Том 3. Книга 1. Поэмы. Поэмы-сказки

* * *

Вал горбовой, верблюжий, Дых огневой, угарный. Сидит Егор на службе Верхом, а волк — на парне. Так Троицей святой и прут: Солдат-крылат, Егор и плут, Среди волны багровой — Уродом трехголовым. Сидит Егор — и сам не рад: Что за солдат такой крылат? Что за река ведьмиста? Что за вода пениста? А волк-то вторит шепотком: «Добро б с хвостом, — а то с крылом! А где таки берутся? Что за страна нерусска?» Все круче вал, все пуще вой, Уж полдороги за спиной. Вдруг как взревут, зав'oпят: — «Нe доверяй! Потопит!» Молчит Егор, не дует в ус, Надвинул на глаза картуз. (Эх, завралась, бесовка! Еще и нет — усов-то!) Как сквозь войну-идут-сквозь строй, Уж полпути прошли с верстой, Вновь рев тысячеустый: «Остерегись! Упустит! Не по волнам шагаешь, — стой!» Сорокоустовой тоской Вся хлябь взмелась, не валом Вал — пропадом-провалом! А путь-то — в те поры — свершен. Уж до земли — аршин с вершком. Вдруг крик такой унылый: — Оборотись! Поми — и — луй! Пилами пилют! Вилами колют! Иглами очи Выколоть хочут! Как обернется простота! Чуть-што башки не сшиб с винта! Картуз с башки, черт-дьявол — с уст, Сам в воду, добывать картуз! Тут бы и шах ему и мат, Каб не солдат-таков-крылат Без всякого усилья Не подхватил на крылья. А тот, картуз [кулак] прижав к груди: «Куда сказал — туда веди! Нет для меня величья, Коль кто на помощь кличет». Ворчит солдат: «Ишь, лоботряс! Все три статьи нарушил враз! Взглянь за твою за жалость, Что с картузом-то сталось!» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Как позолоченный картуз! Блеск-пыл-жар-вар неистов! Вот так вода огниста! Тут по плечу его капрал: «Ну . . . . ., — речет, — не врал! Кем звался — тот и есть ты, Из дела вышел с честью. Кто на призыв молчит: спаси! — Тот к нам не со Святой Руси, Кто черта не шумнет спроста — На той на шее нет креста. Так, стало, русский ты кругом — Коль н'a смерть прешь за картузом! Идем, сок'oл мой кроткий, В еройскую слободку!»

1921

Соколиная слободка [89]

Шагнул Егор. В лицо заря Разит — пожар малиновый. Обетов'aнная земля — Слободка соколиная! Мечи куют, Венцы куют, А то и калачи жуют, А то — страна-то pyccкa! — На кулаки дерутся. — Ковалики-ковали, Работнички горячи, Широкие грудочки, Чего больно трудитесь? — Мечи куем воинству Русскому, львят нонешних, Правнукам, — зла туча-то! — Венцы куем мужеству. — Дозволь разок! — Изволь, сынок! — Берет резов Пудовый млат. Удар в удар — Терпи, горяча! Сковал удал Четыре луча — Да как схватит сваво ребеночка Из-под млата да на ладоночку! Да дуть, да дуть Из всех из щек. — Хорош, гудут, Крестам кресток. — Хорош кресток, Ему все враз. Чудён — чуток. С польцой, быть? — Ась? Застыдился, дитя великое, Сам не знает, чего и выковал. Пошел хвален В обгляд, в обмер. — Куды чуден! Каких-от-вер? Вместо Сына-то Богородична — С лысениночкой посередочке! Бородой, ворчат, Николиной — Отродясь таких не ковывали! Не обманешь глазка нашего — Отродясь таких не нашивали. Один: морской! Другой: нет, стой! Да ты с трусцой, Орут, с польцой? Не посланец ли, блать ты пинская, Царя польского, попа римского? Затосковал, Проста душа! Не я ковал — Рука пошла! Чай одной, сокола, семеечки! — А престол (сокола) имеется? Кажи закон! Твори поклон! — В лесах крещен, В водах крещен… То ли Савлова, то ли Павлова — Отвяжитеся, черти-дьяволы! Громка глотка, Плоха шутка. Один: Вот как? Другой: ну-тко? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Пропал Ёрка! . . . . . . . . . . . . Так бы малого и застукали, Каб не спутник ему заступою. Сокола уд'aлые! Молота нержавые! Не могите малого — Его дело правое! У конца надвышнего — <Небось> своя линия. Не могите пришлого: Его дело иное. Зародил Бог ёлочку — Всотером не свалите! Вы на него с молотом — А он с наковаленкой! Горячи в нем соки-то, На обиду скоренький! Вы на него с попиком, А он — с колоколенкой! С дубком — он с дубравою! С катком — а он с прачешной! Кресток не по нраву вам? Часок поартачитесь. То ж с злаком, то т с ягодой, Смекай, орлы-лебеди! Не тем плох, что пагубен, А тем плох, что невидаль. Глазурь пообсохла ли? Глаза ль приспособились? Так не плюйте ж, соколы, Без стыда, без совести. — Без ума-без разума На денек сей нынешний: Чай, сама сыра-земля Началась с новиночки! Концы <будто> равно-краткие? Посередке место гладкое? Сроки должные исполнятся, Место мастером заполнится. . . . . . . . . . . . . . . . По его, Егорья, образу. И пойдет сия новиночка Под его, Егорья, имечком Светлить груди приосанены Всему войску православному — Степным в Туле, морским в Гатчине, Новобранщине — солдатчине, Эполетщине — бобёрщине, Всей пехотщине, поморщине, <Хлеборобщине, военщине, Что с армейской долей венчаны> Пока Русь царям — лбом стукает. А цена честну кресту тому — Крупна ставка, страшна денежка — <Без заслуги> — не наденете. Ничем, Русь страна Иванова, Окромя как только раною Честн'oй, грудкой раззадоренной, Не добыть креста Егориева. . . . . . . . .что лохмами Башка, ладонь жёсткая — Вспомянуть неплохо бы, Орлы, Христа-Господа: Босиком пожаловал, Босяки поверили. Возлюбите малого — Его дело велие. Все леса вывешнивать Лозняком да вербою. Отпустить сердешного, Отпустить усердного — На четыре стороны Ибо на Руси у нас Престол — дело скорое.

89

<Соколиная слободка> начата 23-го января, кончена начерно 1-го марта 1928 г. Медон

* * *

Пекарики-пекаря, Миндалинки-сахара, Бумажные цветики, Чего, братцы, лепите? Аль заспал ясн'o-красн'o — Март — девятое число? Для . . . . .правнуков Запасаем жаворонков! Как трясти . . . . .мешки Одна м'yка без муки: О крюки задумаются, А мы им — с изюминкою! — Изволь, знаком! — Берет рез'oв Густ-теста ком, А волчок ему в бок как в’пьется! — Не хочу тваво хлебопекства! Бокам припек, Костям изъян. Берет в роток Синь-шерсти штан: — С таковым пекачом страх-трепет! Бог те знает чего и слепишь! Кустарики-кустари, . . . . . . . .штукари, Курчавые стружечки, Кому, братцы, служите? — Как пожжет Москва домки — Во всем царстве ни доски! Временам тем пасынковым Запасаем пасочницы. Хошь пуст алтарь, А все а воскрес: — Дозволь, кустарь! — Бери, вострец. А волчок на него с забранкой: — Не балуй, говорю, рубанком! На то кустарь, Чтоб впредь, как встарь. В башке пошарь — А есть в ней царь? От двух рук таковых искусства — Схоронись, говорю, под кустик! Оконцы ясные, Перильцы — красные, Столбочки пряменьки, В два света храминка — Кому дом таков казист? — Без гробов, указ, возить. Хороши и голенькие! А мы им — дубовенькие. Все одно-погудка-гнет, Чего тёс переводить? Ни щепы, ни стружечки вам — А мы им — со служебками. — Дозволь, отец! — Изволь, сынок! Берет вострец, А волк с’под ног: Высок'o, соколок, занесся! Кому стройка, а кому сноска! Хошь волк-я-зверь, В'eсь век свой пеш — Сперва отмерь, Потом отрежь, — Размахнись по сваму медведству — Ан и выйдет лад'oнно место! Ужо, Егор, и нас с тобой Возьмут, — кровцы прикапливай. Глядит Егор: печь красная. — Топи, топи, подтапливай! Вокруг печи — треск-искриё, Внутри печи — шум-Ладога. Глядит Егор: куды страшно! — Топи, топи, подтапливай! Ей . . . . ., дуб — прутиком, Не то что дом — слон вместится! Вокруг печи — люд крутится, Внутри печи — сплав бесится. — Нет, жидок так, а эдак — густ! Эх, три беды раз в три года! Хоть взвод те в пасть — все глот твой пуст! — Топи, топи, подтапливай! Да што дубы! Да што пуды! . . . . . . . .пасть шире лишь. Еще руды! еще нуды! — Топи-топи — подшвыривай! Рудянку, крупку да с горшком Сотрет! Свяжись с нищухою! Востр'o-железным посошком — Стоит мужик — сплав щупает. . . . . . . . .чтоб первый сорт Звони! Доспевай, …… -варево! Нет, мягок так, а эдак… — Черт! Топи-топи-подваливай! Все не таков, все не таков… Нет тебе адовых котлов, Плавильщики-литейщики! Кровного поту котелок — Обед, навар — мозг с костью. — Из того сплаву, соколок? Колокола московские! Как зарвется Москва-мать, Как начнут переливать — Не дошел и Тушинский — Колокола на пушечки. Протрезвись, простой народ! Стань, колокол, пулемет! Пали в веру греческую! А мы . . . . .— вдесятеро! Как пойдет своих сынов Нагишом в собачий ров Валить: нужда комнатная! А мы сверху: вспомнится вам! Обойдется Москва-мать, Да уж негде . . . . .взять. Мастерства заливчатого, — А мы вдруг — малиновками! — Велик, знать, Бог! — И сын с ним, Дух. Стоит дубов, Вдруг чтой-то — бух! В саму гущу-то, в саму жижу — Не то груша, не то булыжник? Молчит артель, Язык отсох. Аль сон-на-хмель? Вдруг ктой-то: ох, Братцы! Влас-Митрофан-да с Савкой! Пропал благовест! пропал сплав-то! Ох, пот-наш-труд! Ох, звон-наш-сплав! Типун-те-лют! На глаз твой прав! Да нацелившися, да вс'e враз: — Типун, дурень, тебе на лев глаз! Тут чаще пуль В него артель: — Ох ты, сосуль — Орут-капель! Кто ж эт’в . . . . .слезу ронит! Самовар ты аль рукомойник? О . . . . .— наш-цех! Товар-наш-брак! Добро б с opеx, А то — с кулак! Ох ты дуб-дубрецкий-балка! А дурище-то: «Мо — оскву жа — aлкo!» — Врешь, каланча, Мочить не смей! Слеза, моча — Одна мокредь. Видно, мать-то твоя волчица! . . . . . .— в котел мочиться! Ох ты нахал, Орут, негож. Ревун напал — Да где ж, да кто ж — В самы сливки-то, в самы пенки! — Ну и стал бы себе у стенки. Хорош мужик! Где встал, там льет! Ай хряк? ай бык? Да скот и тот — Чтобы место свое впредь ведал — Самого тебя — слезе следом! Глубок котел, Сажен, быть, сто. Молчит осел. А волк — волк што? Ничего себе носик черный. Только шерсть у него кверх корнем. И в переруб — Умен — нишкни! — «Он, может — дуб, А вы так пни! Да в такой-то слезе — врать буду? — Серебра почитай с три пуда. А ну к’ старшой, Взгляни в горшок, Каков настой? Каков борщок?» Что ж эт’, родные? что и эт’ с сплавом? А с сплавом — то, а с сплавом — так: Чистое с'eребро черп'aк Несет — затрясся черпачок — Чистое серебро течет. Остолбенел: Столбняк — народ Кто — мак, кто — мел, А кого — в пот. А волчище-то, хвосток трелью: — Ну а и при ём подмастерье! И весь урон-то ваш-изъян, Что будет звон ваш серебрян, Один: мать честна! другой: сон чист! Под образа б Тебя, слона! Ну и слеза, Орут, жирна! А волчок, аблакат занозист: — Поглядел бы на наш колодец! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Вдруг ктой-то: . . . . . Да в ножки: бух! Вались, родные, на всех хватит! Да все разом вдруг: про — ости, братец! Что енерал на площади . . . . .— а кругом бухают, Проломанный картуз к груди, Стоит Егор, звон слухает.

1928

Несбывшаяся поэма

Будущее — неуживчиво! Где мотор, везущий — в бывшее? В склад, не рвущихся из неводов Правд — заведомо-заведомых. В дом, где выстроившись в ряд, Вещи, наконец, стоят. Ни секунды! Гоним и гоним! А покой — знаешь каков? В этом доме — кресла как кони! Только б сбрасывать седоков! А седок — знаешь при чем? Локотник, сбросивши локоть — Сам на нас — острым локтем! Не сойдешь — сброшу и тресну: Седоку конь не кунак. В'oт о чем думает кресло, Напружив львиный кулак. Брали — дном, брали — нажимом — Деды, вы ж — вес не таков! Вот о чем стонут пружины — Под нулем золотников Наших… Скрип: Наша неделя! …Треск: В наши дни — много тяж'eле Усидеть, чем устоять. Мебелям — новое солнце Занялось! Век не таков! Не пора ль волосом конским Пробивать кожу и штоф? Штоф — истлел, кожа — истлела, Волос — жив, кончен нажим! (Конь и трон — знамое дело: Не на нем — значит под ним!) Кто из вас, деды и дяди, В оны дни, в кресла садясь, Страшный сон видел о стаде Кресел, рвущихся из-под нас, Внуков? Штоф, думали, кожа? Что бы ни — думали зря! Наши вещи стали похожи На солдат в дни Октября! Неисправимейшая из трещин! После России не верю в вещи: Помню, голову заваля, Догоравшие мебеля — Эту — прорву и эту — уйму! После России не верю в дюймы. Взмахом в пещь — Развеществлялась вещь. Не защищенная прежним лаком, Каждая вещь становилась знаком слов. Первый пожар — чехлов. Не уплотненная в прежнем, кислом, Каждая вещь становилась смыслом. Каждый брусок ларя Дубом шумел горя — И соловьи заливались в ветках! После России не верю в предков. В час, как корабль дал крен — Что ж не сошли со стен, Р'yшащихся? Половицей треснув, Не прошагали, не сели в кресла, Взглядом: мое! не тронь! Заледеня огонь. Не вещи горели, А старые дни. Страна, где всё ели, Страна, где всё жгли. Хмелекудрый столяр и резчик! Славно — ладил, а лучше — жег! По тому, как сгорали вещи, Было ясно: сгорали — в срок! Сделки не было: жгущий — жгомый — Ставка 'oчная: нас — и нар. Кирпичом своего же дома Человек упадал в пожар. Те, что швыряли в печь — Те говорили: жечь! Вещь, раскалясь как медь, Знала одно: гореть! Чт'o не алмаз на огне — то шлак. После России не верю в лак. Не нафталин в узелке, а соль: После России не верю в моль: Вся сгорела! Пожар — малиной Лил — и Ладогой разлился! Был в России пожар — молиный: Моль горела. Сгорела — вся.

* * *

Тоска называлась: ТАМ. Мы ехали по верхам Чужим: не грешу: Бог жив, Чужой! по верхам чужих Деревьев, с остатком зим Чужих. По верхам — чужим. Кто — мы? Потонул в медв'eдях Тот край, потонул в полозьях. Кто — мы? Не из тех, что ездят — Вот — мы! а из тех, что возят: Возницы. В раненьях жгучих В грязь вбитые за везучесть. Везло! Через Дон — так голым Льдом! Брат — так всегда патроном Последним. Привар — нес'oлон, Хлеб — вышел. Уж так везло нам! Всю Русь в наведенных дулах Несли на плечах сутулых. Не вывезли! Пешим дралом — В ночь — выхаркнуты народом! Кто — мы? Да по всем вокзалам… Кто — мы? Да по всем заводам… По всем гнойникам гаремным, — Мы, вставшие за деревню, За дерево… С шестерней как с бабой сладившие, Это мы — белоподкладочники? С Моховой князья, да с Бронной-то, Мы-то — золотопогонники? Гробокопы, клополовы — Подошло! подошло! Это мы пустили слово: — Хорошо! хорошо! Судомои, крысотравы, Дом — верша, гром — глуша, Это мы пустили славу: — Хороша! Хороша — Русь. Маляры-то в поднебесьице — Это мы-то — с жиру бесимся? Баррикады в Пятом строили — Мы, ребятами. — История. Баррикады, а нынче — троны, Но всё тот же мозольный лоск! И сейчас уже Шарантоны Не вмещают российских тоск. Мрем от них. Под шинелью рваной — Мрем, наган наставляя в бред. Перестраивайте Бедламы! Все малы — для российских бед! Бредит шпорой костыль. — Острите! — Пулеметом — пустой обшлаг. В сердце, явственном после вскрытья, Ледяного похода знак. Всеми пытками не исторгли! И да будет известно — там: Доктора узнают нас в морге По не в меру большим сердцам!

* * *

У весны — ни зерна, ни солоду, Ни ржаных, ни иных кулей. Добровольчество тоже голое: Чт'o, весна или мы — голей? У весны — запрягать, так лешего! — Ничего кроме места ввысь! Добровольчество тоже пешее: Чт'o, весна или мы — дрались? Возвращаться в весну — что в Армию Возвращаться, в лесок — что в полк. Доброй воли весна ударная, Это ты пулеметный щелк По кустам завела, по отмелям… Ну, а вздрогнет в ночи малыш — Соловьями как пулеметами Это ты по …… палишь. Возвращаться в весну — что в Армию Возвращаться: здор'oво, взвод! Доброй воли весна ударная Возвращается каждый год. Добровольцы единой Армии Мы: дроздовец, вандеец, грек — Доброй воли весна ударная Возвращается каждый век! Но первый магнит — До жильного мленья! — Березки: на них Нашивки ранений. Березовый крап: Смоль с мелом, в две краски — Не роща, а штаб Наш в Новочеркасске. Черным п'o белу — нету яркости! Белым п'o черну — ярче слез! Громкий голос: Здор'oво, марковцы! (Всего-н'aвсего ряд берез…)

Апрель — май 1926

Певица

1

Лопушиный, ромашный Дом — так мало домашний! С тем особенным взглядом Душ — тяжелого весу. Дом, что к городу — задом Встал, а п'eредом — к лесу. По-медвежьи — радушен, По-оленьи — рогат. Из которого души Во все очи глядят — Во все окна! С фронтона — Вплоть до вросшего в глину — Чт'o окно — то икона, Чт'o лицо — то руина И арена… За старым Мне и жизнь и жилье Заменившим каштаном — Есть окно и мое. А рубахи! Как взмахи Рук — над жизнью разбитой! О, прорехи! Рубахи! Точно стенопись битвы! Бой за су — ще — ство — ванье. Так и ночью и днем Всех рубах рукавами С смертью борется дом. Не рассевшийся сиднем, И не пахнущий сдобным. За который не стыдно Перед злым и бездомным: Не стыдятся же башен Птицы — ночь переспав. Дом, который не страшен В час народных расправ! В этом доме, ведомом К . . . . .из pyк, В этом призраке дома — Жили бабка и внук. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

2

И так как речь — о русских, То будет быль — проста. Внук был, конечно — грузчик, А бабка, бабка — «ста Лет — как дождусь — так кончу Шить…» (жить не подскажи!) У ней на счастье слончик Стоит, глаза — свежи И живы, руки — спросу Ждут, всё-то ей — добро! У той старушки — косы Живое серебро! А щеки — и с морозу Таких не наживу! Внук приходил с извозу. Сажала бабка розу — В саду — и на канву. Но всё ж — не будем проще, Чем жизнь — имущим зрак. Внук был, понятно — возчик, Но непонятно — как, Им будучи, сверх м'oчи Трудясь за хлебный грош — Был тот чернорабочий Собой — как день хорош! Хребтом — как тополь — статен, Зрачком — как цвет — лучист, Платком — как франт — опрятен, Лицом — как месяц — чист, Ну, просто — жить приятней, В калитке повстречав. И вовсе непонятно: К'aк этот лебедь — шкаф Несет?

3

Сидели — парой, Кот разводил муры. Сидели, ждали — пара, А чайник ждал — поры Своей. Почти что смеркся День. Кот сидел, как гость. Вдруг — потолок разверзся И хлынул в келью — дождь Нот! За пиджак! за кофту! Так грянул, так хватил, Что разом и спиртовку, И душу затопил! На ангельские звуки — Чт'o сделала чета? Сложила бабка руки, Внук приоткрыл уста… И в яме той, в квартире Посмертной — с дна реки — Воздвигнуто четыре Молитвенных руки — Как с пальмами. В предзнаньи Неотвратимых мук, С пасхальными глазами Сидели: бабка, внук — Покамест лба и лица Не поглотила тень. То верхняя жилица В дом въехавшая в день Тот… И стало у них как в церкви В Светлый праздник, в речной разлив. Стала бегать старуха к верхней, Внуку — слова не проронив. — Не наскучу и не нарушу, Только рученьку Вам пожму! Пойте, пойте! Ласкайте душу Внуку бедному моему. В нашей жизни — совсем уж дикой — Вы — родник для него, магнит. Как с извозу придет — так лику Не умыв — в потолок глядит! Да, великое Ваше дело! За высокое Ваше l`a — В ножки кланяюсь старым телом. Молода была — тоже пела, И — сама молода была!

4

Не ветхой лестницей, где сер'o От дыма и пахнет ближним — На крыльях голоса своего Спустилась верхняя — к нижним. В сие смешение пустыря Со складом, костра — с затоном, На круглом облаке ниспаря, Как феи во время 'oно. С той разницей, что у фей — из рук Алмазы, для глаз — соблазны. — «Мой внук любезный, — а это — друг Заглазный: наш звук алмазный!» Я знаю: вида читатель ждет. Читатель, прости за смелость! Условившись, что и нос и рот, Все, все у нее имелось — Не хуже нашего, это «все» Смахнем, как с подушки волос. Зачем певицыно нам лицо, Раз вся она — только голос: Невидимость! Раз видней всего Нам небо — сквозь слезы градом! От этого ль иль еще чего — Но так и не поднял взгляда От — и не 'oтпитой чашки — внук Вчерашний, жених навечный. Как дева в зеркало, в чайный круг Глядится, как в пруд зловещий Глядится лебедь, и в нем гроза Читает (Немногим легче порой — глаза На гостя поднять — чем руку! И многим легче, конечно — шкаф Дубовый!) Сухих ли, влажных — Но глаз не поднял и, не подняв, Звезд не показал — алмазных.

5

Ветки тише, птицы тише, Тише снежного куста. Так стучат, чтоб не услышал Тот, к кому стучишься (— тa!). Капли, падающей с крыши, Быть услышанной — испуг. Так стучат, чтоб не услышан Был в сем стуке — сердца стук. Врач — в ключицу, Грач — в крупицу, Страх — стучится, Страсть — стучится… Стук, дыханья осторожней. — Дома? — Дома. — Можно? — Можно. Торс, виденья неподвижней. — Это — я: сосед Ваш нижний. К Вам от бабушки. — Гвоздики Жгут — как светоч вознеся: — Ну, и тьма ж у вас! — Входите. Лампы нет, а свечка — вся. Первая пройду. Вы — следом.— И наследным, деда — дедом Вытянутым коридором, Точно бредом, точно — бором, Точно — бродом, точно — Рода Сводчатым кровопроводом, Несомненнее, чем глотом Собственным, без оборота, Без возврата, тьмы — агатом И базальтом — и гранитом… В рот — монету Взяв — за вход подземный — плату — Душ подземным водоемом За Вожатою — ведомый. Ну, а дальше? То ли дернул Гвоздь за шалевый лохмот, То ли просто коридорным Ходом оказался грот — Словом — стали: Он — из стали Вылитый, она — но шали Кроме, да лезгинской тальи… Поздно встали — всё проспали! Не застали ничего! (Если ж, позже, дочь — его Именем — ее звалася — Это только в память часа Полного (Так помнит насыпь — Розами.) Никак не мяса — Белого — иль смуглого!) Губы — мела суше. Грушей Спелой — пение лилось. Пела — слушал. Тело — душу Слушало — и слушалось.