! – предложил Дима Вартов, стремительно расчищая Алеку путь.

– Да, да, посадите в тени нашего драгоценного царя! – раздалось десять голосов, и двое мальчиков, Бобка и Котя, подхватили под руки Алека и усадили его на мох.

Остальные с веселым хохотом и криками принялись таскать сучья для костра. Алек с завистью смотрел на общее веселье. Здесь под деревом одному ему было скучно и неудобно. Комары досаждали нестерпимо, муравьи ползали по рукам и ногам, кусая больнее комаров; искусанные руки «царя» покрылись красными пятнами. Мальчики между тем сложили хворост в кучу и зажгли его. Костер запылал. Шалуны сняли сапоги и стали прыгать через пламя. Этого зрелища Алек равнодушно выдержать уже не мог. Он быстро разулся, отшвырнул сапоги и носки в сторону и в две минуты уже был около костра.

– О, Господи! Царь – и вдруг без сапог! Алек, ты простудишь свои драгоценные царские ножки! – почти в ужасе закричал, подскакивая к Алеку, Бобка Ящуйко.

Бац! Этого Бобка уж никак не ожидал. «Царь» дал ему порядочного таки шлепка. Глаза Алека горели. Бобка Ящуйко рассвирепел, в свою очередь поднял руку, чтобы дать Алеку сдачи, но рука внезапно опустилась, и он произнес, почтительно наклоняя голову:

– Так как ты, Алек, царь, то я, конечно, не имею права с тобой драться и мирно покоряюсь.

Алек, который рассердился еще больше за то, что Бобка не отдал ему удара, что считалось уже совсем позорным у рыцарей, сердито воскликнул:

– Прочь с дороги и пусти меня к костру, говорю я тебе!

Бобка покорно стушевался. Но тут между Алеком и костром выросла целая стена других мальчуганов.

– Нельзя! Ведь ты царь!

– Это опасно для царского здоровья!

– Бей нас всех, но к костру мы тебя не пустим!

– Мы проводим тебя опять на трон!

– Что-о-о! На трон! Ни за что на свете! – закричал Алек так громко, что Авдотья, хлопотавшая возле чая, от неожиданности и перепуга чуть не упала прямо на кипящий самовар.

– Не пойду на трон, потому что не хочу больше быть царем! Пусть этот лес будет свидетелем, что с этого дня Алек Хорвадзе не царь больше, а простой, совсем простой Алек. У меня нет больше царства, около Кутаиса нет дворца, нет баранов, ничего нет! Слышите, ничего нет, говорю я вам!.. Если все маленькие цари так несчастны, что не могут бегать, играть, не могут подраться в свое удовольствие, так где же тут счастье?! Не хочу и я быть царем! И первого, кто меня назовет еще раз царем или царевичем, я вздую так, что он долго будет помнить… А теперь место мне! Дайте отвести душу и попрыгать как следует! А то того и гляди – погаснет пламя…

И проговорив все это, Алек отошел немного, громко «ухнул», и в один миг, смеющийся и веселый, перескочил костер. Павлик Стоянов вскочил на ближайший пень и, как настоящий поэт, прочитал стихотворение, сочиненное им в честь Алека:

Муха Алю укусила,Вздумал Алек быть царем,Только во сто раз быть лучшеМальчуганом-шалуном!

– Ура! Да здравствует наш Алек! – заключил с веселым хохотом маленький проказник.

Глава XLV Совсем диковинная рыба

– Тс! Тс! Тише вы, тише! Чего вы расшумелись! Хохочут и не подозревают, что около них происходит! Вот глупые мальчуганы!

Витик Зон с многозначительным видом появился среди рыцарей. Щеки Витика горели румянцем, голубые глаза лукаво искрились. По всему виду мальчика было заметно, что шалун снова готов выкинуть одну из своих удивительных «штучек».

Мальчики в один миг окружили его.

– Что такое? Что ты еще выдумал? Что такое около нас происходит? – тормошили они Витика со всех сторон.

– Тс! Тс! Тс! – погрозил он им пальцем с самым таинственным видом. – Во-первых, Кар-Кар удит рыбу…

Мальчики расхохотались.

– Ты нас морочишь, Витик! – зашумели они. – Что за важность, подумаешь, что Кар-Кар удит рыбу!

– Во-вторых, он… уснул! – нисколько не обращая на них внимания, продолжал Витик.

– Ну и что же?

– В-третьих, рыба клюет… – торжествующе заключил Витик.

– А! О! А! Ага! Угу! Вот так штука! – вырвалось разом на разные голоса из уст двадцати мальчуганов.

– Уснул, а рыба клюет? Вот это совсем особого рода дело! Надо бежать его будить! – зашумели шалуны.

И Алек Хорвадзе первый козликом запрыгал по направлению к берегу. За ним побежали и остальные. Павлик Стоянов преблагополучно встал на голову и прошелся на руках впереди всей маленькой толпы, к общему удовольствию шалунов.

Вот и берег. На берегу сидит Кар-Кар. Его шляпа сдвинулась на затылок. Удочка зажата в правой руке. Левая рука покоится на груди. Он спит так сладко и крепко под легкий шум озера, как, наверное, не спал никогда в собственной постели.

Громкий храп его разносится далеко по лесу. Очки сползли на самый кончик носа, и поэтому лицо у Карла Карловича такое, точно он чему-то удивлен.

В один миг мальчики окружают его.

– Карл-Карлович, смотрите, ваша шляпа упадет в воду! – кричит Витик в самое ухо немца.

– Карл Карлович, ваши очки скоро собирается утащить щука! – задыхаясь от смеха, вторит ему Павлуша.

– Карл Карлович, у вас рыба клюет! – визжит Бобка Ящуйко самым отчаянным образом.

Карл Карлович открывает заспанные глаза и бессмысленно минуту-другую смотрит на шалунов, потом быстро поднимает руку к голове. Слава Богу – шляпа на голове. Щупает нос. И очки на месте. Тогда он строго грозит пальцем маленьким проказникам.

– Рыба же! Вам говорят: рыба клюет! – вопит Арся Иванов на всю окрестность, точно на поверхности озера появилась настоящая акула.

Тогда Карл Карлович точно оживает. Сна как не бывало. Действительно, рыба клюет и давно дергает удочку. Со счастливым, радостным лицом Карл Карлович осторожно поднимает удилище от воды… И…

О! Как тяжело! Рыба, очевидно, попалась не из мелких. Удочка гнется. Карл Карлович торжествует. Все в нем сияет: и красное, лоснящееся лицо, и нос с очками, и парик с дырочкой.